– Нет, не знаю его.
– Ясно. – Слейд отпил сладкого чая и едва не поморщился. – Вот что, Илья Владимирович… Я прошу вас помочь нам в расследовании.
– Я готов, но что я могу сделать?
– Во-первых, через Антона вас найдет милиция. Это неизбежно, поэтому запомните: вы расскажете им всю правду, кроме двух вещей. Ни слова о том, что я был здесь, о нашем разговоре. Я – знакомый Кострова Мищенко, довез вас до города, и больше вы меня не видели. И ни слова о криптограмме, вообще поменьше о стилете. Пусть это будет обыкновенная египетская вещица за сорок фунтов.
– Разве ФСБ и милиция не действуют рука об руку? – удивился Левандовский.
– Не всегда, – улыбнулся Слейд.
– Да… Понимаю. Но меня спросят, зачем я отдал стилет Калужскому.
– Привозили показать красивую вещь, но в тот день вам предстояли другие визиты, и вы оставили стилет у Калужского, чтобы не таскать с собой. Потом запамятовали, тут приехал Костров. Я не думаю, что милиция станет усиленно интересоваться стилетом. Их он займет, пожалуй, разве в том плане, почему вы оказались на даче.
– И Антон видел, как вы меня… Уволокли.
– А я перепугался. Думал, что вы сможете объяснить мне происшедшее.
– Мне бы кто объяснил! А вы…
– И второе, – перебил Слейд. – Помогите мне найти Антона. Он ранен, и его отвезут в больницу. На правах друга семьи вы могли бы спросить у тех, кто будет вас допрашивать, в какую именно. Зачем им скрывать это от вас?
– А по каналам ФСБ его найти не быстрее?
– Илья Владимирович, давайте не будем вникать в оперативные тонкости нашей работы. Если в данном случае я говорю, что нужно сделать так, поверьте, так и нужно сделать. Дайте мне ваш телефон.
Левандовский назвал номер, а Слейд спросил:
– Ну, и это уж простое любопытство… Те папирусы, которые вы изучали… Их содержание каким-то образом связано с криптограммой на стилете?
– Что? А, папирусы… Нет-нет. То были секретные донесения жрецов, политическая возня. Кстати, называть такие письмена шифром не совсем верно. Это скорее особый язык религиозно-административной верхушки, который…
– Спасибо. – Слейд поднялся. – Я вам вскоре позвоню.
От Левандовского он поехал на квартиру Кострова. Незаконное проникновение, но… Надо же забрать египетские экспонаты и передать их в посольство, как он и обещал.
Возвращаясь с изъятыми экспонатами к себе, на шоссе Энтузиастов, Слейд мысленно набрасывал пункты отчета для Марстенса. Интересно, с каким чувством он вылетит в Лондон, если его отзовут?..
10
Борис Градов не мог похвастать хладнокровием и самообладанием, столь характерными для Джека Слейда. Поэтому он не стал прорываться в Москву на угнанной машине, а бросил ее через несколько километров и побрел к железнодорожной станции по заросшей травой тропинке.
Выбираясь из автомобиля, он заметил лежавшее на соседнем сиденье непонятное устройство, похожее на сотовый телефон, но большее по размерам и с какими-то странными обозначениями на клавишах. Что бы это ни было, решил Борис, место такой штуковины – на дне пруда, ибо не столь уж глупо считать ее дистанционным радиовзрывателем, а раз так, пусть он отныне ничего не взрывает.
Сказано – сделано. Аппарат для кодированной связи с полковником Лысенко плюхнулся в пруд.
Стоя в тамбуре электрички, Борис курил выпрошенную у попутчика отвратительную на вкус сигарету. В общем, он был готов к тому, что поездка на дачу профессора окончится ничем, но она окончилась СЛИШКОМ УЖ НИЧЕМ. Кто, за кого и против кого, какими картами, по каким правилам там играл? Люди Бека, требовавшие дискету, – это хоть понятно, а остальные? Например, тот, невозмутимый, с внешностью Джеймса Бонда? А девушка с удивительными бездонно-синими глазами, она кто такая? Борис даже не знал, уцелел ли в перестрелке сын Калужского, но если и уцелел – соваться теперь в квартиру или на дачу профессора самоубийственно. Да ведь и милиция не станет сидеть сложа руки!
При мысли о милиции Градов почувствовал жгучее желание избавиться от пистолета. И подавил его. Нет уж… Если бы не «ТТ», Бориса сейчас не было бы в живых.
Борис снова и снова задавал себе мучившие его вопросы. Каковы его шансы? Квартира Мезенцева ненадежна. Денег, чтобы скрыться из города, нет. Разве что с пистолетом ограбить коммерческий киоск.
До квартиры Андрея Градов добрался без приключений, но в прихожую входил как в камеру смертников. Уф, вроде все тихо. Борис с облегчением вздохнул. Пусть завтра его убьют, но сегодня он выспится. Нервное перенапряжение гасило голод и жажду, отключало мозг. Борис проковылял к дивану, даже не сняв куртки… И тотчас же провалился в тяжелый сон, как в мрачную пропасть.
Он проснулся только на следующее утро, в половине десятого, и не сразу смог вспомнить, где находится и почему. Но когда попытался встать, лежащий в кармане пистолет уткнулся в бок. Память нахлынула волной вместе с предчувствием грядущих неприятностей.
Борис скинул куртку и поплелся на кухню. Там он поставил на плиту чайник и открыл первую попавшуюся банку консервов. Ему хотелось напиться до поросячьего визга…
С консервной банкой в одной руке и вилкой в другой Борис вернулся в комнату и включил телевизор, чтобы посмотреть утренний выпуск новостей. Сообщат ли что-нибудь о перестрелке на даче?
Политика, скандалы, аварии, депутаты… Ни слова о том, что интересовало Бориса. Обычно тележурналисты работают оперативнее. Может быть, их попросили хранить молчание? Да их попросишь, пожалуй, этих жуков… Просить надо очень и очень убедительно.
Пошел блок новостей культуры, и Градов отвернулся от экрана, сосредоточившись на консервах.
– …чья выставка открылась в зале Союза художников России на Кузнецком Мосту, – тараторила дикторша. – Имя Ольги Иллерецкой еще мало известно широкому кругу любителей живописи. На своей первой выставке молодая художница предстает как мастер броского и в то же время лаконичного пейзажа. Как портретистка, успешно овладевающая глубинами психологического образа…
Борис мысленно выругался. Любопытно, что такое «глубины психологического образа»? Ему и самому на радиостанции приходилось заполнять паузы между музыкой и рекламой бессмысленными пассажами, поэтому он болезненно реагировал на словоблудие. Боже, радиостанция… Как давно это было, в иной жизни!
Вполглаза Борис взглянул на экран. Картина Иллерецкой, которую он увидел, понравилась ему. Лицо женщины, обозначенное прозрачным контуром, и сквозь него – золотой закат и распростертые крылья птицы…
Затем на экране появилась сама художница.
– Некоторые мои картины, возможно, покажутся необычными, – говорила она. – Можно назвать это фантазией… На самом деле это просто стремление заглянуть за лик полной Луны. Двери, о которых писал Уильям Блейк…
Консервная банка выпала из рук Бориса. Он смотрел на экран во все глаза. Художницу давно сменил спортивный обозреватель, а Борис никак не мог оторваться от телевизора. Прокрутить бы назад…
Апатия и отчаяние сменились жаждой деятельности. Теперь Борис точно, абсолютно точно знал, что он предпримет.
11
Вой милицейских сирен застал Таню в сарае, куда ее бесцеремонно втолкнул нескладный молодой человек в очках, вооруженный пистолетом «ТТ». Она приникла к щели в дощатой стене. На ее глазах полковник Лысенко бросил автоматы и кинулся к забору. Таня подумала о заминированной машине, но тотчас забыла об этом – к сараю бежал парень в очках. Кем бы он ни был, встречаться с ним вторично Таня не собиралась. Да, ей бы не помешала помощь, хотя бы в плане ночлега. Но если у нее было мало оснований доверять кому бы то ни было в мире, еще меньше она могла надеяться на тех, кто оказался на этой даче, – по любой причине. Она могла отключить парня ударом карате, едва он распахнет дверь, но он спас ей жизнь, и несправедливо было бы лишить его шанса покинуть поле боя до приезда милиции.
