Серж возвестил о прибытии отца с его дамами, что точно совпало с ожиданиями Габби, и, вежливо прервав беседу, она поспешила навстречу своим последним гостям.
— Джеймс! — Габби коснулась губами щеки отца, крепко сжавшего ее плечо, а потом повернулась к мачехе, обменявшись с ней воздушным поцелуем: — Моника, — и к потрясающе красивой девушке рядом с мачехой: — Аннабел. Как приятно снова видеть тебя.
Подошел Бенет и легко коснулся талии Габби, одновременно успокаивая и предупреждая.
Это прикосновение обострило все ее чувства, но обдумывать реакцию не было времени.
Бенет приветствовал родственников: с искренней теплотой — ее отца, с льющимся через край обаянием — мачеху и со снисходительной терпимостью — Аннабел.
К ответной улыбке Моники придраться было невозможно, Аннабел же не стеснялась. Поднаторев в искусстве обольщения, она продолжала практиковаться на любом мужчине старше двадцати безотносительно к его семейному положению.
— Бенет. — В одно-единственное слово Аннабел сумела вложить столько скрытого смысла, что Габби с трудом сдержала раздражение.
Давление пальцев Бенета усилилось, и Габби ослепительно улыбнулась ему, видя вспышку света в глубине темных глаз.
Ужин удался на славу. Иначе и быть не могло. Самому привередливому гурману не к чему было придраться: изумительно приготовленная и сервированная еда в сопровождении превосходных вин; обаятельный хозяин, чьи врожденная способность усваивать факты и цифры и почти фотографическая память гарантировали интересную и разнообразную беседу.
Мужчины высоко ценили его мнение по деловым вопросам и завидовали успеху у женщин. Женщины в свою очередь искали его внимания и завидовали Габби.
«БРАК, ЗАКЛЮЧЕННЫЙ НА НЕБЕСАХ», — вопили в свое время все бульварные газеты. «СВАДЬБА ДЕСЯТИЛЕТИЯ», — подпевали женские журналы, множеством фотографий подтверждая созданный образ.
Однако лишь романтики принимали шумиху прессы за чистую монету. В деловых и светских кругах Сиднея — да что там, всей страны! — за сказочным флером видели истинную суть.
Брак Бенета Николса и Габриэль Стэнтон считался прямым результатом интриг Джеймса Стэнтона, полного решимости укрепить финансовую империю «Стэнтон и Николс» и передать ее следующему поколению.
Причина соучастия Бенета не вызывала сомнений: он приобретал полный контроль над компанией, получая в виде премии красивую девушку, подходящую во всех отношениях и способную произвести на свет необходимое потомство.
Уступчивость Габби мотивировалась частично желанием угодить отцу, частично же осознанием того факта, что мало кто — если вообще найдется такой мужчина! — устоит перед финансовыми и общественными преимуществами, которые ждут зятя Джеймса Стэнтона. Бенет Николс, владеющий половиной фирмы, казался самым приемлемым претендентом на ее руку…
— Думаю, за кофе мы посидим в гостиной. Прошу вас. — Голос Бенета отвлек Габби от размышлений, она мило улыбнулась и встала из-за стола.
— Я уверена, Мэри уже все приготовила.
— Я передам ваши похвалы Мэри. Она будет счастлива.
Истинная правда. Мэри высоко ценила хорошее жалованье и бесплатное жилье в резиденции, выражая свою благодарность кулинарными изысками.
— Дорогая, ты сегодня такая тихая, — услышала Габби вкрадчивый голос Моники и повернулась к ней.
— Неужели?
— Думаю, Аннабел обижена. — Упрек сопровождался задумчивой улыбкой.
— О Боже. — Габби позволила себе удивленно распахнуть глаза и вложила в ответ подобающее сожаление: — Она так убедительно изображала удовольствие.
Глаза Моники затянулись хорошо знакомым туманом. И как она умудряется это делать? В лицедействе мачехе не было равных.
— Аннабел всегда считала тебя старшей сестрой.
В отношении Аннабел к Габби не было ничего родственного. Бенет, однако, попадал в совершенно другую категорию.
— Я глубоко тронута, — любезно ответила Габби, не дрогнув под пристальным взглядом Моники. Они слегка замешкались, пропуская выходящих из столовой гостей, и на некоторое время оказались вне пределов досужего любопытства.
— Она очень любит тебя.
В высшей степени сомнительно. Моника всегда смотрела на Габби как на соперницу, и Аннабел, достойная дочь своей матери, безукоризненно ухоженная, прекрасно одетая, надушенная… не сходила с тропы войны. Поддразнивать, мучить и наслаждаться процессом охоты, пока не поймает в свои сети мужчину, — вот ее миссия в жизни.
Женщины вошли в гостиную, и предложенный Мэри кофе спас Габби от необходимости подыскивать ответ. Отведав ароматного кофе — черного, крепкого и сладкого, как она любила, — Габби извинилась перед мачехой:
— Прошу прощения, но мне необходимо поговорить с Джеймсом.
Около полуночи, откланялся последний гость — время не слишком раннее и не слишком позднее для вечеринки посреди рабочей недели.
Возвращаясь в гостиную, Габби на ходу скинула туфли. Голова казалась невероятно тяжелой, напряжение словно сконцентрировалось в правом виске, болезненно отдаваясь в затылке.
Софи уже убрала чашки и бокалы. Утром Мэри восстановит безупречную чистоту гостиной.
— Вечер удался, правда?
Медлительный, ленивый вопрос Бенета расшевелил чувства, тлеющий огонь которых она тщательно сдерживала последние часы.
— Разве он мог быть другим?
— Хочешь провести анализ? — кротко спросил Бенет, но Габби почувствовала готовую вырваться наружу вспышку.
— Не очень.
Бенет осмотрел ее с ног до головы. Внимательно, одобрительно.
— Тогда предлагаю подняться в спальню.
Габби дерзко вскинула голову и встретила его взгляд.
— И приготовиться обслужить тебя?
Что-то опасное мелькнуло в глубине его темных глаз. Мелькнуло и тут же исчезло. С быстротой и ловкостью пантеры Бенет сократил расстояние между ними.
— Обслужить? — вкрадчиво переспросил он. Он был слишком близко, опасно близко. Его мощное тело, его чистый мужской запах в сочетании с изысканным ароматом одеколона расшатывали ее оборону, лишали возможности сопротивляться.
Ему даже не нужно касаться ее, и то, что он это знает, невыразимо раздражало. Синие, как сапфиры, глаза Габби сверкнули, став прозрачными и глубокими.
— Твой сексуальный аппетит… — Габби сделала паузу, подбирая нейтральное слово, — постоянен.
Бенет взял ее за подбородок, приподняв лицо так, что ей оставалось лишь смотреть ему в глаза.
— Отказ — чисто женская привилегия.
Габби пристально смотрела на него: тонкие морщинки веером разбежались от уголков глаз, глубокие вертикальные складки рассекли щеки, чувственные губы затвердели.
Воспоминания об опустошающей силе этих губ, о наслаждениях, которые они дарили ей, лишь усилили возбуждение.
