– Пойди, Василь-Иваныч, соберись, – сказала Марь-Степанна. – Я за тобой зайду. А вы, товарищи, спуститесь сейчас со мной к заведующей, я дам вам инструкции, и все оформим.
– Ну что, выбрали? – доброжелательно спросила заведующая.
– Василь-Иваныча взяли, – рапортовала Марь-Степанна.
– Ну, я очень рада. Давно ему пора, а то берут всё кто помоложе… Значит, Марь-Степанна, сходите за личным делом, а я пока проинструктирую в общем плане.
Марь-Степанна вышла.
– Ну, вы знаете, конечно, – начала заведующая, – что никакого алкоголя, никакого курения, пища строго по распорядку. Никаких жиров, у большинства подопечных плохо с печенью (Анька нервно хихикнула, заметив созвучие подопечных и печени). Подвижные игры, это и девочке хорошо, а то, я вижу, немножко астения… Одного свободно можно отпускать в магазин, если в нем спиртное не продается. Хотя этот подопечный очень дисциплинированный, и вряд ли он сам купит. Только если угостят… Обязательно прогуливать раз в день, это и девочке хорошо. Железа побольше, хлебушка черного, девочке тоже хорошо… – Анька в ужасе загадала, что, если девочке будет хорошо еще хоть что-нибудь из рекомендованного Василию Ивановичу, значит, у нее точно синдром Василенко, – но, по счастью, на этом заведующая прервала инструктаж, поскольку вошла Марь-Степанна с личным делом.
– Вот, можете посмотреть, – она открыла папку перед отцом, сразу поняв, кто в семье главный. Отец попытался пролистать дело, но все страницы, кроме первой, были тщательно заклеены.
– Там служебная информация, извините, – улыбнулась Марь-Степанна. – Это только для персонала.
– Что-нибудь важное? – забеспокоилась мать.
– Нет, не волнуйтесь, – мягко произнесла заведующая. – Там история… ну, после нашей терапии он почти не помнит весь этот ужас. Как дошел до жизни такой, как бродяжил, как подобрали… Мы эту информацию стараемся стирать, и напоминать ни к чему. Наш распределитель гарантирует здоровье подопечного и полную безопасность его проживания в семье. Он не нападет, не обидит девочку – не надо только его много расспрашивать про прежнюю жизнь. Она была, сами понимаете, не очень веселая… Ты же тоже не любишь вспоминать, как двойку получила?
– Я двоек не получаю, – сказала Анька, испугавшись еще одной параллели с васькой.
– Ну и отлично, – улыбнулась ей заведующая. – Марь-Степанна, приведите васю… Вы на машине? Очень хорошо! Пожалуйста, через неделю позвоните нам и расскажите, как идут дела. В экстренных случаях звоните дежурному, это круглосуточно.
Анька и сама была уже не рада, что затеяла все это. Но Василий Иванович со своим синим рюкзачком ждал у выхода, и отступать было некуда. В машине она заметила, что отец нервничает, а мать облизывает губы, как всегда, когда надо что-то сказать, а слов не находит. Так же она делала, когда Анька приводила домой кого-нибудь из подруг. Тогда она дежурно спрашивала про учебу или про любимую музыку: ничего не говорить ей было неловко, а притворяться она не любила.
– Василий Иванович, вы, пожалуйста, сразу говорите, если что не так, – сказал отец. – У нас, сами понимаете, опыта нет, даже родня редко гостит… у нас, собственно, и родни-то мало. Поэтому если какое неудобство, обязательно…
– Какое же неудобство, – тихо сказал Василий Иванович. – Я вам благодарен, постараюсь, чтобы без нареканий…
– Я тоже постараюсь, – сказала Анька, чтобы снять неловкость. – Со мной вообще трудно. У меня это, ночные страхи.
– А какие? – заинтересованно спросил Василий Иванович.
– Всякие. Летучих мышей я боюсь. Потом, иногда боялась, что змея заползет.
– Что ты несешь, какая змея?! – возмутилась мать.
– Обычная, – тараторила Анька. – Я специально замеряла, у нас большая щель под дверью или нет. Вдруг пролезет?
– Ань, откуда в городе змея?
– Почему, бывает, – вступился Василий Иванович, – например, у кого-то жила и уползла.
– А, – сказал отец. – Я читал, это бывает. Или попугай улетает.
Он расхохотался.
– Короче, Василий Иванович, у нас весело. Не соскучитесь. У нее и страхи, и ахи, и жалко ей всех… Она к матери в постель до семи лет прибегала по ночам и ревела.
– Пап! – возмутилась Анька.
– Честное слово. Ей, говорит, краба жалко. Я ей купил краба сушеного, привез из командировки. А она говорит – он же маленький. Его поймали, мама, наверное, плачет по нему… Представляете? Всех жалела вообще!
– Очень хорошо, – совсем тихо сказал Василий Иванович.
– Ничего хорошего. Я, знаете, не люблю, когда из-за всего ревут. Слышала, Анна?
– Слышала, – буркнула Анька.
– Меня, понимаете, часто дома нет, мать тоже у нас работает, время сами знаете какое. Так что я думаю, вы будете ей хороший и надежный друг. Дисциплинируете, так сказать, и вообще. В смысле учебы у нее все в порядке, ее подтягивать не надо, хотя лично я бы приналег на всякую алгебру… А насчет раннего вставания, зарядки, своевременного укладывания – это очень бы желательно. Читает до часу ночи, утром не добудишься. Страхи опять же дурацкие. В общем, пожалуйста, не особенно смущайтесь, вы человек взрослый и распускаться ей не дадите…
Судя по тому, что отец назвал Василия Ивановича человеком, он, кажется, был доволен
