– Нет, сэр, – возразил доктор, – это не она. Впрочем, не важно, с этим может справиться любая служанка. Ты в обморок не падаешь при виде крови? – спросил он, взглянув на девушку.
– Нет, не падаю… Но здесь, по-видимому, какая-то ошибка…
– Довольно, – перебил ее доктор. – Мне надо извлечь пулю из ноги его светлости. Ты будешь подавать инструменты по моему указанию и удалять кровь тампоном, чтобы я видел, что делаю. Подойди сюда.
Джоселин обеими руками вцепился в матрас. Если они успел взглянуть на девушку, прежде чем та исчезла за спиной доктора Рейкса, то ясно мыслить уже не мог. И уж тем более он ничего не соображал, когда в ногу вонзился скальпель. Казалось, каждая клеточка его тела содрогалась в агонии, а скальпель погружался все глубже и глубже… Конан навалился на бедро друга, чтобы тот не шевелился во время операции. Джоселин терпел из последних сил, он не кричал и даже не стонал, лишь скрипел зубами.
Время тянулось мучительно долго. Казалось, прошла вечность, прежде чем доктор на удивление спокойным голосом объявил, что извлек пулю.
– Самое худшее позади, Трешем, – пробормотал Конан, задыхаясь, словно десять миль бежал в гору. – Все кончено.
– Черт бы вас всех побрал! – взревел Джоселин. – Неужели, Рейкс, ты не мог вытащить пулю побыстрее?
– Быстрее я не мог, – с достоинством ответил доктор. – Пуля сидела слишком глубоко. Пока еще трудно сказать, каковы будут последствия ранения, но уверяю вас: спешка с моей стороны, несомненно, привела бы вас к инвалидности. Вот тогда ампутации скорее всего не удалось бы избежать.
Джоселин выругался, закрыл глаза и вдруг почувствовал приятную прохладу: холодный компресс положили ему на лоб, а затем еще и на щеки. До этого мгновения он не осознавал, что весь горит.
Открыв глаза, герцог узнал ее мгновенно. Золотистые волосы стянуты в узел на затылке. Губы крепко сжаты. Именно такой она была, когда он увидел ее тогда, в Гайд-парке.
– Какого дьявола? Зачем ты пришла сюда?
– Чтобы помочь доктору. А теперь вытираю вам пот со лба, – ответила девушка. Отвернувшись, она смочила марлю в холодной воде и, отжав ее, снова положила ему на лоб.
Аппетитная девчонка!
– Ну и ну! – воскликнул Конан, который, очевидно, тоже узнал помощницу доктора.
– Кто тебя впустил? – спросил Джоселин и тут же, поморщившись от боли, вполголоса выругался – доктор Рейке как раз накладывал что-то на рану.
– Полагаю, меня впустил ваш дворецкий, – ответила девушка. – Я сказала, что хочу вас видеть, и он незамедлительно провел меня наверх. Он даже сказал, что меня ждут. Думаю, вам следует предупредить его, чтобы впредь он был поосторожнее с посетителями и не пускал к вам всех подряд. На моем месте мог оказаться кто угодно.
– Ты и есть кто угодно! – заорал Джоселин, изо всех сил вцепившись в матрас. Любое прикосновение к ноге причиняло адскую боль, а доктор уже начал перебинтовывать рану. – Зачем ты пришла ко мне? Чего ты от меня хочешь?
– Кем бы вы ни были, – проговорил доктор, с тревогой поглядывая на девушку, – хочу заметить: вы расстраиваете моего пациента. Может, вам…
– Но я требую лишь одного, – заявила Джейн. – Вы должны подписать записку о том, что удерживали меня сегодня утром против моей воли и из-за вас я опоздала на работу.
Джоселин в изумлении смотрел на девушку. Наконец рявкнул:
– Убирайся к черту!
Эта служанка отличалась редкостной наглостью.
– Вполне вероятно, что я именно туда и отправлюсь, если потеряю работу, – проговорила Джейн, прикладывая к шее герцога прохладную влажную ткань.
– Но может быть… – Взглянув на своего пациента, доктор Рейке тотчас же умолк.
– Если тебя вышвырнут на улицу, где ты умрешь с голоду, какое мне до этого дело? – проворчал герцог. – Если бы не ты, я не валялся бы тут беспомощный, как выброшенный на берег кит.
– Не я наставляла на вас пистолет, – резонно возразила Джейн. – И не я нажала на курок. Я призывала вас обоих остановиться, если вы помните.
Неужели он, Трешем, опустился до перебранки с какой-то служанкой? Да еще в своем собственном доме… В своей спальне, наконец! Трешем отстранил руку с прохладным компрессом.
– Конан, дай ей соверен, который она тогда не взяла. Будь так любезен. И еще… Если она не захочет уйти сама, спусти ее с лестницы.
Но тут Джейн вновь заговорила:
– Разумеется, я никуда не пойду, пока вы не подпишете бумагу.
Сэр Конан усмехался, поглядывая на девушку; ситуация казалась ему довольно забавной.
– Послушай, Трешем, – проговорил он, наконец, – а почему бы тебе не подписать бумагу? Один росчерк пера – и все. Я пошлю за письменным прибором. Могу даже сам написать все, что требуется. Пойми, для нее это вопрос жизни и смерти.
– К черту! Я не желаю даже говорить на эту тему! Если хочет, пусть дожидается, пока дворецкий не вышвырнет ее отсюда. Вы закончили, Рейке?
Доктор кивнул и принялся собирать хирургические инструменты.
– Да, ваша светлость, я закончил. Должен предупредить, что рана серьезная. Но все же будем надеяться на благоприятный исход. И вам придется три недели лежать. Ногу же следует держать в приподнятом положении.
Джоселин лишился дара речи. Три недели неподвижности? Что за бред! Ничего более неприятного он даже представить себе не мог.
– Вы должны предоставить мне какую-нибудь работу, если отказываетесь подписать бумагу, – заявила Джейн. – Я не желаю умирать от голода по вашей милости.
Джоселин молча смотрел на виновницу всех своих несчастий.
Сегодняшняя дуэль была четвертой по счету в его жизни. Из первых трех он выходил целым и невредимым, если не считать единственной царапины. Да и сейчас Оливер не попал бы в него, если бы он, Трешем, услышав крик, не повернулся к нему анфас, тут же превратившись в прекрасную мишень. К тому же гораздо удобнее целиться в противника, который не целится в тебя.
– Требуешь работы? Считай, что ты ее получила. Работа на три недели. В качестве моей сиделки. Поверь мне, через неделю ты пожалеешь о том, что не согласилась голодать.
Пристально глядя в глаза герцога, Джейн спросила:
– Сколько вы будете мне платить?
На следующее утро Джейн проснулась в некоторой растерянности – ее поразила тишина. За время, проведенное в Лондоне, она уже привыкла просыпаться от рева пьяных мужчин и визга их жен. Но сейчас не было ни воплей, ни запаха тухлой капусты, ни вони из отхожих мест. Была тишина, свежий воздух, тепло и чистота.
И тут Джейн наконец-то вспомнила: она находится в Дадли-Хаусе на Гросвенор-сквер. Откинув одеяло, девушка ступила на чудесный мягкий ковер и невольно улыбнулась – роскошью своих апартаментов она была обязана случаю.
Накануне, уведомив свою квартирную хозяйку о том, что съезжает, Джейн собрала вещи и вернулась на Гросвенор-сквер. На этот раз она позвонила у черного хода, рассчитывая, что ей выделят каморку на половине прислуги. Однако ей сообщили, что свободных мест для прислуги нет, поэтому его светлость распорядился поселить сиделку в комнате для гостей.
Комната оказалась небольшой и довольно скромной, с окнами, выходящими в сад. Но Джейн была в восторге – ведь в ее новом жилище тихо, светло и тепло. О чем еще можно мечтать?
Джейн не видела герцога со вчерашнего утра – тогда она так дерзко, отчаянно дерзко, потребовала, чтобы он предоставил ей работу, если не желает подписать записку для мадам Лорен. После ухода доктора герцог принял изрядную дозу опийной настойки – дворецкий подлил ее в чай хозяину без его ведома, – поэтому было совершенно очевидно: его светлость проснется в ужасном состоянии, и проснется с такой чудовищной головной болью, что боль в ноге покажется по сравнению с ней вполне терпимой.
Наблюдая за ходом вчерашней операции, Джейн не могла не восхищаться искусством хирурга. Более
