Медведь. Пьесы

Действующие лица:

На сцене:

ЕЛЕНА. Богатая натура. Мечется. Все ее недостойны. Прямая осанка типа «швабру проглотила», протяжные интонации.

ПАВЕЛ. Студент. В тужурке. Очки. Идеалы. Легко краснеет.

ДОКТОР ИЛЬЯ НИЛЫЧ. Пенсне, пожатие плеч, цинизм. Всё в мире имеет свои медицинские причины.

НАТАЛЬЯ. Свежая, румяная. Заливистый смех, кокетливый блеск глаз, тяжелая припрыжка.

АРКАДИЙ. Ужасный подлец. Прилизанные волосы. Раскусывают не сразу из-за серьезности манер.

ЕЛИЗАВЕТА СЕРГЕЕВНА. Возрастная роль. Такая Елена в старости. Пышная прическа, «заждалас, Сергевна, купилса, скушный». Паааузы. Голос еще более утробный, с плохо скрытым рыданием.

В зале:

ПЕРВЫЙ ИЗ ЗАЛА.

ДРУГОЙ ИЗ ЗАЛА.

ЖЕНЩИНА С ДЕВОЧКОЙ.

КРИТИК КУЗДРИН.

ПОСТАНОВЩИК.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ.

ДРУГ ЕЛЕНЫ.

БИБЛИОТЕКАРША.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.

БИЗНЕСМЕН.

ДЕВУШКА.

В телевизоре:

ВЕДУЩИЙ.

ОЛЕСЯ.

МИЛИЦИЯ, ОМОН, ЗРИТЕЛИ, БУФЕТЧИЦЫ.

Замечания для господ актеров

В силу специфики этой пьесы никакого списка действующих лиц ни в афише, ни в программке быть не должно. «В спектакле участвуют» — и фамилии. Приводимый здесь перечень персонажей и их характеристики нужны только исполнителям и постановщику.

Нельзя также разбить пьесу на явления, — это, конечно, затруднит работу над ней, но игра есть игра.

Если в зале начнут вмешиваться в действие и импровизировать — это счастье. Но для ограничения импровизации в зале сидит несколько человек в камуфляже, которые по режиссерской команде должны охладить зарвавшихся импровизаторов.

Часть первая

На сцене окно, голый стол, рояль и обтрепанный абажур, призванные изображать дом разоряющегося мелкого дворянства в начале холодной осени.

Сначала слышен звук лопнувшей струны. Потом еще один звук лопнувшей струны — чуть выше. И так семь раз, словно одну за другой рвут струны на семиструнной гитаре.

Потом идет поезд.

Потом топором стучат по дереву.

Потом шумит дождь.

У окна Елена водит пальцем по стеклу, Павел ходит кругами.

ЕЛЕНА. Дощщь пошел. Отчего-то я очень не люблю дожжя.

ПАВЕЛ (робко, с надеждой). Помню, мы однажды с братом…

ЕЛЕНА. И деревья редеют. Я каждую осень смотрю на них и надеюс, что вот сейчас они останутся как есть, во всех своих красках, а дунет ветер, и нет ничего.

ПАВЕЛ. Мне покойный брат, помнится, говорил…

ЕЛЕНА. Я в детстве, знаете, любила выбежать вот так на двор осенью — без калош, без пальто, и стоять под дожжем, и чтобы меня няня домой забрала. Она бранилас очень смешно. Переоденет во все сухое, в постель уложит… А я опять убегала. А теперь и няни нет… И бегать не хочется…

ПАВЕЛ. Мой брат, покойник, мне всегда говорил… Ах, что это я, право, Елена Николаевна, что-то все ненужное рассказываю…

ЕЛЕНА. Нет, отчего же, говорите. Раньше об этой поре еще солнце светило…

ПАВЕЛ. Да, мы в прошлом году как раз в это время по грибы… Один подосиновый и три подберезовых. Отчего-то подосиновые очень редки стали…

Входит Доктор.

ДОКТОР. Я вот думаю, в Африке теперь тропические дожжи. Да-с. Не надо бы полнеть.

ЕЛЕНА. Я все время думала… да нет, я знала с детства… что где-то там, где живут другие люди, совсем другие… должна быть другая, прекрасная жизнь. Вы будете смеяться, и очень хорошо, смейтесь надо мной, пусть я глупая, глупая… Но где-то есть другие люди!

ДОКТОР. С песьими головами.

ЕЛЕНА. Оставьте, доктор! Я понимаю, прекрасно понимаю, что пищеварение… и геморрой…

ДОКТОР. Отчего же непременно геморрой?

ЕЛЕНА (не слушая). Но где-то там, где никогда не бывает подосиновых грибов… и несварения желудка… где-то там есть другие, прекрасные люди! Вы понимаете? Их жизнь осмысленна, их жесты плавны… Может быть, они даже знают счастливую любовь…

ПАВЕЛ (напряженно). Любовь знают и здесь.

ЕЛЕНА. Ах, полно вам! Что вы… и даже я… можем знать о любви? Мы грубые звери, запертые звери, и ничего больше. А они даже ходят гармонически, даже говорят нараспев… А лучше, если вообще не говорят. Лучше, если понимают друг друга с полувзгляда, знаете, такие большие золотистые глаза…

ПАВЕЛ. Как ваши…

ДОКТОР. Навыкате…

Эти реплики произносятся одновременно.

Елена тяжело вздыхает.

Вбегает Наталья с букетом осенних листьев, в которые то и дело погружает нос. За ней Аркадий, явно раздраженный. Прикидывается, будто ему это нравится.

НАТАЛЬЯ (с ненатуральным смехом). Молчите, Аркадий, вы ничего не понимаете!

Аркадий кивает, изображая покорность.

Послушайте, господа, — ах нет, я велела вам молчать! Впрочем, разрешаю, можете говорить.

Аркадий снова кивает.

Господа, этот человек утверждает, будто бы нет идеалов! Вот послушайте! Аркадий, скажите им, что нет идеалов! (Нюхает листья.)

АРКАДИЙ (нехотя). Я говорил Наталье Павловне, что нет идеалов.