– Красивая?
– Очень. И сумасшедшая.
– Сильно?
– Порядком. У нее такой вид сумасшествия, от которого люди глупеют и добреют. И я тоже такой теперь.
– Она любит тебя?
– Очень. И я ее тоже.
– Ты молодец, Сашка.
– Это не я молодец. Это подарок откуда-то ни за что. А ты что делаешь, Генка?
– А я свою жену давно не люблю, Сашка. Просто привык с ней жить. Да и без нее не хочу. Что делаю? Хрен его знает. Что и всегда: зарабатываю деньги на жизнь. У меня, ты же помнишь, дочь. Ее я люблю. Только… не знаю. Должно быть что-то еще. Должно быть еще что-то. Знаешь, что я тут подумал? Мне нечего вспомнить. Понимаешь, я зарабатываю, зарабатываю. Двадцать лет зарабатываю… Мы с женой рассчитали, что еще девять лет нужно работать, чтобы отдать кредит за двушку нашу, в которой мы сейчас живем. Мы ее купили за 130 тысяч долларов, а отдадим, когда выкупим полностью, 340 тысяч. Мне кажется, неправильно все это, Сашка!
– Да, мне тоже так кажется, Гена. Это как болезнь, которой долго-долго болеешь, и она тебя убивает.
– Но ведь живут, Сашка! Конечно, мы привыкли к своей работе, как не знаю… ну эти, на галерах-то, привыкают к веслу. Мне даже иногда кажется, что я ее люблю, когда какого-нибудь мудака удается под удачным ракурсом снять.
– Знаешь, Генка. Может, нам надо было стать врачами или учителями, или хотя бы военными. А телевизионщики, журналисты, редакторы – зачем нужны? Что, умерли бы все от несчастья, если бы телевизор и газеты исчезли? Зачем мы?
– Перемешивать дерьмо, вот зачем. Сашка! Черт возьми! Я знаешь, что думаю?
– Что?
– Вот я, Генка Тищенко, уже сорокалетний почти мужик, мне ведь за последние двадцать лет и вспомнить нечего! Я говорил уже? Не помню, забыл… Ничего. Только детство и лет до двадцати трех так… Во ВГИКе, когда мы учились с женой, книги читали, стихи сочиняли. Мне такие всякие вещи нравились… Не знаю, сейчас даже как-то неловко рассказывать. Потому что – бац! Только заработок. Чтобы жить. А жить уже ни сил, ни желания. Не знаю… Моя жена любила «Прощай, оружие!», а теперь читает иронические детективы. Эх, Сашка. На Западе сейчас люди могут не работать тридцать лет и с голода не умрут. А я так и умру от страха умереть с голоду. И вынесут меня на кладбище из собственной квартиры, если я ее себе, наконец, заработаю.
– Слушай, Генка, ты не пьешь там?
– Может, послать все на хрен, а? Ведь на кусок хлеба всегда можно найти. Дом в деревне купить, огород там, куриц завести. А можно и не покупать. Заброшенных домов в России знаешь сколько? Земли еще больше. Но мы же боимся. Мы же не хотим так, на земле. Некомфортно, немодно, ну и вообще… На Западе этим мудакам повезло, что они родились там. Здесь бы они тоже вкалывали и бухали.
– Давно пьешь?
– Нет. Вообще-то нет, все одинаково везде, Саш. Просто мы живем для пользы, а не для души. А как для нее жить? Как? Недавно, неделю всего пью. А ты думал, чего я звоню? Да ладно! С работы выгнали, жена с дочкой остались в невыкупленной у банка квартире, а я тут бухаю в коммуналке у друга. Попью недели две или три, отлежусь под капельницей, вернусь. Буду дальше вкалывать, для пользы хрен знает чьей, как и раньше. Это понятно. Это я сейчас тебе так только говорю, душу помять, она у меня затвердела, душа. Ну, пока. Ушел за водкой, твой Генка Тищик, не забывай!
Не помню, сколько мы еще пролежали с Лизой. Это блаженство – ничего не делать и болеть рядом с любимой. Дни и ночи, солнце и луна. Снова солнце. Больше всего в жизни бывает солнца, а я и не замечал. Лиза кормила меня супом с ложки, подняв мне подбородок и поцелуями заставляла хорошо есть, как ребенка. Я знал, что отдал бы жизнь за нее. Если бы настала такая ситуация и нам предложили поменяться жизнями… такая дрожь сейчас по телу идет… – я бы отдал. А она… Она бы даже и не отдавала. Если бы кто-то явился сейчас меня убивать и я не успел бы ничего сообразить (ну, предложить убийце, чтобы он не вздумал убивать ее, если она захочет) – как вместо меня тотчас умерла бы Лиза. Просто бы это случилось. Ударили бы меня мечом (или вилами), сожгли бы молнией – а умерла бы она, а не я. Никто бы даже ничего не успел понять. Неужели это правда, что женщины если по-настоящему любят, то всегда делают это сильнее, чем мужчины? А если разлюбят – то тоже сильнее…
Ночью, когда мы засыпали, во мне прыгало внутри сердце, и я сжимал обеими руками простыню, чтобы не улететь.
Постепенно боль уходила из глаз, словно вода просачивалась сквозь камни.
Вскоре я начал читать.
Однажды я открыл ноутбук и прочитал на каком-то сайте вместе с перечнем текущих новостей вот что…
«КТО УПРАВЛЯЕТ БРОУНОВСКИМ ДВИЖЕНИЕМ?»
«Заметки о динамическом хаосе и материалистическом мировоззрении» – статья профессора и доктора физико-математических наук из Новосибирска С.А. Дзюбы.
Читал я целиком, но интуитивно выделяя проникающие в меня похожие на хаос отрывки:
«…Сложившееся в массовом сознании современное мировоззрение основано в основном на научных успехах XVII и последующих веков. Открытые законы природы привели к созданию механистической картины мира, которой свойственны строго определенные причинно-следственные связи и материалистический взгляд на природу вещей. Это мировоззрение еще со времен Лапласа, произнесшего однажды: „В гипотезе о Боге я не нуждаюсь“, – считается внутренне замкнутым и самодостаточным. Особенно глубоко оно укоренилось в СССР по причине многолетнего господства сугубо материалистической идеологии.
«Материя первична, сознание вторично» – такое выражение вошло в плоть и кровь тех, кто учился в то время. В практически неизменном виде это мировоззрение перешло и в массовое сознание постсоветской России.
А между тем развитие науки в XX веке привело к появлению знаний, совместимость которых с механистической картиной мира оказалась под вопросом. Речь идет о явлении так называемого динамического (или детерминированного) хаоса. Этот хаос возникает в случаях, когда небольшая неточность в определении начального состояния системы приводит к непредсказуемым последствиям.
Самый простой пример – так называемый бильярд Синая, в котором один шар движется без трения между квадратными стенками, а посередине этого квадрата помещено круглое препятствие с отражающими стенками. Оказывается, уже через несколько столкновений со стенками движение шара становится хаотичным – координаты шара невозможно рассчитать ни на каком компьютере. Это происходит потому, что любая погрешность в исходных данных (а она есть всегда) с течением времени приводит к экспоненциальному росту ошибки вычислений.
На возможность динамического хаоса указывал еще Анри Пуанкаре в конце XIX века: «Если бы мы точно знали законы природы и положение Вселенной в начальный момент, мы могли бы в точности предсказать положение той же самой Вселенной в последующий момент. Но это не всегда так. Может случиться, что маленькие различия в начальных условиях приведут к очень большому отличию в конечных явлениях. Предсказание становится невозможным…»
«Невозможным, – думал я, закрывая глаза. – Но ведь наша жизнь, человеческая, всегда подчинялась каким-то невидимым точным законам, благодаря которым все связано со всем. Неверность с предательством, любовь с искренностью, награда с подвигом, забвение с утешением, неудача со страхом, победа с силой и легкостью, прощение с милосердием, смерть с болезнью, риском, карой, наконец, с интуитивным глубоким предчувствием. Разве не ощущаем мы уже давно, что каждый наш шаг к чему-то ведет и чем-то или кем-то понуждаем? Разве не чувствуем хоть иногда, что все события в жизни, только на первый взгляд беспорядочные и хаотичные, на самом деле кем-то, с какой-то целью замышлены? Разве не угадываем мы изредка свое будущее, разве не вспоминаем забытое прошлое, разве не верим – хоть в
