собственно деловой части разговора.
– Были ли вы знакомы с покойным до встречи на этом приеме?
– Да, – неожиданно ответила Марика., – господин Парр – мой довольно близкий родственник.
– Как часто вы с ним встречались, и как складывались ваши отношения?
– Какие отношения, комиссар? Дядюшка Морис терпеть не мог всех своих родственников, не думаю, что я была исключением. Еще ребенком, я, возможно, видела его на каких-нибудь родственных мероприятиях, но не помню. Я упомянула о наших родственных связях только потому, что, если бы я этого не сделала, было бы подозрительно, вы ведь все равно бы об этом узнали, не так ли?
– Скорее всего, да.. Значит, вы с ним не встречались, и на наследство не рассчитываете?
– Ну, почему же, – усмехнулась Марика, – если мне что-нибудь перепадет, не откажусь и буду весьма довольна.
– Я вижу, вы не слишком опечалены, – заметил Катлер.
– Не думаю, что кто-то будет по-настоящему горевать, хотя по-человечески всегда жаль, если кто-то внезапно умирает, да еще вот так. Но я не собираюсь притворяться. К тому же, если дядя Морис решил уйти из жизни, то это его право, – Марика пожала плечами и посмотрела на комиссара, как мне показалось, с некоторым вызовом.
– Так вы считаете, что это было самоубийство?
– А что же еще? Мы все пили это вино. Если яд оказался в бокале Мориса Парра, то, кто его мог туда всыпать?
– Думаю, что ваши выводы несколько поспешны.
– Возможно и так, я всего лишь предполагаю, могу себе это позволить, поскольку не служу в полиции.
– Конечно, – согласился Эрик Катлер, – что ж спасибо за откровенность, вы можете покинуть замок, но просим не покидать города, не сообщив об этом нам, до окончания следствия.
– К счастью, никакие путешествия не входят в мои ближайшие планы, до свидания, господа. Всегда готова помочь, комиссар.
– Скажите, Марика, – вмешалась в разговор я, – вы ведь не хотели сегодня уезжать из замка?
– Да, Роберт предложил мне погостить у них несколько дней, я хотела воспользоваться этим, чтобы немного сменить обстановку и пожить в замке – она улыбнулась, – все мы любим немного поиграть в другую жизнь… Но я понимаю, что мое пребывание здесь после всего случившегося будет слишком тяжелым испытанием для Мишель, она была не в восторге от этой идеи, а мне свойственно человеколюбие
Марика удалилась. Комиссар задумался.
– В ее словах по поводу возможного самоубийства есть некое рациональное зерно, – вдруг заявил он. – прежде, чем мы продолжим опрос свидетелей, я бы хотел кое-что обсудить с вами. А точнее давайте постараемся вспомнить все, что касается этого единственного бокала, в котором оказался яд.
– Замечательная мысль, комиссар, – поддержала я, – давайте.
– Итак, вспомните все, что сможете, начиная с того момента, как появились бокалы и вино.
– Вино вкатила на двухъярусном столике девушка, вы могли ее видеть, комиссар, она была в той комнате, где все произошло, в тот момент, когда вы вошли. С ней в это время разговаривал Кроун.
– Да, я помню ее. Продолжайте.
– Сверху стояли пустые бокалы, ваза с фруктами и еще две с конфетами.
– Нет, – поправил меня Дэвид, – с конфетами была только одна вазочка.
– Не спорю, может быть. Внизу стояло несколько бутылок вина. Кроун взял одну из бутылок, открыл ее и разлил вино по бокалам.
– Как он открывал бутылку?
– Штопором, штопор тоже, видимо, лежал наверху, рядом с бокалами, просто по степени его наклона трудно сказать, что он брал что-то с нижней полочки. Слегка склонился, чтобы взять бутылку за горлышко, и все.
– Да, я тоже так думаю, – поддержал меня Дэвид в ответ на взгляд комиссара в его сторону.
– Как присутствующие брали бокалы? Все ли пили это вино?
– Мне кажется, что это вино пили все, Но никто не вставал, чтобы взять бокал, девушка подвезла столик с угощением к каждому из гостей. Комната не такая уж большая, это не заняло много времени. Все, кроме Кроуна и Парра держали свои бокалы в руках, во всяком случае, так было, когда мы отправились смотреть портрет.
– Значит, какое-то время бокал Парра оставался в комнате, на тот момент – в пустой комнате?
– Да, очевидно, так.
– Но ведь туда мог зайти кто угодно?
– Ну, да…
– Это, пожалуй, усложняет дело. Придется опрашивать не только гостей, но и слуг Кроуна, всех, кто был в замке к моменту, когда вы пошли смотреть портрет.
– Вы, правы, комиссар.
– Что ж, давайте пригласим этого молодого человека, – комиссар заглянул в свой блокнот, – Джима Сотти.
Не смотря на наш с ним разговор, чувствовалось, что Джим нервничает.
– Были ли вы знакомы с господином Паром до этого вечера?
– Нет, я его впервые увидел здесь, и сразу скажу, что он мне не понравился.
– Только потому, что не разделил ваши взгляды на живопись?
– Да при чем тут живопись? Он слишком хорошо в ней разбирается, чтобы не увидеть очевидного!
– Вы не могли бы уточнить?
– Старик прекрасно видел, что это Рамбье! Зачем он хотел всех убедить, что это дешевая поделка?
– А, может, вы ошиблись?
– Пригласите специалиста, для вас это не проблема, и, если я ошибаюсь, готов год работать маляром на строительстве какого-нибудь храма.
– Что ж, если выяснится, что это имеет отношение к делу, специалиста мы пригласим, а пока давайте вернемся к событиям сегодняшнего вечера. Не заметили ли вы чего-нибудь такого, что могло бы помочь следствию?
– Не знаю, что вы имеете в виду, но я считаю самым странным именно то, о чем сейчас сказал.
– Что же вы думаете, что его за это отравили?
– Нет, конечно…Но все остальное было в пределах привычного.
Мне очень хотелось задать еще один вопрос, но я понимала, что он будет воспринят как бестактность, и решила не задавать его, по крайней мере, Джиму Сотти.
О Мишель Кроун, которая вошла в кабинет своего мужа после того, как оттуда вышел Сотти, можно было смело сказать, что она сейчас – просто комок нервов. У нее были чуть покрасневшие веки, нос тщательно припудрен, но именно это указывало на то, что еще несколько минут назад эта женщина плакала. Еще мне показалось, что она выглядит очень испуганной. Почему-то глядя на нее я вспомнила о служаночке, которая угощала нас тем самым вином. Мысль всего лишь мелькнула и исчезла, поскольку комиссар начал разговор с госпожой Кроун.
– Скажите, пожалуйста, – Эрик Катлер старался говорить как можно мягче, очевидно, заметив состояние Мишель, – как давно вы познакомились с господином Парром?
– Его пригласил Роберт, я никогда раньше с ним не встречалась.
– Разве вы не обсуждали с ним список приглашенных.?
– Конечно, обсуждали, но почему я должна была возражать против этого человека? Он известный коллекционер, а Роберту хотелось показать наши портреты такому специалисту…
– А как вы сами оценивали вашу коллекцию?
– Я в этом совсем ничего не смыслю, вот Джим, он говорил, что есть несколько приличных портретов и даже пара ценных.
– Скажите, Мишель, – вмешалась я, не удержавшись от того, чтобы задать вопрос, мучивший меня с того момента, как я появилась в этом замке и рассмотрела всех присутствовавших там, – а как на ваш прием попал Джим Сотти?
