Когда он вспоминал, что перед ними коммунисты, его мускулы инстинктивно напрягались. Хотя это и были никчемные южноамериканские коммунисты, все же коммунисты!
«Что бы ни случилось, — думал он, — им не удастся схватить меня снова».
Бенедетта была необычно тиха, и О'Хара знал почему. Осознание того, что в тебя в первый раз в жизни стреляют, способно мгновенно лишить человека всех жизненных сил. В один момент начинаешь ощущать, что ты всего лишь мягкий мешок, наполненный газами и жидкостью, уязвимый и беззащитный перед стальными пулями, способными рвать и раскалывать твое бренное тело. Он вспомнил свой первый бой и почувствовал жалость к Бенедетте. По крайней мере, хоть как-то, но он был подготовлен к свисту пуль и разрывам снарядов.
Он оглядел каменистый склон.
— Интересно, есть ли здесь какая-нибудь пещера? — спросил О'Хара. Она бы нам сейчас очень пригодилась. — Он бросил взгляд на Бенедетту. — Пойдемте посмотрим.
Они пересекли дорогу и стали по диагонали подниматься по склону. Земля была покрыта камнями и галькой, идти было трудно. Ноги постоянно скользили и срывались, и смутная идея зародилась в голове у О'Хары.
Через некоторое время они разделились, О'Хара пошел влево, а девушка направо. Почти час они блуждали между камнями и скалами в поисках чего-нибудь, что дало бы им укрытие на ночь, хотя бы небольшое. О'Хара ничего не нашел и, услышав далекий зов Бенедетты, поспешил к ней.
То, что нашла Бенедетта, было не пещерой, а просто нагромождением камней. Громадный кусок скалы скатился сверху и застрял между двумя другими, образуя как бы крышу. О'Хара оценивающе осмотрел место и остался доволен. По крайней мерс, какое-то укрытие от дождя, снега и отчасти от ветра. Он вошел внутрь, осмотрелся и увидел там углубление.
— Вот и отлично, — заметил он. — Здесь можно держать воду. Баллонов двадцать поместится.
Он оглянулся и внимательно посмотрел на Бенедетту. Щеки ее порозовели от ходьбы, она выглядела значительно лучше. Он достал сигареты.
— Курите?
Она покачала головой.
— Прекрасно, — произнес он с удовлетворением. — Я на это надеялся. — Он посмотрел на пачку — там оставалось только одиннадцать штук. — Я, знаете ли, эгоист. Хочу оставить их для себя.
Он сел на камень, зажег сигару и жадно затянулся. Бенедетта села рядом.
— Я рада, что вы решили помочь моему дяде.
О'Хара усмехнулся.
— Так решили не все. Некоторых потребовалось убеждать. Но в конце концов голосование прошло успешно.
Она тихо поинтересовалась.
— Как вы думаете, есть ли у нас какие-нибудь шансы на спасение?
О'Хара закусил губу и некоторое время молчал. Потом сказал:
— Не хочу скрывать от вас правду. Думаю, у нас шансы мизерны. Если наши недруги прорвутся по мосту, у нас надежды не будет. Мы пока беззащитны. Есть, впрочем, один шанс. — Он повел рукой в сторону гор. — Если мы разделимся и разбежимся в разные стороны, им тоже придется разделиться. Местность здесь глухая, и кому-нибудь, может, удастся затеряться, а потом рассказать о том, что случилось с нами. Но это, конечно, слабое утешение.
— Зачем же вы тогда решили сражаться? — удивилась Бенедетта.
О'Хара хмыкнул:
— Армстронг привел более чем убедительные аргументы в пользу этого. — Он рассказал ей об их совещании и, заканчивая, сказал: — Но я все равно бы боролся. Эти парни, что на том берегу, мне не по душе. Мне не нравится, как они обращаются с людьми. Неважно, какого цвета у них кожа — белая, желтая или коричневая. Это одно племя.
— Сеньор Форестер говорил мне, что вы вместе с ним сражались в Корее, — сказала Бенедетта.
— Возможно. Очевидно, да, но я никогда его там не встречал.
— Там, наверное, было ужасно — вся эта война.
— Да нет, ничего, — сказал О'Хара. — Сама война — ничего. К ней привыкаешь. Привыкаешь, когда в тебя стреляют Человек ко всему может привыкнуть в конце концов. Только в этом случае войны вообще возможны. Люди приспосабливаются и начинают рассматривать самые ужасные вещи как вполне нормальные. Иначе они бы не выдержали.
Она кивнула.
— Я знаю. Посмотрите, вот, к примеру, мы. В нас стреляют, и Мигель стреляет в людей и не видит в этом ничего особенного.
— Ничего особенного в этом и нет, — резко сказал О'Хара. — Человек — существо воинственное. Это качество и сделало его царем над всей планетой. — Он скривил губы. — Может, это и удерживает его от еще более ужасных вещей. — Он вдруг засмеялся. — Боже мой, сейчас не время философствовать, оставим это Армстронгу.
— Вы сказали странную вещь, — сказала Бенедетта. — Вы сказали про Корею, что сама война — ничего особенного. Тогда что же было там плохого, если не сама война?
О'Хара смотрел куда-то вдаль.
— Я имел в виду бои. А когда они прекратились, когда я перестал воевать, когда не мог сражаться, мне стало плохо.
— Вы были в плену? В руках китайцев? Форестер что-то упоминал об этом.
О'Хара медленно проговорил:
— Я убивал людей на войне — в горячечном состоянии и, возможно, скоро это буду делать снова. Но эти негодяи-коммунисты делают такое с холодным расчетом, рассуждая об этом… Это выше моего… — Он раздраженно покачал головой. — Давайте не будем об этом.
Перед его мысленным взором внезапно предстало равнодушное тупое лицо китайского офицера, лейтенанта Фэнга. Это лицо неотступно преследовало его в снах и заставляло просыпаться среди ночи в холодном поту. Поэтому он и предпочитал сну тяжелое, без снов пьяное забытье. Он сказал:
— Поговорим о вас. Вы хорошо говорите по-английски. Где вы учились?
Она почувствовала, что ненароком коснулась запретной темы.
— Извините, что я так разволновала вас, сеньор О'Хара, — сказала она с раскаянием в голосе.
— Пустяки. Давайте только отставим сеньора О'Хара. Меня зовут Тим.
Она улыбнулась.
— Я училась в Соединенных Штатах, Тим. Дядя послал меня туда после переворота, устроенного Лопецом. — Она засмеялась. — Моя учительница английского была так похожа на мисс Понски.
— А, такая старая треска-энтузиастка, — сказал О'Хара. — Так. Значит, вас послал учиться дядя. А что же родители?
— Моя мать умерла очень рано, а отец… его расстрелял Лопец.
О'Хара вздохнул.
— Мы оба, кажется, бередим раны друг другу, Бенедетта. Извините.
Она печально взглянула на него.
— Так уж устроен мир, Тим.
Он мрачно согласился.
— Тот, кто думает, что в мире идет честная игра, просто дурак. Потому-то мы и попали в эту заварушку. Ну ладно, пошли назад.
Он погасил сигарету и аккуратно положил окурок в карман.
Бенедетта, поднимаясь, спросила:
— Вы думаете, эта идея сеньора Армстронга относительно арбалета осуществима?
— Не думаю, — выпалил О'Хара. — Мне кажется, Армстронг — романтик. Он изучает войны, которые прошли тысячи лет тому назад, и ни о чем другом думать не хочет. Знаете, этакий человек в башне из слоновой кости. Академик. В теории кровожаден, а когда увидит настоящую кровь, упадет в обморок. Кроме того, я думаю, он немного того. — Он покрутил пальцем у виска.
