жена этого джентльмена», – напомнила себе Чарити, лежа на постели, чистой, но очень жесткой и довольно неровной. Она сняла обувь и вытащила заколки из волос.
Филип, наверное, думал о ней сегодня. Воображал себе, как она знакомится с мистером и миссис Эрхарт, их тремя детьми. Наверняка он желал, чтобы они были добры к ней, а дети не слишком действовали на нервы во время поездки. Он смотрел в окно на дождь и волновался за нее. Брат с нетерпением будет ждать ее первое письмо.
«Что бы сказал Филип, – гадала Чарити, – если бы узнал о моем замужестве? О том, что теперь я – Чарити Эрхарт, маркиза Стаунтон, а в один прекрасный день стану герцогиней Уитингсби? Что в течение ближайших недель мне предстоит играть роль пешки в глупой ссоре между маркизом и герцогом, его отцом? Что после этого я стану состоятельной леди с годовым доходом в шесть тысяч, и к тому же обладательницей дома со слугами и собственного экипажа?»
Отец никогда не имел собственного экипажа. Единственной служанкой у них была Полли, которая оставалась с ними все последние десять лет, потому что считала себя членом семьи, да ей и некуда было больше идти.
«О, Фил, – думала Чарити, закрывая глаза. – У тебя будет возможность жить в собственном доме, пожениться с Агнес, завести детей. Жить без груза долгов, оставшихся после отца, без необходимости содержать всех нас. Ты сможешь жить, как подобает сельскому джентльмену».
Ей вспомнились дом и дети. Как Пенни там справляется одна? Ей только двадцать лет, она хорошенькая, добрая девушка. Наверное, мечтает о поклоннике и о замужестве. Здоровы ли дети? Не голодают ли? Есть ли у них приличная одежда? Скучают ли они по ней так же, как она по ним?
«Скоро, – мысленно пообещала себе Чарити, – я снова буду с вами. Все будет так, как мы мечтали, когда еще был жив отец и мы не знали о своей нищете. Никогда больше мы не будем бедными, беззащитными – и никогда больше не разлучимся».
Да, она поступила правильно. Как она могла отказаться от такого совершенно неожиданного и заманчивого предложения? Это было как дар небес. А как же? Она гнала от себя мысль о том, что это предложение может оказаться вовсе не даром небес. Особенно если учесть демоническую внешность и непроницаемые глаза маркиза Стаунтона.
Конечно, она поступила правильно. Поздно сожалеть, сделанного не вернешь.
Да, она поступила совершенно правильно.
К полуночи дождь прекратился. Маркиз Стаунтон стоял в дверях гостиничного бара, опершись плечом о косяк двери, и глядел на вымощенный булыжником двор. Ему было холодно. Конечно, теперь уже слишком поздно двигаться в путь, да и дорогу развезло.
Он был последним из посетителей бара и постояльцев гостиницы, который еще не отправился на покой. За его спиной хозяин намеренно шумно наводил порядок. Он ясно давал понять, что постояльцу пора отправиться в постель.
– Завтра утром будет солнце, милорд, – сказал хозяин.
– М-да, – согласился маркиз.
В Инфилд-Парк они приедут в солнечную погоду. Как чудесно! Губы его сжались в тонкую линию. Нужно было проигнорировать приглашение отца, с запоздалым сожалением подумал Энтони Эрхарт. Ему не нужно было отвечать на него. Было бы лучше написать коротко и учтиво в том смысле, что он слишком занят делами и не сможет воспользоваться любезным приглашением его милости. Какое ему дело до болезни герцога? Разве отец думал о нем, когда он сломал себе ногу и едва не сломал шею шесть лет назад, когда мчался в двухколесном экипаже в Брайтон? Нисколько.
Восемь лет назад все связи между ним и отцом были прерваны. Даже в финансовом отношении ничто не связывало его с Уитингсби. Он был совершенно независим материально и мог не обращать внимания на письмо отца. Его удивляло, почему же он все-таки чувствовал себя некоторым образом обязанным принять приглашение. Прошлое все еще держало его, оно еще не было похоронено окончательно.
Ему нужно было проигнорировать это письмо. Он нашел бы способ отречься от своих прав по рождению. Пусть Уильям станет герцогом после смерти отца, а Клодия – герцогиней. При этой мысли маркиз Стаунтон насмешливо скривил губы. Какая в этом была бы ирония: Клодия – герцогиня Уитингсби.
Клодия…
Хозяин гостиницы покашлял, пытаясь обратить на себя внимание маркиза.
– Подать вам что-нибудь еще, милорд? – спросил он.
– Нет, спасибо, – поблагодарил его маркиз, выпрямился, вошел в дом и закрыл дверь. – Я иду спать. Спокойной ночи, – сказал он и направился вверх по лестнице.
В его планы не входило осуществление своих супружеских прав. Да и какое удовольствие можно было получить, переспав с серой мышкой? Зачем ему девственница с ее страхом, болью и слезами? И кровью. Кроме того, он женился не ради удовольствия. Маркиз Стаунтон и сейчас не собирался воспользоваться своими правами мужа. Но условия для ночлега в этом жалком подобии гостиницы действовали ему на нервы. Во-первых, он спал очень беспокойно и ему не нравилось делить постель с кем-нибудь. Делить постель с кем-нибудь он мог только для любовных утех, а не для сна. Во-вторых, ему была неприятна даже мысль о присутствии другого человека в такой интимный момент, как сон.
Сегодня маркизу больше, чем когда бы то ни было, хотелось уединения. Вместо этого он был обречен провести остаток ночи не только в одной комнате со своей женой, но еще и в одной постели.
В комнату попадало достаточно света от фонаря, висевшего над дверью конюшни во внутреннем дворе гостиницы, чтобы он смог раздеться, не зажигая свечи, и скользнуть под одеяло с краю широкой постели, ближе к двери. Жена спокойно спала на другом краю кровати.
Его жена! Вдруг маркизу стало интересно, есть ли у нее семья. Никто не только не проводил ее в церковь, но никто не вышел из квартиры, когда экипаж остановился, чтобы забрать ее сундук. Неужели у нее совсем никого нет? Семьи? Друзей? Ну, друзей у нее скоро будет сколько угодно, цинично подумал маркиз Стаунтон. Очень просто найти друзей, когда у тебя шесть тысяч фунтов в год. Неужели в этом маленьком сундучке уместилось все ее имущество? Где же остальные вещи? Можно ли жить, имея так мало?
Но она сама его не интересовала. Ему не хотелось знать о ней ничего, кроме того, что он уже знал. И конечно, он не хотел жалеть ее. Она и не нуждается в жалости: ее будущее обеспечивает контракт, подписанный ими обоими вчера, и сегодняшнее бракосочетание. Лишнее любопытство ни к чему. Она послужит его цели, и будет за это хорошо вознаграждена. Он всегда хорошо платил женщинам, которые были ему полезны. Эта, конечно, оказывала ему не совсем обычные услуги, но, тем не менее, ее время будет хорошо оплачено. Он не должен беспокоиться за нее.
Маркиз решительно приказал себе уснуть.
Но сон не шел к нему. Совершенно. И постепенно Энтони осознал почему: правым боком он чувствовал тепло ее тела, хотя они и не касались друг друга. Девушка лежала тихо и спокойно – слишком тихо и слишком спокойно для спящей. Наверное, ей так же трудно уснуть, как и ему.
– Вам нужно уснуть, – сказал маркиз. – Завтра будет трудный день.
Он ощутил беспричинную досаду на нее. Не спит и этим вмешивается в его личную жизнь даже больше, чем просто своим физическим присутствием.
– Я уже пересчитала всех овец в Англии, – тихо сказала Чарити.
Маркиз поджал губы.
– Я как раз принялась считать овец в Уэльсе, когда вы заговорили со мной, – укоризненно сказала девушка, – Теперь мне придется начать все сначала.
Он ждал от нее обычного кроткого «да, сэр», и ответ удивил его. Неожиданно для себя маркиз вспомнил ее глаза. За ужином она сидела напротив него, и по непонятной для него самого причине он старался избегать ее взгляда. Ее глаза, казалось, грозили опасностью, хотя вряд ли он смог бы объяснить какой. А сейчас в ее ответе ему послышался намек на юмор, Маркизу Стаунтону совсем не хотелось, чтобы его временная жена имела чувство юмора – и такие глаза. Ему хотелось, чтобы она была незаметной, бесхарактерной и безликой.
– Это самая убогая постель, на какой мне только доводилось спать, – сказала Чарити.
– Примите мои извинения, – вежливо сказал Энтони. – Другого выбора не было.
Она помолчала, но это молчание говорило само за себя. Он ощущал ее присутствие в комнате, в его постели. Это лишало его сна. Энтони повернулся на бок и оказался лицом к лицу с ней. В полумраке он смог разглядеть, что девушка не надела свой скромный ночной чепец. Волосы закрывали всю подушку. Они были длинные, слегка волнистые и выглядели очень привлекательно. И опять Энтони ощутил беспокойство. Достаточно и того, что у нее необыкновенно красивые глаза, чего он в свое время не заметил. Ведь на роль временной жены он выбрал эту девушку именно из-за невзрачной внешности.
«Что может чувствовать невинная девушка в такой ситуации?» – с любопытством подумал маркиз Стаунтон. Возможно, только этого он еще не испытал в своей жизни, столь богатой любовными приключениями. Она лежала на спине, закрыв глаза. Но, почувствовав его изучающий взгляд, повернула к нему лицо и открыла глаза. Энтони чувствовал свежий запах ее волос. Они пахли мылом. Никогда еще запах мыла не казался ему таким возбуждающим. Он таким никогда и не был. Энтони нахмурился.
– Тысяча триста шестьдесят четыре, – произнесла Чарити вслух, когда молчание стало уже слишком гнетущим. Голос ее звучал напряженно. «Шуткой девушка пытается побороть свой страх, – внезапно осенило его. – Она ведь наверняка впервые в одной постели с мужчиной. И ей страшно».
– Есть еще один способ, – внезапно сказал он и сам испугался того, что сказал. – Победить бессонницу, я хочу сказать, – поспешно уточнил он.
– Притвориться, что можешь завтра
