ветерок пробежал по ее обнаженному телу, и он закутал ее своим плащом. В лунном свете она совершенно отчетливо видела его лицо.
Он долго смотрел на нее, потом заговорил:
– Этой ночью ты сделала мне бесценный подарок, Эмми. Я не могу порицать тебя, потому что слишком тронут твоей невероятной щедростью. Мне бы лишь хотелось, чтобы я строже контролировал свои желания. Я всегда буду сожалеть о том, что сделал с тобой сегодня.
Нет, он не то говорит. Никаких сожалений. Это случилось потому, что он нуждался в ней, и оказалось, что ему надо было обладать ее телом. Она пришла, чтобы дать ему утешение, а не для того, чтобы усугубить чувство вины.
Нет, никаких сожалений.
– Нет, – сказал он. – Я знаю, что ты никогда не станешь ни в чем винить меня, Эмми. Ты никогда этого не делала, никогда не требовала ничего для себя, не так ли?
Ты поощряла мой эгоизм, и я с готовностью пользовался тем, что ты предлагала. И много лет назад, и сегодня. Ну что ж, теперь наступила моя очередь. Моя очередь на всю оставшуюся жизнь.
Хотя она не могла уловить каждое слово из сказанного, но заметила горечь в выражении его лица. Не дав ей возможности ответить, он прижался губами к ее губам, поддерживая рукой ее голову.
– Я причинил тебе боль, – произнес он, оторвавшись наконец от ее губ.
Он вложил в ее руку носовой платок, но она, не понимая, лишь вопросительно посмотрела на него. Поэтому он отобрал у нее платок и сам осторожно промокнул ее болезненно пульсирующую плоть, наверное вытирая кровь. Потом сложил платок и снова осторожно, но решительно приложил его. Эмили положила голову ему на грудь и закрыла глаза. Ее успокаивала вибрация, которую она чувствовала, хотя и не знала, что именно он говорит. Если бы он говорил что-то важное, то приподнял бы ее подбородок, чтобы она могла прочесть по губам. Он гладил ее по голове, как несколько минут назад делала она.
Она думала о том, что теперь будет, когда это произошло между ними. Станет ли теперь легче или труднее жить, чем последние семь лет? И вдруг поняла, что обманывает себя, если надеется, что будет легче. Теперь она знала его не только сердцем, но и телом. И любила его телом. Она отдала себя всю целиком, но он взял только тело.
Она не жалела об этом, хотя знала, что и завтра, и всю оставшуюся жизнь ей придется горько сожалеть о многом из того, что случилось сегодня. Но не о том, что любит Эшли. Всегда любила и будет любить.
Она не заметила, как заснула.
Эмили проспала, наверное, около двух часов. Такой он ее и представлял во сне: теплой, расслабившейся и доверчивой.
Наконец она пошевелилась, посмотрела на него и улыбнулась. Как могла она улыбаться, если он только что так злоупотребил ее доверчивостью? Она села и натянула через голову сорочку и платье. Он привел в порядок свою одежду, встряхнул оба плаща, накинул один на ее плечи, застегнув под горлом, а другой – на себя и пошел вместе с ней к дому.
Выбравшись на открытое место, он хотел было отправить ее вперед, но передумал. Какая теперь разница, увидят ли их вместе или нет? Все равно завтра все должно измениться. И он пошел рядом с ней, не прикасаясь и ничего не говоря. Он не сказал ни слова с тех пор, как она проснулась. Только проводил ее до комнаты и распахнул перед ней дверь. Было слишком темно, и она не могла читать по губам. Он обнял ее и поцеловал в губы.
Без страсти. Просто пожелав спокойной ночи.
– Спасибо, Эмми, – сказал он, хотя знал, что она не услышит. – Спасибо за все, что ты попыталась сделать, и за то, что сделала. Спокойной ночи, маленький олененок.
Отступив на шаг, он дождался, пока она закроет дверь.
Остаток ночи он простоял не раздеваясь у окна.
Он совратил Эмми. Три последних года его жизнь погружалась в пучину тьмы, и теперь наконец он коснулся самого дна. Взял милую, светлую невинность и уволок вместе с собой в темный омут. А она, возможно, об этом пока даже не знает.
Граф Ройс с женой, ребенком и несколькими племянниками и племянницами гулял у холмов за домом. Когда они возвращались, Эшли в одиночестве прогуливался по террасе. Он отклонил настойчивые приглашения детей поиграть вместе, и Констанс, с сочувствием посмотрев на него, повела их в дом. Виктор, дружески кивнув Эшли, хотел последовать за ними, но Эшли остановил его.
– Я хотел бы поговорить с тобой, Ройс, если не возражаешь.
– Что за вопрос? С удовольствием, – ответил Виктор, останавливаясь на террасе. На лице его сразу же появилось выражение сочувствия.
– Найдем более уединенное место, – предложил Эшли. – Люк отправился прокатиться верхом, так что его кабинет свободен.
– Хорошо, – согласился Виктор, несколько удивившись, но охотно последовал за Эшли.
Эшли закрыл за ними дверь кабинета и, чуть улыбнувшись, остановился, прислонившись к ней спиной.
– То, что я намерен сказать, должно быть, станет для тебя полной неожиданностью, – сказал он, – особенно в свете вчерашних событий. Но я должен у тебя просить руки Эмми.
Виктор в полном смятении уставился на Эшли.
– Эмили? – произнес он. – Ее руки?
– Я хочу жениться на ней. – Эшли, заложив руки за спину, сжал их. – – Жениться? – Граф все еще не пришел в себя. – Но она уже помолвлена. С Пауэллом.
– Тем не менее она выйдет замуж за меня, – спокойно проговорил Эшли. – Она совершеннолетняя. Мне не нужно даже спрашивать у тебя разрешения, я делаю это из вежливости. Но надо урегулировать вопрос о брачном контракте. Я имею все возможности для того, чтобы создать ей жизнь, подобающую дочери графа.
Виктор, постепенно придя в себя, нахмурил брови.
– Эмили помолвлена, Кендрик, – сказал он. – Вчера было сделано оглашение. Ты сам присутствовал при этом.
Помолвка налагает такие же обязательства, как брак. К тому же и двух дней не прошло, как ты приехал в Боуден. Твоя выходка по меньшей мере неуместна, ты не находишь?
Он говорил с явным неодобрением. Трудно поверить, подумал Эшли, что Ройс моложе его. Ответственность, к которой обязывало положение, и семейная жизнь придавали ему достоинство, и он казался старше своих лет.
– Помолвку следует разорвать, – настаивал Эшли. – Она выйдет замуж за меня.
– Я прекрасно понимаю, – заметил Виктор, начиная раздражаться, – что ты понес тяжелую утрату, Кендрик, что возвращение домой и необходимость сообщить это известие семье выбили тебя из колеи, но...
– Но она выйдет за меня замуж, – повторил Эшли. – У нее нет выбора. У меня тоже.
Граф Ройс замер на месте и долго сверлил его пристальным взглядом, потом подошел к нему.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Именно то, что ты подумал, – ответил Эшли.
Он знал, что сейчас произойдет, и мог бы избежать этого. Но он не шевельнулся. Он ударился затылком о дверь, и на несколько мгновений у него потемнело в глазах. Его руки были по-прежнему сцеплены за спиной.
– Ты свинья! – с яростью и презрением произнес Ройс. – Я вызову тебя на дуэль, Кендрик!
– Как пожелаешь, – сказал Эшли. – Но возможно, было бы разумнее поговорить о деле. Если я останусь в живых после дуэли, ничего не изменится. Но если я погибну, а для Эмми возникнут.., последствия, то она окажется в невыносимой ситуации.
Он заметил, что Виктор, с трудом подавив гнев, обдумывает сказанное. У него раздувались ноздри.
– Это было изнасилование? – спросил он.
– Если она сама так скажет, – не сразу ответил Эшли. – Ты должен спросить у Эмми. Но ее ответ ничего не изменит.
Мы поженимся.
