упал, а лишь опустился на колени и что-то прошептал. В него снова стреляли… Только тогда он медленно повалился, как рушащаяся башня.
Волков обходил хижину, чтобы отрезать засевшим в ней противникам путь к отступлению… Он немного не рассчитал. За углом на него наткнулся выскочивший из пролома в задней стене американец. И Волков, и его противник застыли неподвижно в метре друг от друга. Ни один, ни другой не рискнули стрелять: стволы их автоматов смотрели в разные стороны, и стоило кому-то продемонстрировать готовность к развороту оружия, второй использовал бы эти доли секунды.
Бесконечно долгое мгновение они вглядывались в лица друг друга — Фрэнк Мортон и капитан КГБ Александр Волков. Это же безумие — такую мысль словно втиснули в голову капитана помимо его воли. Что заставляет нас убивать их на этой войне, и наоборот?
Однако времени на философию не было. Кто-то должен был напасть первым, и им оказался Волков. Он провел обманный уход влево, и тут же в его руке появился нож, сверкнувший в сантиметре от груди американца. Мортон нырнул вниз, спружинил на месте, ударил ногой. И все же в следующий миг нож русского рассек бы сердечную мышцу Мортона, если бы не очередь из АР-10 Ричарда Флетчера. Волков в прыжке исчез с линии полета пуль, залег за углом хижины, выстрелил… Кажется, впустую. И может быть, хорошо, что впустую: слишком долго они с американцем смотрели друг на друга.
Бой продолжался. Застрелены были уже двое американцев, но оставшиеся в живых не позволяли приблизиться, ведя шквальный огонь. Один из них заряжал гранатомет…
Волков оглянулся на низко висящие вертолеты. Пилоты видели опасность, они пытались увести машины, мешая противнику прицелиться.
Американец выстрелил. Взрыв разворотил бак находившегося ближе к нему вертолета. Боевая машина, охваченная огнем, танцевала в воздухе. Капитан закричал бы, если бы его легкие позволили, но грудь стиснуло будто стальной лентой.
Вертолет падал прямо туда, где из укрытий вел огонь по американцам едва ли не весь советский взвод.
Вал испепеляющего оранжевого пламени в грохоте взрыва докатился почти до лица Волкова, обжег кожу и опалил волосы.
— Гады, — прохрипел капитан.
Он поднял автомат и меткой очередью снял парня, подбившего вертолет. Другой обернулся к падающему товарищу, и еще чья-то пуля попала ему в спину. Но уцелевшие, пользуясь выгодной позицией, не снимали пальцев со спусковых крючков АР-10. Еще один выстрел из гранатомета, по второму вертолету и…
— Отступаем! — рявкнул Волков так, что его могли бы услышать на Луне. — К вертолету, живо!
Подняться в вертолет оказалось непросто. Последняя отчаянная перестрелка стоила жизни еще двум десантникам. В машину, под защиту пусть не броневых, но все же металлических плит обшивки сумели забраться только Волков, Бурцев и один боец. Старший лейтенант Тарасов погиб при взрыве.
Надевать шлемофон было некогда. Волков жестом показал летчику: ракету!
Последствия ракетной атаки превзошли ожидания. Волков подумал, что у американцев были ранцевые огнеметы. Волна бушующего огня дожигала то, что еще оставалось от вымершей деревни. Наверное, так выглядит извержение вулкана.
Теперь Волков надел шлемофон. Вертолет носился над пламенеющим адом, как ангел смерти.
— Все, — стальным голосом выговорил капитан. — Там уже никого нет. Возвращаемся на базу.
Машина легла на курс к северу. Ужас и уныние владели людьми на борту. Да, это война, а на войне нельзя всегда и только побеждать. Но столь кошмарного, ошеломляющего поражения капитан Волков не помнил и на войне. Он угрюмо смотрел на простирающиеся под вертолетом джунгли, погруженный во мрак мыслей и чувств, которым лучше бы не существовать на свете.
34
— Только что по ханойскому радио было передано заявление, — сказал полковник Бадмаев. — Перемирию конец. Пиратская атака американцев на гражданские вертолеты возле девятнадцатой параллели вновь высветила истинное лицо империализма.
— Вы как будто рады этому, — хмуро буркнул Волков. Полковник развел руками:
— Не могла же такая бодяга продолжаться вечно… Рано или поздно мы обязаны были ударить по дядюшке Сэму и этой тряпичной кукле, Нгуену Ван Тхиеу… Вот и повод подоспел. Все хорошо, что хорошо кончается. Потери — да, скверно, но и американцев потрепали будь здоров. Ваш Мерц мертв, и если у него была там какая-то экспериментальная аппаратура, понятно, что с ней сталось… Чего же вам еще?
— Я поверю в смерть Мерца, только когда собственными глазами увижу его труп, — ответил капитан. — А вот Ха Ньо-на жаль, ценный был агент. Но не могли же мы шнырять по джунглям и разыскивать его в той обстановке… Может быть, он выберется сам.
Надежда Волкова не имела под собой оснований. Ха Ньон умер сразу после окончания последней в его жизни радиопередачи, болезнь убила его.
— Я подготовил отчет об операции для Москвы, — полковник протянул Волкову папку. — Возможно, вы захотите что-то добавить.
Капитан углубился в чтение и вскоре поднял на Бадмаева изумленный взгляд:
— Но, товарищ полковник… Вы здесь пишете так, будто за вычетом потерь все прошло по нашему плану, включая дипломатические последствия! По-вашему выходит, нас надо к наградам представлять!
— А по-вашему? — усмехнулся Бадмаев. — Судить нас, что ли?
— Нет, но…
— Отставить «но», — жестко отрубил полковник. — Не надо создавать сложностей ни себе, ни руководству. Операция достигла цели — это главное.
— Нет.
— Как это нет? — Брови Бадмаева взметнулись. — Вы придерживаетесь иного мнения?
— Конечно. Нашей целью была не провокация на девятнадцатой параллели, а захват Мерца. А в вашем отчете Мерц даже не упоминается.
Полковник начал раздражаться:
— Не упоминается, потому что дело темное! Кто такой вообще этот Мерц? Как вы стремитесь все запутать, товарищ капитан… Впрочем, если хотите, можете подать рапорт, это ваше право.
— А мой рапорт что-нибудь изменит?
— Для вас — да, к худшему. А по существу — нет. Что тут можно изменить?
Ответ Волкова последовал через минуту, заполненную тягостным молчанием:
— Я не буду подавать рапорт. А к вашему отчету у меня нет никаких дополнений, товарищ полковник.
— Разумно, — с облегчением откликнулся Бадмаев. — Знаете что? Давайте чаю попьем… Не вьетнамского дерьма, а нашего, краснодарского чайку… У меня есть немного из старых запасов.
— Спасибо, Дмитрий Петрович. Но если не возражаете, я лучше пойду отдохну…
— Не выспались? — участливо спросил Бадмаев.
— Совсем не спал.
— Что ж, идите… Даю вам четыре часа, а потом работать придется очень много. Обстановка, как вы понимаете, резко осложнилась.
Волков солгал полковнику. Он не хотел спать, несмотря на то что и впрямь ночью не уснул ни на минуту. Он очень хотел остаться один.
В скромном гостиничном номере, где он жил под видом торгпреда, капитан лег на кровать поверх покрывала, уставившись в потолок. Подробности боя в джунглях замедленной кинолентой проходили перед ним снова и снова, особенно часто мелькало лицо американца, которому он чуть не всадил в сердце нож.
Потом он стал думать о Мерце. Он не верил, что Мерц погиб.
35
