— Да нет, — поморщился Хойланд. — В Небраске я и не появлюсь. Помимо всего прочего, это для меня и небезопасно, живой человек — не фотография.
— Но тогда почему, ради всего святого, вы хотите выдать себя за другого?
Хойланд с минуту молчал.
— Потому что, — медленно заговорил он, — в Америке и по всему миру действует неонацистская организация, готовящая удар. Потому, что они убили моего друга, а его маленькая дочь осталась в живых только благодаря моему вмешательству. Потому, что я хочу уничтожить их. а если моя смерть не будет документирована, они вычислят меня в одно мгновение. Я навел о вас справки, доктор. Ваш отец, не в добрый час оказавшийся в Европе, погиб в нацистском концлагере. Вы можете отказаться нарушать закон, помогая мне, но тогда с каким чувством вы будете думать о его судьбе?
Хойланд бил в самое больное место, и доктор заколебался:
— С какой стати я должен верить вам? Откуда я знаю, что вы не преступник?
— Я не преступник, — тихо ответил Хойланд. — Если вы не верите мне, позвоните в ЦРУ или в ФБР, нужные номера телефонов я дам. Попросите о встрече, если опасаетесь подвоха. Вам расскажут обо мне, сколько смогут. Наконец, вспомните о вашем брате…
Хойланд блефовал: он не мог направить Яновски к людям Ордена в ФБР и ЦРУ, не раскрывая своего замысла. Но что-то придумать, наверное, можно, если…
— Хорошо, хорошо. — Доктор сдался под его напором. — Я верю. Но, коль скоро вы близко связаны с ЦРУ и ФБР, почему бы вам не обратиться к ним?
— По четырем причинам. Первая — не так уж близко я с ними связан. Вторая — у меня нет доказательств. Третья — меня не устраивает расследование в рамках закона, когда главные виновники уйдут от ответственности или отделаются символическим наказанием. А четвертая… Довольно и трех.
— Мне кажется, я знаю четвертую причину, — произнес Яновски, глядя в глаза Хойланда. — Ваш друг и девочка. Вы считаете это личной обязанностью. Выслушайте меня, старого врача, опытного, много пережившего человека. Не впадайте в распространенное заблуждение. Вы полагаете, что только вы сумеете победить. Простите, но это так же нелепо, как если бы моих больных взялся лечить человек с улицы, у которого заболел друг или сын.
— Мне ясна ваша позиция, доктор, — сказал Хойланд. — Так вы поможете мне? Яновски вздохнул:
— Помогу. И сделаю больше, чем вы просите. После того как мы найдем нужного человека, я свяжусь с полицией штата Небраска и выбранного нами города. Я сообщу, что во время пребывания в клинике пациенту по медицинским показаниям была сделана пластическая операция, а следовательно, необходима замена фотографий в дорожно-транспортном отделе или где у них там еще хранятся сведения… И пошлю им… Нет, отвезу лично ВАШИ фотографии, понимаете?!
— Блестяще, доктор!
— Это не все. Сомнительно, чтобы полиция вдавалась в подробности при чьем-то запросе, но мы сделаем что-то вроде небольшой пластической операции ВАМ. Изменить вас до неузнаваемости — это было бы слишком сложно и долго, но… Всего два-три штриха для убедительности, чтобы стало ясно, что операция БЫЛА. При том, что вы задумали, вы едва ли откажетесь?
— Доктор, — проговорил Хойланд, — до неузнаваемости — это совершенно лишнее, будь это даже и просто. Один из них уже видел меня, и я рассчитываю на его содействие, потому что я его прижал… Но он может и выдать меня в любом облике. А если они каким-то другим путем докопаются до истины, значит, докопаются, как бы я ни выглядел. Трюк с фотографиями — отличная идея. Нет, я не ошибся, обратившись к вам.
— Да уж скорее всего не ошиблись… Итак, больным мы займемся, я уже думаю о нескольких. Теперь — труп. Что вы говорили о трупе?
19
Полковник Эмерсон вновь встретился с Ричардом Флетчером под надуманным предлогом, а на самом деле — чтобы еще раз попытаться отговорить сенатора от поездки в Бразилию. Эмерсону и Флетчеру, углубившимся в аллеи парка, не была видна серая машина, скрытая за оградой из металлических прутьев и декоративными кустарниками, а из этой машины в их сторону хищно протянулся ствол. Не огнестрельного оружия, а дистанционного сверхчувствительного микрофона, бесстрастно и четко фиксировавшего каждое слово их беседы.
— Все это бесполезно, Стивен, — говорил сенатор, — я ценю вашу заботу обо мне, но…
— Об Америке!
— Хорошо, об Америке… Но я вылетаю в Бразилию. Это окончательно.
— Один?
— О, конечно, было бы предпочтительнее бросить в Коадари специальную оперативную группу ЦРУ… Как забавно выглядело бы мое обращение по этому поводу: найдите-ка мне что-то такое в Бразилии, о чем я и понятия не имею… Какая-то лаборатория, упомянутая в бреду умирающим в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году… Но я буду не один, Стивен.
— Кто летит с вами?
— Двое моих друзей. Люди, которым я доверяю, на которых могу положиться. Правда, похоже, они считают, что предстоит охота за призраками…
— А вы? Вы действительно верите, что…
— Откуда мне знать, Стивен? Мой сын умирает. Я не могу пренебречь ни единым шансом.
— Отправляетесь на вашем самолете?
— Мой «Гейтс Лиэрджет» в полной боевой готовности, — подтвердил сенатор.
Двое, сидевшие в серой машине, переглянулись. Первый кивнул второму, вытащил кассету из магнитофона и передал ее через открытое окно третьему, подошедшему по его знаку. Люди в машине заменили пленку новой и продолжали наблюдение и запись, а третий срочно отправился к Либецайту, еще не упаковавшему чемодан для отъезда в Нью-Йорк.
Тот прослушал кассету, откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы на затылке и зловеще рассмеялся:
— Ну и негодяй…
— Кто? — спросил человек, доставивший пленку.
— Маклэген, конечно! Лихо он обвел нас вокруг пальца. Да, из их диалога ясно, что они и слыхом не слыхивали о Фортрессе… Зато все знает старая лиса Маклэген! Но хитрец прокололся на этот раз. Жадность подвела! Хотел вытряхнуть из нас побольше денег и выдал себя.
— Следовательно?..
— Да, ждать нельзя! Вопрос с Маклэгеном необходимо решить как можно скорее.
— Ликвидация, сэр?
— Нет, похищение. Надо выяснить, как много ему известно и где он держит материалы. И главное, не успел ли продать нас кому-нибудь! А потом…
— Приказ понятен, сэр. А что делать с Флетчером? Либецайт слегка расслабился:
— Пусть себе летит в Бразилию…
— То есть?
— У самолета «Гейтс Лиэрджет» не хватит топлива для беспосадочного перелета, — пояснил Либецайт. — Где-то им придется садиться для дозаправки, и не один раз. В Мексике, Венесуэле, еще ли где… В одном из аэропортов на самолете устанавливается взрывное устройство с таким расчетом, чтобы сработало где-нибудь над амазонской сель-вой… И пусть летят!
— Понимаю, сэр. Лучше в последнем из промежуточных аэропортов, чтобы не обнаружили ненароком техники. Полагаю, магнитная мина…
— Детали меня не интересуют, — отмахнулся Либецайт. — Наблюдайте, записывайте, узнайте маршрут… Полагаю, учить ваших людей излишне.
— А Эмерсон?
— Он безвреден, — небрежно ответил Либецайт. — Присматривайте для верности…
Когда Альфред Либецайт называл Маклэгена лисой и хитрецом, он и не подозревал, насколько был прав. Кассета с записью этого разговора легла на стол Маклэгена два часа спустя после его окончания. Прослушав пленку, Маклэген нервно побарабанил пальцами по столу. Вот так, неожиданно, в один момент
