сжал кулаки и сделал еще несколько шагов.
– Неужели собираешься распустить руки? – Кон насмешливо поднял бровь и высокомерно улыбнулся. – Давненько мы не дрались. В последний раз ты сломал мне нос, хотя и я в долгу не остался: из твоего собственного носа вылилось не меньше пинты крови, да и глаз долго не заживал. Ну, давай! Эту схватку ты заслужил, и отказать я не вправе. Собственно, зачем ждать, когда можно сделать первый шаг? Ты всегда долго раскачивался.
Он мгновенно оказался рядом и нанес резкий удар в лицо – вернее, нанес бы, не закройся Эллиот рукой прежде, чем совершить выпад. Его удар пришелся в ухо. Кон прицелился в подбородок, но попал в плечо.
Они разошлись и, сжав кулаки, принялись кружить, дожидаясь удобного момента. Каждый жаждал настоящей драки, и ни тот ни другой не остановились, чтобы снять пальто.
Эллиот с внезапным воодушевлением осознал, что уже давно мечтал об этой минуте. Кто-то должен поставить Кона на место. А он всегда превосходил кузена в силе и ловкости, хотя однажды тот действительно не на шутку подбил ему глаз и нос. Но вот относительно пинты крови – наглое вранье!
Наконец-то он поймал долгожданный момент, замахнулся и…
– О, пожалуйста, остановитесь! – прозвучал за спиной взволнованный голос. – Кулаками ничего не решить! Почему бы лучше не поговорить о разногласиях?
Женский голос. Нелепые слова.
Миссис Дью.
Разумеется.
Кон опустил руки и усмехнулся. Эллиот повернул голову и с яростью взглянул через плечо.
– Поговорить? – прорычал он. – Поговорить? Попрошу вас, мэм, немедленно вернуться в дом и не вмешиваться в чужие дела.
– Чтобы вы продолжали избивать друг друга? – Ванесса подошла ближе. – Мужчины так глупы. Считают себя вершителями судеб, а сами при первом же споре – не важно, между двумя людьми или двумя странами – начинают драку. Им все равно, что пускать в ход – кулаки или оружие.
О Господи, что за рассуждения!
Одевалась она явно впопыхах, не глядя в зеркало. Выбежала без перчаток и без шляпки. Волосы поспешно собраны на затылке в какое-то подобие пучка. Щеки раскраснелись, глаза возбужденно блестят.
Самая неприятная женщина из всех, которых доводилось встречать в жизни.
– Вы совершено правы, Ванесса, – заговорил Кон, даже не пытаясь сдержать смех. – Я, например, всегда считал, что судьбы мира вершат именно женщины. Но видите ли, хорошая драка доставляет мужчинам удовольствие.
– Не пытайтесь доказать, что всего лишь мерялись силами ради спортивного интереса, – задиристо возразила Миссис Дью. – Ничего подобного. Вы оба почему-то ненавидите друг друга или думаете, что ненавидите. А если бы потрудились поговорить, то, возможно, уладили бы ссору и снова стали друзьями. Почему-то мне кажется, что когда-то вы дружили. Кузены, почти ровесники, да и выросли в пяти милях друг от друга.
– Если Эллиот согласится, мы немедленно поцелуемся и помиримся, – с поклоном произнес Кон.
– Миссис Дью, – в свою очередь, заметил Эллиот, – ваша навязчивость не знает границ. И все же мне жаль, что мы столь неловко нарушили вашу мирную прогулку. Позвольте проводить вас домой.
Яростный взгляд, однако, недвусмысленно объяснил, что в мирную прогулку виконт не верит. Миссис Дью, без сомнения, увидела из окна своей спальни, как соперники один за другим скрылись в этом направлении. Моментально сделала собственные выводы и бросилась следом, чтобы вмешаться.
– Ни за что, – наотрез отказалась Ванесса. – Сначала пообещайте и вы, виконт, и вы, Константин, что ни сегодня, ни завтра, ни в последующие дни не возобновите драку, если меня не будет рядом, чтобы вас остановить.
– Я возвращаюсь в дом, – заверил Кон. – Не расстраивайтесь из-за нас, Ванесса. Как вы справедливо заметили, мы с Эллиотом всю жизнь были либо друзьями, либо врагами. Друзьями, конечно, дольше. И всякий раз после драки, даже тогда, когда в четырнадцать лет он сломал мне нос, а я подбил ему глаз, оба непременно смеялись и приходили к выводу, что было страшно весело.
Ванесса недоверчиво покачала головой, однако Кон не обратил на это внимания.
– В ближайшие дни мне придется вас покинуть, – продолжал он. – Ждут срочные дела. Обещаю не затевать драк вплоть до самого отъезда.
Он рассмеялся, галантно поклонился, смерил Эллиота презрительно-снисходительным взглядом и повернулся к дому.
– Значит, если что-нибудь все-таки произойдет, то вина всецело падет на вашу голову. – Миссис Дью с улыбкой повернулась к виконту. – Ловко, ничего не скажешь. Ему всегда удается выставлять вас злодеем?
– Вы безмерно меня раздражаете, мэм, – сухо отозвался тот.
– Знаю. – Улыбка виконта стала печальной. – Но и вы меня тоже. Эта неделя – самая счастливая в жизни брата и сестер. Очень не хочется, чтобы счастье омрачалось вашей с Константином ссорой. Как, по-вашему, они будут себя чувствовать, если вы оба вернетесь в синяках и ссадинах? Все успели полюбить Константина, а к вам прониклись уважением. Разве можно разочаровывать их какой-то мелкой застарелой ссорой?
– Ссора ни в коем случае не мелкая, мэм, – почти враждебно возразил виконт, – но мысль ясна. Ваше личное счастье омрачено?
– Да нет, не особенно. – Она улыбнулась светло и безмятежно. Это сияние он помнил еще со времени бала в Трокбридже. – Так, значит, здесь похоронены мои предки? Константин показывал нам парк, но сюда не привел.
– Возможно, счел место слишком мрачным.
– А может быть, – предположила Ванесса, – после кончины брата горе еще слишком свежо, чтобы делить его с теми, кто не знал мальчика. Мне жать, что не удалось познакомиться. Он действительно был таким милым, как рассказывал Константин?
– Да, – без колебаний подтвердил виконт. – Во многих отношениях он был обделен, да и выглядел иначе, чем обычные люди, но нам всем есть чему поучиться у таких, как Джонатан. Он был исполнен любви даже к тем, кто вел себя резко и нетерпеливо.
– А вы? – спросила Ванесса. – Вы проявляли резкость и нетерпение?
– С ним никогда, – уверенно ответил Эллиот. – Обычно, стоило мне приехать, как он сразу прятался, – я говорю о том времени, когда отец умер и мне пришлось стать опекуном. Иногда, если Джонатану удавалось сдержать смех, требовалось немало времени, чтобы его найти. Но мальчик приходил в такой восторг, что сердиться было просто невозможно. Тем более что подучил его Кон.
– Чтобы развлечь? – уточнила Ванесса. – Или чтобы вызвать раздражение у вас?
– Всегда последнее, – лаконично ответил виконт.
– Может быть, его обижало то обстоятельство, что опекуном оказались вы, а не он сам?
– Именно так.
– А нельзя было проявить чуткость и передать опеку ему, пусть даже и неофициально?
– Нельзя.
– О Господи. – Ванесса склонила голову и посмотрела осуждающе. – Вы и вправду жесткий, необщительный человек. И все же мне кажется, что вражда не имеет серьезных оснований. Но вы упорно требуете, чтобы соперник уехал из родного дома. Неужели не чувствуете ни капли сострадания?
– Миссис Дью, – виконт сжал руки за спиной и слегка наклонился к упрямой собеседнице, – жизнь не столь проста, как, судя по всему, кажется вам. Так, может быть, лучше воздержаться от советов хотя бы в тех делах, о которых вы ровным счетом ничего не знаете?
– Напротив, жизнь нередко оказывается даже проще, чем мы льстиво ее представляем, – заметила Ванесса. – Но если полагаете, что мне следует ограничиться собственными делами, то, пожалуй, я так и сделаю. Где похоронен мой прадед?
– Вон там.
Виконт повернулся и показал. Оба направились к могиле. Ванесса прочитала высеченное на надгробии цветистое восхваление заслуг покойного графа.
– Интересно, – задумчиво произнесла она, – что бы он сказал, увидев в своем поместье потомков отвергнутого сына и той женщины, которую так и не захотел принять.
– Жизнь непредсказуема, – загадочно произнес виконт.
– Все оказалось настолько тщетным, – продолжила Ванесса, – болезненные ссоры и конфликты, страдание и одиночество. И в итоге мы все равно здесь, но столько драгоценных лет потеряно даром!
Глаза наполнились грустью. В одном Кон, несомненно, прав: глаза действительно чудесные, даже когда не смеются.
– А где похоронен Джонатан?
Виконт подвел к самой свежей могиле. Надгробие выглядело безупречно чистым, трава вокруг была коротко подстрижена. Даже самый придирчивый глаз не заметил бы ни единого сорняка. Кто-то даже посадил ранние весенние цветы. Подснежники уже раскрыли свои хрупкие колокольчики, а крокус задиристо высовывал из земли листья-стрелки.
Кто-то не жалел усилий ради красоты. Наверное, Кон.
– Жаль, что мне не довелось знать мальчика, – тихо проговорила Ванесса. – Очень жаль. Думаю, я полюбила бы его.
– Относиться к нему иначе было невозможно, – заметил Эллиот.
– А на брата любовь не распространяется? – Ванесса повернулась и пронзила его острым взглядом. – Может быть, если бы вы нашли в себе силы засмеяться над попытками уколоть вас всякий раз, когда он подучивал Джонатана спрятаться, можно было бы повеселиться всем вместе и остаться друзьями? Может быть, вам просто недостает чувства юмора?
Нет, это уж слишком!
– Чувства юмора? – почти закричал виконт. – В выполнении самых серьезных обязательств? В общении с мошенником? В защите интересов невинного слабоумного мальчика? А также, полагаю, в общении с назойливой, бесцеремонной особой?
– Назойливая, бесцеремонная особа – это, конечно, я? – уточнила Ванесса. – Видите ли, просто не смогла позволить вам драться, даже не попытавшись остановить. Ну а сейчас всего лишь хотела подсказать способ сделать жизнь легче и
