четвертом этаже. Никто не встретил его — жена и дети уехали на дачу. В лабораторию идти было еще рано, и Рассонов прилег на диван, закрыл глаза. С утра он чувствовал недомогание, начавшееся вскоре после завтрака. Сейчас ему казалось, что поползла температура. Не вставая, он нашарил в тумбочке градусник, сунул под мышку.
Ого! Тридцать семь и пять.
Полагалось немедленно вызвать врача, но полковник не спешил следовать инструкции. Пустяки, скоро пройдет, а медики, как всегда, поднимут панику и побегут по начальству. Отстранят еще от полета…
Он незаметно задремал и проснулся в половине пятого. Попытался принять вертикальное положение, охнул, опустился обратно на диван… Ему было плохо. Пот катился по лбу, к горлу подступала тошнота, упруго разматывалась спираль головной боли. Он взял градусник, еще раз измерил температуру. Тридцать восемь и пять.
Полковник протянул руку к телефону и вызвал врача.
Доктор Котельников, старый друг семьи Рассоновых, прибыл через десять минут в сопровождении медсестры с черным чемоданчиком. Первой его фразой была та, какую традиционно произносили все врачи со времен Антона Павловича Чехова.
— Нуте-с, голубчик, что это мы надумали болеть?
Рассонов покорно вверил себя доктору, безропотно перенося процедуру осмотра. Перед его глазами плыли оранжевые круги.
— У вас типичнейший грипп, Андрей Николаевич, — вынес приговор доктор. — Ничего страшного, но недельку придется полежать.
— Какую недельку, через пять дней старт! Котельников посуровел:
— А вот о старте не может быть и речи.
Полковник в бессильной ярости сжал кулаки. Он ждал этого полета, как главного события в жизни. Помимо того что экспедиция сама по себе увлекательнейшая, на новом корабле, а ему уже сорок восемь лет. Это не предел, летали и старше, но космонавтов много, а стартов мало. И если даже Рассонову удастся когда-нибудь еще раз отправиться в космос, то на «Магеллане» — едва ли. Прощание с мечтой… Рассонов заплакал бы, если б мог.
Утром следующего дня руководитель Центра подготовки космонавтов подписал приказ о включении в состав экипажа дублера Рассонова — полковника Зимина. Так как подготовка основного и дублирующего экипажей проводилась совместно и ничем не отличалась, замена не вызвала вопросов у американцев. С Зиминым они были знакомы так же хорошо, как и с Рассоновым.
На аэродроме перед посадкой в самолет, отправлявшийся на мыс Канаверал, Зимин беседовал с Шевцовым.
— Жалко Андрея, — вздохнул майор. — Я знаю, как важен был для него этот старт.
Зимин смотрел в некрасивое, с тяжеловатым подбородком, но, несомненно, располагающее к себе лицо Шевцова.
— Что поделаешь, — сочувственно отозвался он. — С каждым может случиться. А мне как-то неловко, будто я его обокрал.
— Брось, ты же не виноват.
— Конечно, но такое паршивое ощущение… И радость оттого, что летишь, и такое чувство, будто радость эта незаконна.
— Да и все, в общем, наперекосяк, — подхватил Шевцов. — Спутник этот чертов, «Принц» какой-то… Что за «Принц», почему такая таинственность?
— Бог их знает, им сверху виднее… А таинственности ненадолго хватит, вот увидишь. Не наши, так американцы проболтаются. Какая-нибудь —мелкая сошка из Центра управления. Шила, Игорь, в мешке не утаишь.
— Не думаю, — усомнился майор. — Со спутником будем возиться вне зоны радиовидимости основных станций, под присмотром военных. А они не болтают.
— Поживем — увидим…
За сутки до старта «Магеллана» космонавты и астронавты дали телевизионную пресс-конференцию. Семь членов экипажа космического корабля расположились в ряд за длинным столом. В зал прибывали репортеры из пресс-бюро. Режиссер передачи поднял три пальца, спрятал один, второй, третий. Пресс- конференция началась.
Спустя два часа после ее окончания распечатки легли на столы президентов США и России и других занятых людей, которым некогда просиживать штаны у телевизора, в том числе Джеймса С. Моддарда. Он разложил листы перед собой и пробежал их глазами, пропустив начало:
«Агентство Ассошиэйтед Пресс: Вопрос к командиру экипажа. Мистер Холт, традиция совместных космических полетов восходит к 1975 году, когда был осуществлен проект «Аполлон — Союз». Как по-вашему: изменения, произошедшие в России, облегчают или затрудняют сотрудничество в космосе?
Джералд Холт: И облегчают, и затрудняют. Политические барьеры сняты, это верно, но, мне кажется, русским следовало бы уделять больше внимания космосу. Трудности возникают в самых простых вещах. Я понимаю, что экономическое положение России не блестяще, но космос — это будущее.
«Миннеаполисстарэнд трибюн»: Мисс Джексон, ваша профессия далека от астронавтики. Почему вы решили принять участие в конкурсе и полететь в космос?
Шерон Джексон: Это из-за моей мамы. Она мечтала сделать из меня актрису, а тут подвернулся шанс помелькать на телевидении. (Смех в зале) Но если серьезно, меня всегда привлекало новое. Я не собираюсь становиться профессиональной астронавткой. Возможно, в следующий раз я напрошусь в экспедицию на подводной лодке на океанское дно.
Агентство ЮнайтедПрессИнтер-нешнл: Мистер Зимин, включение в состав экипажа оказалось для вас сюрпризом. Что вы испытали, узнав об этом? Готовы ли вы в полной мере принять на себя тяготы космического полета?
Зимин: Это прежде всего работа. Каждый из нас обязан быть готовым заменить товарища. Никаких особых чувств я не испытывал и тягот в полете не предвижу. Главное для меня — хорошо сделать свое дело.
«Нью-Йорк Тайме»: Вопрос ко всем. В ряде изданий, в частности в немецкой «Бильд» и английской «Дейли миррор», появились сообщения о космической катастрофе, которая не то произошла, не то вот-вот произойдет с американским военным спутником. Он будто бы чуть ли не захвачен инопланетным космическим кораблем. Как бы вы прокомментировали эту информацию? Не связан ли ваш полет с этим происшествием?
Джералд Холт:Насколько мне известно, Россия и Соединенные Штаты давно отказались от военного соперничества в космосе, и никаких спутников военного назначения на орбиту больше не выводится, а старые сняты с боевого дежурства. Что касается вашей ссылки на «Бильд» и «Дейли миррор», то я не читаю этих изданий, но могу подбросить им актуальный материал. Вчера за моим домом приземлилась летающая тарелка, и три гуманоида вылакали мой месячный запас виски. (Смех, шутки). Больше мне нечего добавить по этому поводу, леди и джентльмены».
Моддард мысленно похвалил командира, просмотрел распечатку до конца, но не обнаружил больше никаких упоминаний о занимающей его проблеме. Ответ Холта был исчерпывающим.
После пресс-конференции Шевцов разговорился с Шерон. На вопросы журналистов майор отвечал по- английски, и девушка сделала комплимент его языку.
— Где вы научились так говорить? — спросила она.
Шевцов и впрямь почти свободно владел английским, дружил с грамматикой и лексикой. Но вот произношение никакие давалось. Американские коллеги подсмеивались над его акцентом.
— Это просто хобби, — ответил он. — В школе, а потом в академии учили языку, но научиться мог только тот, кто сам хотел. А я с ранней юности заболел английским. Я слушал пластинки «Битлз» и «Роллинг Стоунз», меня эта музыка опрокинула. Захотелось узнать поподробнее, о чем они поют… Хотя такое увлечение в те годы не поощрялось.
— А вы были коммунистом? — В тоне девушки смешались любопытство и притворный ужас.
