— Не сегодня. — Лана приложила все усилия, чтобы ее голос прозвучал спокойно. — Вы, должно быть, оба устали с дороги.
— Если ты не возражаешь, девочка, мы пойдем, — отозвался отец. — По дороге домой Доминик призналась, что очень утомлена. Да, пораньше ляжем — до солнца встанем…
Тем не менее Доминик еще несколько раз успела проделать путь от стола к раковине, прежде чем отец смог увести ее. Эта женщина явно не была кроткой миниатюрной милашкой, как могло с первого взгляда показаться. За приятной располагающей внешностью угадывался достаточно твердый характер. Именно эту черту она, судя по всему, передала своему сыну.
Моя посуду, Лана размышляла о прошедшем вечере.
Уильям, несомненно, выглядел вполне счастливым. Но что-то еще было в нем, какие-то детали поведения казались странными и непонятными. В нем не просто возродилась былая энергия, в нем горел новый огонь, вспыхнувший от неведомой искры.
Девушка положила скатерть на поднос и случайно поймала в зеркале свое нахмуренное отражение. На какое-то мгновение она засомневалась, насколько правильно разгадала характер мачехи. Что касается отца, то, может быть, и здесь стереотип прежнего представления о нем несколько устарел? Он доволен жизнью, он кажется человеком, уверенным в правильности сделанного шага… Вот только этот странный нервный жест рукой, как будто враз ему стал тесен ворот и не хватило воздуха для нормального дыхания…
5
Ну вот вам и пожалуйста — казалось бы, кто-то взял на себя заботу об отце и надо этому только радоваться. Так ведь нет! Чувствуешь себя совершенно бесполезной и ненужной именно потому, что с тебя снята былая ответственность за близкого человека. А Доминик с радостью выполняла роль няньки Уильяма. Она все время была занята: то кухней, то наведением порядка в доме, контролируя всех и вся.
Уильям, казалось, питался энергией жены. Лана никогда не видела его таким деятельным. Читал, гулял, помогал на кухне. И даже вновь начал играть на скрипке. Частенько Доминик аккомпанировала ему на ветхом пианино, которое недавно доставили из старого дома Сейвинов.
Лана про себя прозвала мачеху стальной магнолией. За хрупкой милой внешностью скрывались сила и выносливость. Такой, возможно, была в иные годы тетя Джун. Только та взбалмошная, добрая, своя, одним словом. А вот Доминик… Нет, Лане не удавалось составить объективный портрет этой, безусловно, сильной личности — все еще мешало чувство обиды.
Мачеха делала все возможное, чтобы сблизиться с дочерью мужа. Но девушка не торопилась сокращать дистанцию между ними.
Если честно, ей нравилась Доминик. Но разве сравнишь ее с мамой? Лана все еще скучала по матери и не могла воспринимать на ее месте кого-то другого.
Особенно кого-то, кто так отличался бы от Памелы. Мать была тихой, даже замкнутой болезненной женщиной. У мачехи же — море энергии и великий вкус к жизни.
Бессознательно пытаясь защитить от новой хозяйки свое прошлое, Лана старалась находиться вне дома как можно дольше: уходила в студию рано утром и возвращалась лишь в сумерках. Совершенно не было никаких оснований огорчаться из-за женитьбы отца. Тем более что ему новый брак пошел только на пользу. Но почти детская ревность дочери не давали ей смириться с новым положением дел. Вид двух воркующих влюбленных голубков не столько умилял, сколько вызывал порой раздражение.
Успокоение девушка находила в танцах. Из-за каникул многие ее ученики не посещали занятия. Поэтому студия зачастую пустовала. И можно было использовать свободное время для собственной тренировки. Каждый час усиленной нагрузки увеличивал ее шансы вновь стать солисткой балета. Ведь старания хирургов оказались более успешными, чем те сами ожидали. Теперь можно быть уверенной: она сможет танцевать! Одно беспокоило — не будет ли новая балерина Лана Тэннер хуже прежней.
Впрочем, многое зависит от нее самой. Лишь бы снова выйти на сцену. Танцы по-прежнему приносили радость, но вот вопрос — созрела ли она, чтобы появиться на зрителях? Достанет ли у нее мужества и терпения сделать этот шаг?
Действительно ли она хочет быть солисткой? Прима-балериной?
Лана чувствовала и без медицинских обследований, что ее колено уже почти в норме. Она уже могла выполнять очень сложные па. Но нет былой уверенности в своих силах, нет прежней легкости. Есть нечто похожее на страх. Вдруг все же подведет нога? Вдруг вернется боль? Может быть, оставить честолюбивые мечты о сольных партиях и начать с малого. Например, рискнуть выступить в кордебалете?
Взглянув на часы, Лана забеспокоилась — почти шесть часов. Скоро должен позвонить Уильям. Заботливость отца — это что-то новенькое. Раньше он не был столь внимателен. Это привнесено в их жизнь, несомненно, Доминик.
Наблюдая за женой отца, Лана поражалась, как у такой заботливой и в общем-то доброй женщины мог вырасти сын… совершенно другого склада.
Что удивительно, Стив так и не появился в Глаустере. Их родители вернулись из круиза почти неделю назад. Нет, что ни говори, странный человек, этот Сейвин! То он прямо-таки рвался в бой, желая немедленно увидеть Уильяма, то пропал неизвестно куда. Должно быть, его задерживают какие-нибудь дела. Доминик наверняка знает, почему нет ее сына. Но раз молчит, вряд ли имеет смысл задавать ей вопросы. И вообще-то Лане куда проще стало жить, с тех пор как не слышно его язвительных шуточек. Вот если бы тот еще ушел из ее мыслей, перестал бередить ее память…
По-видимому, Доминик иногда общалась с сыном по телефону. Ее разговор с домашними был полон фраз типа: «Стив сказал это. Сын сказал то». Порой и Уильям поддерживал разговор о пасынке, при этом уже не бледнея при одном его имени, как это было раньше. Видимо, мудрая жена исподволь готовила встречу двух мужчин, заочно приучая их друг к другу.
В пятницу Лана решила позвонить тете Джун и провести с ней выходные. Из случайно оброненных слов отца можно было понять, что Стив должен приехать на днях. Поэтому и пришло решение — уехать.
Уильям, судя по всему, уже был в состоянии выдержать стычку с сыном Доминик, поддержка дочери ему не требовалась, а той совершенно не хотелось быть рядом, когда встретятся «новые родственники». И еще не хотелось показывать своего смущения, которое охватывало ее всякий раз при воспоминании о поцелуе в доме Тэннеров.
Уик-энд у тетушки Джун — самое подходящее время для того, чтобы разобраться в своих чувствах к Стиву, осмыслить новую жизненную ситуацию, возникшую в связи с женитьбой отца. Тетя Джун будет только рада увидеть племянницу. Однако, позвонив тетке, чтобы предупредить о своем приезде, она не застала той дома. Мало того, выяснилось: тетя сама едет к ним в Глаустер. Этого еще не хватало!..
— Я сгораю от нетерпения. Хочу посмотреть дом, — произнесла тетушка, едва появившись на пороге.
Лана улыбнулась и пригласила ее войти. Тетя неисправима. На руках у Джун восседал Сим.
— Доминик сказала, что многое в доме изменилось. А мне кажется, что все осталось по-старому. Стив ведь показывал уже тебе дом Тэннеров? Ну и как тебе, понравилось? Это именно то, что ты представляла со слов отца и по моим рассказам?
— Дом прекрасен, он словно родился заново, — ответила Лана, едва обозначился просвет в скороговорке тетушки.
Так, отметим про себя: Стив рассказывал матери, что демонстрировал Лане родовое гнездо Тэннеров.
Об объятиях на лестнице и последующем разговоре, видимо, не говорилось. Сын вряд ли посвятил мать в интимные подробности визита.
Джун, едва переступив порог, оказалась в объятиях Уильяма и Доминик. А затем уютно устроилась на кушетке. Отстегнув булавку от шляпки с цветами и страусиными перьями, тетушка все аккуратно сложила на
