здесь находиться. В наше соглашение входило, что ни один из нас не будет досаждать другому дольше, чем этого требует необходимость.
Она услыхала, как полковник поставил саквояж на пол. Ей не хотелось оборачиваться и смотреть на него. В своем старом поношенном мундире он вызывал у Евы страх, а они были наедине в маленькой комнате.
– Но я говорил не подумав, и вышло грубо, – признался он. – Я хотел сказать совсем не то.
– Вы сказали, – более уверенно возразила она, повернувшись и с упреком глядя на него, – что вы вправе распоряжаться собственной женой. Это было более чем непорядочно, полковник. Мы заключили брак по обоюдному согласию. Мы расстались с твердым намерением больше никогда не встречаться. Между нами никогда не возникал вопрос о вашей власти и моей покорности вам, ибо я вам не жена. И совершенно независима от вас.
Полковник тоже был вне себя от ярости. Ева видела это по тому, как он сжал челюсти, его глаза сузились.
– Возможно, мадам, – сказал он, – в этом заключается наша ошибка.
– В чем ошибка?
– В фиктивности нашего брака. Нам следовали бы сделать его настоящим, несмотря на то что мы решили жить отдельно. Тогда не было бы этих нелепых споров, жена вы мне или не жена, должен я оплачивать ваши счета или нет, и вправе ли я требовать от моего брата, чтобы он оставил в покое. Вероятно, нам следовало бы завершить день нашей свадьбы брачной ночью.
С пылающими щеками Ева смотрела на него. Но вместо того чтобы воспользоваться этими драгоценными секундами и найти достойный ответ, чтобы выразить свое возмущение, она молчала, парализованная его словами: ей стало трудно дышать, грудь отяжелела, пульсирующая боль пронзила ее тело, колени ослабели.
– Это было бы не правильно, – сказала она. – Мы оба не хотели этого.
– Не правильно? Мы с вами – мужчина и женщина, – резко сказал он, – и несколько недель назад мы поженились. Мужчина и женщина, особенно если они женаты, ложатся в одну постель. Они удовлетворяют определенные потребности. У вас никогда не возникало такого желания?
Ева облизала губы и прерывисто вздохнула. Почему закрыты окна? В этой комнате нечем дышать.
Полковник издал какой-то раздраженный звук и решительным шагом направился к ней, огибая изножье кровати. Она прижалась к подоконнику и вцепилась в него обеими руками. Он встал перед ней, расставив ноги, и его большие руки потянулись к ее лицу, Ева закрыла глаза и почувствовала, как его губы прижались к ее губам так сильно, что причиняли ей боль. Но почти сразу же боль прошла, он раскрыл ее губы и проник в глубь ее рта. Ее тело откликнулось на его ласки, в нем пробуждалось желание.
Ее первой мыслью было ощущение того, что она нарушает верность, изменяет. Но кому? Полковник Бедвин был ее мужем. Она за ним замужем. И если не с ним и не теперь, то она никогда и ни с кем этого не испытает. Никогда! Эта мысль оправдывала ее бессилие перед охватившим ее возбуждением. Она положила руки на его невероятно широкие плечи. Даже сквозь мундир она чувствовала его твердые мускулы.
Ответив на его поцелуй таким же страстным поцелуем, она призналась себе, что тоже хочет его.
Их разгоряченные тела пылали. Он обхватил ее за талию, а другой рукой приподнял за бедра и прижал к себе так сильно, что она, едва дыша, ощущала силу его мускулистых бедер и его плоть. Она обняла его за шею, всем телом стремясь прижаться к нему крепче и теснее…
Когда он поднял голову и посмотрел на нее, на мгновение Ева вздрогнула, поняв, что происходит и с кем она. Его лицо с орлиным носом было таким же, как всегда, суровым. Возможно, ей следовало немного испугаться, почувствовать отвращение. Но ее возбуждение только возросло, особенно когда она заглянула в его глаза с тяжелыми веками и увидела в них ответную страсть.
– Мы осуществим наш так называемый брак, – сказал он, – на этой постели. Если вы не хотите, скажите об этом прямо сейчас. Я ни на чем не настаиваю.
Это не входило в их сделку. В то время им обоим казалось очень важным, чтобы брак был лишь номинальным и они расстались бы сразу после свадебной церемонии. Сейчас Ева не могла вспомнить почему. Она вспомнит потом, когда к ней вернется способность мыслить. Потом она возненавидит себя, если сейчас не остановится, если уступит своей похоти. Но почему? На это она не могла найти ответа. Они ведь были мужем и женой.
– Я согласна, – ответила Ева, с удивлением заметив, как хрипло звучит ее голос. Но она тут же жестом остановила Эйдана. – Но сначала я должна вам кое-что сказать.
Она почти не владела собой. Эйдан удивленно поднял брови.
– Я не девственница.
Он застыл на месте и пристально смотрел ей в глаза, пока она с ужасом осознавала то, что сказала.
Ей даже в кошмарном сне не могло привидеться, что ей ридется признаваться в этом ему.
– А, – тихо сказал он. – Вполне справедливо. Я тоже.
Время разума и рассудительности истекло.
Не отпуская ее, он одной рукой отбросил покрывала с постели. Расстегнув пуговки на ее накидке, он сбросил ее и, толкнув Еву на постель, стянул с нее туфли и чулки. Ева приподняла бедра, и он поднял подол ее платья, обнажив ее до пояса. Быстро сняв сапоги, сюртук и расстегнув панталоны, он всем телом опустился на нее.
Он был так тяжел, что Ева едва могла дышать. Он просунул под нее руки, приподнял и одним быстрым скользящим движением вошел в нее. У нее перехватило дыхание. Его плоть, большая и твердая, заполонила ее всю, почти вызывая боль. Почти.
Она обвила его шею руками, услыхала стон и поняла, что это стонет она сама.
Она слышала их общее хриплое, тяжелое дыхание, почувствовала, как они оба покрываются потом. Она ощущала его одеколон, мускусный и еще какой-то возбуждающий, резкий, не поддающийся определению запах.
Все ее чувства и желания сосредоточились на их слиянии, она задыхалась от неистового наслаждения. Жгучая страсть волнами прокатывалась по ее телу и становилась невыносимой. Ева вскрикнула, содрогаясь, словно что-то взорвалось у нее внутри. Но за этим последовала не боль, а только глубокий расслабляющий покой.
Эйдан издал звук, похожий на рычание, и всем своим весом придавил ее. Горячая струя разлилась в глубине ее тела.
Эйдан, не выпуская Еву из объятий, соскользнул с нее. Его тело было горячим, мокрым от пота. Они лежали лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза. Смешно, но это был полковник Бедвин, подумала Ева и вспомнила, каким она впервые увидела его в гостиной Рингвуда – высоким, мощным, хмурым и страшным. Но она чувствовала себя слишком усталой, чтобы осознать, что произошло, или понять, почему это оказалось таким наслаждением. Еще никогда в жизни она так не уставала. Ее глаза медленно закрылись. Засыпая, Ева подумала, будет ли она жалеть о случившемся, когда проснется. И не пожалеет ли он. Конечно, они оба будут сожалеть. Но она подумает об этом позднее.
Наемные и частные экипажи непрерывно подъезжали и отъезжали от гостиницы. Пассажиры, постояльцы и слуги шумно и суетливо расхаживали по холлу. Кто-то все время кого-то звал, вместо того чтобы подойти поближе и поговорить. Весь этот веселый шум для Эйдана всегда был связан с Англией, он с тоской вспоминал о нем, находясь вдали от родных берегов.
Он обедал в столовой со своей женой. Окружавший их шум и гам позволял разговаривать без опасения быть подслушанными, но этого Эйдану было недостаточно. Они вели себя с вежливостью незнакомых людей. Их можно было бы принять за незнакомых, если особо не приглядываться. Он думал, что любому постороннему человеку, как и ему самому, взглянув на раскрасневшиеся щеки его жены, ее припухшие губы и его отяжелевшие веки, станет ясно, что они только что встали с постели после бурно проведенной ночи.
Он до сих пор не мог поверить в случившееся: в то, что они оба этого хотели.
– Как дети отнеслись к вашему отъезду? – спросил он. – Вы не побоялись их оставить?
– Не боялась, нет, – ответила она. – Мне не хотелось, это так. Я предполагала, что пробуду здесь несколько недель. Но с ними все в порядке, и о них хорошо заботятся. Не думаю, что они чувствуют себя беззащитными, как в прошлый раз. Тетушка так суетится вокруг них, она учит Бекки вязать. А няня и Тельма очень добры к ним. Их часто навещает преподобный Паддл, который завоевал их любовь.
Эйдана странным образом трогала привязанность Евы к маленьким сиротам, хотя они не имели к ней никакого отношения. Только когда они поженились, он понял, что дети были главным в ее жизни, и, если бы не они, она могла бы отнестись к его предложению по-иному.
– А ваша тетя здорова? – спросил он.
– Да, спасибо. Она пришла в восторг от моего решения поехать в Лондон. – Ева рассмеялась. – Ее даже не смутил герцог, который, когда я ее представила, все время смотрел на нее в лорнет, слушая ее валлийский говор.
– Почему же вы все-таки решили приехать? – снова спросил он. – Я знаю, Бьюкасл умеет быть очень убедительным, но я не считаю вас слабовольной.
Ева повертела ложку в руках.
– Он убедил меня, что вас осудят в обществе, если я не приеду.
– Мне наплевать на общество! – заметил Эйдаи.
– О нет. – Ева нахмурила брови. – Я поняла, что вы всегда поступаете так, как считаете правильным, даже если приходится чем-то жертвовать. Доказательство этому – наш брак. Долг для вас, мне кажется, важнее всего. Если в свете не правильно истолкуют то, что мы живем отдельно, и подумают, что вы вынуждены были жениться, а теперь стыдитесь меня и поэтому бессердечно держите меня в деревне, как в заточении, вас будут считать бесчестным человеком. Такие сплетни будут вам неприятны, хотя вы знаете, что в них нет и капли правды.
Возможно, она права,
