шесть пенсов – проиграны, следовало прекратить игру. – Ведь у меня все равно нет денег, на которые я могла бы играть. Смею предположить, что вы не получите удовольствия от такой игры.
– Весьма разумное предположение. А в шахматы вы играете?
– Нет. – Отец Джейн играл в шахматы, но имел странное предубеждение – почему-то считал шахматы совершенно не женской игрой. Всякий раз, когда дочь просила научить ее играть, он отвечал, что шахматы – исключительно мужское занятие. И с каждым отказом желание научиться играть становилось все сильнее. – Я не училась, – со вздохом добавила девушка.
Джоселин в задумчивости проговорил:
– Интересно, а читать вы умеете?
– Разумеется, умею.
За кого он ее принимает? Слишком поздно Джейн спохватилась, вспомнив, за кого себя выдает.
– Да-да, конечно, – кивнул герцог. – Полагаю, и почерк у вас неплохой. Так что это был за приют, мисс Инглби?
– Я вам сказала, очень неплохой.
Герцог бросил на девушку недоверчивый взгляд, но тему развивать не стал.
– А что еще вы умеете делать? Чем вы могли бы меня развлечь?
– Разве в этом заключаются обязанности сиделки? В том, чтобы развлекать больного?
– Обязанности моей сиделки будут заключаться в том, что я прикажу ей делать.
Он оглядел Джейн с головы до пят, и у нее возникло ощущение, что ее раздели.
– Вы же не станете двадцать четыре часа в сутки непрерывно менять мне повязки и приподнимать мою ногу, не так ли?
– Не стану, ваша светлость.
– И тем не менее вы живете у меня. К тому же я выплачиваю вам весьма приличное жалованье. Неужели вам не хочется немного меня развлечь?
– Думаю, вскоре вам наскучит то, что я могу предложить. Джоселин усмехнулся. Он вертел в руках лорнет, однако не поднимал его к глазам.
– Полагаете, наскучит? Не уверен. Снимите чепец, мисс Инглби. Ваш чепец оскорбляет мой вкус. Он не только безобразен, но и старит вас на добрый десяток лет. Кстати, сколько вам лет?
– Не думаю, ваша светлость, что мой возраст – это то, что должно вас интересовать. Предпочитаю не снимать чепец.
– Неужели? – Герцог приподнял бровь и сразу стал пугающе высокомерным. – Снимите его.
Джейн поняла, что упрямиться бессмысленно. Она раньше никогда не носила чепцов и сейчас надела его лишь для того, чтобы скрыть свои волосы – они сразу же бросались в глаза. Джейн развязала ленты под подбородком и сняла чепец. Держа его в руках, она терпеливо ждала, когда герцог вдоволь насмотрится на ее волосы.
– Должен признать, – проговорил он наконец, – что волосы – ваше истинное богатство. Но напрасно вы их так безжалостно туго заплетаете и укладываете на затылке. Почему вы их так упорно пытались спрятать? Вы боитесь меня, мисс Инглби? Вас напугала моя репутация?
– Я ничего не знаю о вашей репутации. Хотя нетрудно догадаться, какова она.
– Вчера меня вызвали на дуэль из-за того, что у меня были определенные отношения с замужней дамой. И эта дуэль была не первой. Я беспринципен и весьма опасен.
– И вы этим гордитесь?
Герцог криво усмехнулся. Впрочем, его усмешку вполне можно было бы принять за гримасу гнева.
– Но кое-какие принципы у меня все же имеются. Я никогда не позволю себе соблазнить служанку. Или другую женщину, находящуюся у меня в доме. И не уложу женщину в постель, если она сама этого не захочет. Я избавил вас от страха?
– Полностью. Тем более что я могу быть любой из перечисленных вами женщин.
– Но я готов горы свернуть, чтобы увидеть вас с распущенными волосами, – пробормотал Джоселин.
Лилипуты копошились возле человека-горы, тщательно связывая беднягу.
Она читала вслух «Приключения Гулливера» – книгу, которую герцог едва ли выбрал бы для себя сам. Но поскольку он оставил право выбора за Джейн, ему оставалось лишь слушать.
Почти полчаса бродила девушка от полки к полке, снимая то одну книгу, то другую или просто прикасаясь к корешкам. Некоторые книги Джейн раскрывала и просматривала. Наконец вернулась к герцогу с «Приключениями Гулливера» в руках.
– Не возражаете? – спросила она, показав книгу. – Я давно хотела почитать Свифта.
– Нет, не возражаю, – пожал плечами Джоселин. Он вполне мог бы и сам почитать, но ему не хотелось оставаться в одиночестве. По правде говоря, он не был любителем уединения, хотя последние годы жил один и обзаводиться супругой не собирался.
Чем очевиднее становилось для него то положение, в котором он оказался, тем больше росло раздражение. Как прожить эти три недели? Ведь он, непоседа, привык в течение дня бывать в десятках различных мест… Увлекался верховой ездой, фехтованием и боксом. Даже танцы любил, кроме, пожалуй, вальса. И разумеется, терпеть не мог традиционные благотворительные балы – так называемые ярмарки невест. Кроме того, он нравился женщинам, и жена лорда Оливера была далеко не единственной его любовницей.
Теперь же в течение трех недель, если только он сумеет выдержать столь длительную пытку, ему придется ограничиваться лишь беседами с родственниками и друзьями. К тому же он будет терпеть боль при перевязках и… присутствие Джейн Инглби.
Отпустив сиделку, Джоселин пригласил секретаря. Затем, уже в середине дня, углубился в отчет, ежемесячно присылаемый из Актон-Парка, загородного имения. Раньше герцог только просматривал отчеты, но сегодня из-за избытка свободного времени читал внимательно, вникая в каждую деталь.
Наконец наступил вечер. Но если день тянулся медленно, то вечер грозил показаться вечностью. Ведь вечер и ночь – это время балов, время театров и концертов и, если игра стоила свеч, время постельных сражений.
– Вы хотите, чтобы я читала дальше? – спросила Джейн, поднимая голову.
– Да-да, читайте, – пробормотал герцог, и девушка снова склонилась над книгой.
Джоселин заметил, что она не опиралась на спинку стула, но при этом выглядела совершенно естественно, во всяком случае, не казалась напряженной. И, разумеется, читала она именно так, как следовало: ни медленно, ни быстро, без излишней патетики, хорошо поставленным приятным голосом. Было совершенно очевидно, что Джейн Инглби получила неплохое образование. Книгу она держала на коленях, придерживая ее обеими руками, и выглядела при этом очень изящно.
В какой-то момент герцог поймал себя на том, что с восхищением разглядывает золотистые волосы Джейн. Наверное, ей пришлось немало потрудиться, чтобы прическа выглядела строгой и не привлекала взгляда. Впрочем, полного успеха ей удалось бы добиться лишь в одном случае: если бы она остриглась наголо. Джоселин уже успел оценить красоту девушки, но только теперь, заставив ее снять чепец, он наконец-то понял, что Джейн Инглби – необыкновенная красавица.
Джоселин нисколько не сомневался: сидевшая перед ним девушка – в высшей степени добродетельная особа. Но она была его прислугой, сиделкой и, следовательно, совершенно для него недоступной. И все же ему ужасно хотелось увидеть, как золотые потоки ее волос струятся по плечам, хотелось увидеть, как падают на пол все заколки и шпильки.
И еще ему очень хотелось увидеть ее без этого жуткого платья и всего того, что она, возможно, носила под ним.
Джоселин вздохнул, и Джейн, оторвавшись от книги, спросила:
– Может, вы уже захотели спать?
Она смотрела на него вопросительно и совершенно невинно.
Джоселин взглянул на часы, стоявшие на каминной полке. Господи, еще не пробило десять. Вечер только начинался.
– Поскольку ни общество Гулливера, ни ваше общество, мисс Инглби, не назовешь блестящим, у меня
