14
Ника поставила видеокассету, и вечные «Битлз» в который раз отправились в свое Волшебное Таинственное Путешествие. Поглядывая в сторону кухни, где колдовал изгнавший ее оттуда Шерман, она разлила по бокалам белое вино, закурила, устроилась на диване. Она наслаждалась поистине странный чувством безопасности в собственной квартире, утраченным и вновь обретенным. Это было как возвращение после слишком долгого отсутствия.
Угадать все компоненты принесенного Шернаном блюда Ника не сумела бы, даже если бы и попыталась. Как он покупал их, она тоже не видела, ждала в машине. Кажется, там был сыр… Да, сыр – наверняка, и еще что-то воздушное, тающее на языке. Шерман кормил ее с рук, и пели «Битлз», и на Нику НИКТО НЕ СМОТРЕЛ – извне.
Краем своего бокала она прикоснулась к бокалу Шермана.
– Голова совсем пустая, – пожаловалась она. – Не могу придумать, за что мы выпьем… Вернее, не могу выбрать, так много всего… Выбери ты.
– Что тут выбирать, – возмутился Шерман. – Разве не очевидно, что за мои поварские таланты?
– Да, – улыбнулась Ника, – это да… – Она отпила немного вина из бокала. – Джон, – произнесла она с нежностью и тревогой, – Джон… Неужели я никогда не узнаю, кто ты?
– Ты знаешь, кто я, Ника. Мы достаточно пережили вместе, чтобы узнать.
Шерман чуть сжал плечо Ники, и этого жеста оказалось довольно – она защебетала о другом:
– А как, должно быть, трясется бедняга Фолкмер! Ну и здорово досталось ему от Дианы….. Когда нам профессор рассказывал на аэродроме и я его представила привязанного голым к кушетке… Сильно! Знаешь, хоть он и прохиндей, мне его жалко. Вечно теперь будет бояться, как бы ты не выдал его Клейну…
– Я его не выдам, – засмеялся Шерман, – но не хочешь ли ты, чтобы я слетал в Вену и успокоил его?
– Нет. – Ника обняла Шермана, прильнула к нему. – Такого подарка он не заслужил. А вот Штернбург… Можно ведь раздавить это гадючье гнездо и не трогая Фолкнера.
– Ника, я открою тебе маленькую тайну…
– Да?! – Она заглянула в его глаза.
– Я не шпион. Скорее, я ученый, которому была поручена конкретная миссия. Исправлять же все несовершенства этого мира не входит в мою задачу, да и не по силам мне. Штернбург… Ну, все нити в руках профессора. Насколько я понял, Диана обещала Фолкмеру прикрыть его касательно Клейна, но она вряд ли обещала заботиться о процветании клейновского предприятия.
То, что сказал Шерман о Клейне, Фолкмере и Диане, Ника выслушала не очень внимательно – ей важнее были слова о нем самом, о его миссии. Она вспомнила их давний разговор.
– Однажды ты рассказал мне как пример… О катастрофе с космическим кораблем, о том пассажире, что остался в шлюзе без кислорода… Теперь все иначе. Теперь ты спас того, кто был в шлюзе.
Лицо Шермана омрачилось. Он отвернулся от Ники, зачем-то переставил тарелку на столе.
– Нет, – проговорил он медленно. – Того – нет. Но, может быть, другим людям здесь, на Земле, повезло больше.
– Может быть, повезло?! – воскликнула Ника. – Что это значит? Ты избавил их от…
– Нет, Ника, нет. Никого и ни от чего я не избавил. Космос велик… Огромен! Сейчас и ты знаешь, что земная цивилизация не одинока. Ежесекундно во Вселенной происходят миллиарды событий. Некоторые из них прямо влияют на события на Земле, как падение того корабля-странника с эллонами. Другие влияют не так явно или только могут повлиять, если сами люди… В этом все дело, Ника! Кого и от чего могу избавить я или кто-то еще? Каждый из нас попросту старается лучше сделать свою работу, иногда с большим успехом, иногда с меньшим. Но только сами люди, все вместе… Их объединенное сознание может проложить дорогу, способно избежать угроз настоящего и будущего, космических и земных – или неспособно.
Ника снова придвинулась ближе к Шерману:
– Все это для меня слишком сложно. Вселенная, космос, взаимосвязи… Я обычная девушка, которая видела, что ты сделал.
– Ну да, видела, – сказал Шерман с полуулыбкой. – По телевизору. Отсиживалась в безопасном месте и вполглаза следила за трансляцией: а что это он там делает?
– Да ну тебя! – Губы Ники прижались к губам Шермана, и она прервала поцелуй лишь для того, чтобы произнести еще несколько слов. – Давай оставим космос в покое. Мы здесь. Разве этого мало?
Шерман поцеловал ее в ответ и вдруг отстранился, как будто неожиданно вспомнил о чем-то.
– О, Ника… Я же не запер машину!
– Какие пустяки… Неужели тебя расстроит, если ее и уведут?
– Но это не моя машина. Она принадлежит моим друзьям, и я должен вернуть ее.
Он поднялся с дивана, сунул руку в карман и достал ключи.
– Дай ключи мне, – попросила Ника. – Я спущусь и запру машину.
– Нет, там еще надо настроить хитрую сигнализацию… Я сделаю это сам.
Легко, мимолетно он прикоснулся рукой к ее щеке, и столько грусти было в этом прикосновении, что сердце Ники замерло, переполняясь этой грустью. Без труда Ника могла бы придумать повод спуститься вместе с Шерманом, могла пойти с ним и без всякого повода. Но она не придумала и не пошла. Она даже ничего не сказала. Он вышел в прихожую; хлопнула дверь.
Долго, долго Ника смотрела ему вслед. Она не ждала. Она знала, что он не вернется.
Эпилог
ДОЖДЕВОЙ ПЕС
1
5
Монотонный шум дождя за окном усыпил Нику. Она много работала и очень устала, а тут еще этот дождь… Она прилегла на диван, чтобы отдохнуть, но почти сразу уснула и спала крепко до тех пор, пока ее не разбудил телефонный звонок.
Кто бы там ни был, отвечать не хотелось. Ника повернулась лицом к стене, но телефон трещал снова и снова. Настойчиво кто-то домогается… Со вздохом Ника села на диване, вытянула руку и сняла трубку.
– Алло, – сонно пробормотала она.
– Алло, Ника?
– Я слушаю…
– Ника, это Максим Радецкий. Не забыли меня?
Остатки сна мигом испарились. Не забыла ли она Максима Радецкого? Конечно же забыла. Кому приятно помнить о человеке, представляющем собой самую гнусную разновидность вора, крадущем чужие мысли и чувства? О человеке… Да нет, не о человеке – о мрази слишком ничтожной, чтобы страдать в Темной Зоне, но отправлявшей туда других, настоящих людей? Она забыла… А он, оказывается, жив. Ну надо же!
Вот именно такую фразу она и произнесла в телефонную трубку:
– О, вы еще живы… Ну надо же!
– Вы не рады меня слышать?
– Почему же, рада… Рада вам сказать, что сейчас побегу на кухню и выпью много-много холодной воды.
После паузы, в которой угадывалось недоумение, прозвучал осторожный вопрос:
– Зачем?
– Затем, что меня тошнит от вашего голоса, и я хочу, чтобы меня поскорее вырвало. Затем, что вы – подонок, и я жалею о том, что пыталась спасти вашу жизнь. И вот еще что. Доказательств вашей подлости у меня нет… Пока нет, но, надеюсь, они вскоре найдутся у других людей. Напрасно вы напомнили мне о себе, теперь уж я о вас не забуду. Порядочный человек в такой ситуации покончил бы с собой, так ведь то порядочный. Впрочем, как бы мог он очутиться на вашем месте?! А вам остается только бежать от позора куда глаза глядят. Беги, кролик, беги!
В последние слова Ника вложила столько презрения, что ошеломленный и растерявшийся Радецкий жалко залепетал:
– Ника, я не понимаю… Вам что-то наговорили обо мне, это все неправда… Нам надо встретиться, я вам все объясню… Я вам все…
