Фрэнсис взял Саманту за руку и приглушенным голосом сказал:
– Мне кажется, вы нужны ему дома.
Его голос и выражение лица насторожили Саманту.
– Зачем? – испуганно спросила она. – Что случилось? Лайонел? Он…
– Да, – сказал Фрэнсис.
Глаза у Саманты расширились от ужаса.
– Вчера вечером Хартли вызвал его на дуэль? Хартли мертв?
Саманта вцепилась Фрэнсису в рукав, но тут же вспомнила, что он сказал: она нужна Хартли дома. Мертвому она была бы ему уже не нужна.
– Он жив, – сказал Фрэнсис. – Черт бы меня побрал, я проговорился! Они дрались, Саманта. В спортзале у Джексона. И ваш муж победил!
– Ваше поведение, милорд, и столь бурное выражение чувств оставляют желать лучшего, – сказала леди Брилл, глядя, как Саманта вцепилась в рукав Фрэнсиса обеими руками. – Сейчас она потеряет сознание. Действуйте же! Помогите усадить ее в карету. Я незамедлительно доставлю ее на Стэнхоуп-гейт, Вы сказали, Кэрью победил? Но кого он победил и в чем было дело? Прошу вас, объясните. Интересно послушать, что это за история. И уж можно не сомневаться, сегодня вечером она будет у всех на устах. А вот и карета! Садись, дорогая, лорд Фрэнсис тебе поможет.
– Нет, нет, не извиняйтесь, Фрэнсис, – сказала Саманта уже из кареты. – Я вам очень признательна. Если бы не вы, я могла бы ни о чем и не узнать чуть ли не до самого вечера. Ах, Хартли! – Она полезла в ридикюль за носовым платком.
– Саманта, я знаю, он весь в синяках и кровоподтеках, – сказал Фрэнсис, но передайте ему от меня, что он самый счастливый человек в Англии. И что он достоин вас, как никто другой. До свидания, Саманта!
И прежде чем она смогла ему ответить не только жалостной улыбкой, лорд Фрэнсис захлопнул дверцу кареты.
Маркиз принял ванну и переоделся. Его камердинер с довольным видом – он явно гордился своим хозяином – смазал лечебной мазью синяки и ссадины на его лице и на теле. После чего Хартли спустился в библиотеку, попросил слугу разжечь камин, хотя день был теплый, и опустился в кресло возле камина. Болело все тело, каждый сустав, каждая мышца. Каким-то чудом уцелели глаза, но, пожалуй, только они и уцелели.
Он мечтал, чтобы Саманта поскорее вернулась домой и помассировала ему руку. Но лицо… Лучше бы ей хотя бы с неделю не видеть его лица.
Он победил.
Хартли откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, но трудно было успокоиться – он не мог сдержать ликование. Он победил! Расквитался с Лайонелом. Отомстил за Саманту – и за себя тоже. Хартли позволил себе гордо улыбнуться – и охнул от боли. Вот уж никогда бы не подумал, что улыбка может причинить физическую боль.
И тут дверь с шумом распахнулась. Маркиз успел повернуть голову, чтобы увидеть ворвавшийся в библиотеку вихрь – желтые цветы свесились со шляпки и отчаянно метались перед глазами Саманты. Но она сорвала шляпку с головы и, не глядя, швырнула в угол. Лакей тихонько притворил за ней дверь.
– Я готова убить вас, Хартли! – воскликнула она. – Задушить собственными руками! И вы даже не сказали мне. Вот так неотложное дело! Он бы хладнокровно убил вас. И я убью!
– Как хорошо, однако, – сказал Хартли, – что человек может умереть лишь один раз.
– Хартли… – Саманта подошла к нему и опустилась па колени. – О, Хартли, бедное твое лицо! Почему ты это сделал? О, я знаю почему – из-за меня. Какое безрассудство! Никогда больше так не поступай. Но я тебе благодарна. Я так тебя люблю!
– Ради одних только этих слов стоило бросить ему вызов, дорогая моя Саманта, – осторожно улыбнувшись, сказал маркиз. – Но я поступил так и ради себя тоже.
– Потому что, оскорбляя меня, он оскорбил и тебя? – спросила она, подняв глаза на его изукрашенное синяками лицо.
«Красавцем я никогда не был, – подумал Хартли. – Представляю, как я ужасен сейчас». Но Саманта смотрела на него с обожанием.
– Да, – сказал он. – Но вот из-за этого тоже. – Маркиз поднял свою правую руку. – И из-за ноги. Он виновник моих увечий. Это не был несчастный случай. Он столкнул меня с лошади – шестилетнего ребенка!
В глазах Саманты заблестели слезы.
– Ах, Хартли! – прошептала она. – Бедный мой любимый Хартли! Фрэнсис сказал, что ты победил. Что ж, Лайонел выглядит еще хуже, чем ты?
– Куда хуже, – ответил маркиз. – До конца своей жизни оп будет ходить с кривым носом, и, бьюсь об заклад, по меньшей мере всю следующую неделю никто не сможет разглядеть, есть ли у него вообще глаза.
– Замечательно! – неожиданно ухмыльнувшись, сказала Саманта. – Как я рада! Отличная работа, сэр!
– Какая кровожадная женщина, – пошутил он.
– Хартли. – Саманта осторожно опустила подбородок на его колено и не сводила с него глаз. – Я ужасно глупая женщина. Поняла это только недавно, и особенно прошлой ночью. А сегодня мне это стало совершенно ясно. Я не правильно понимала значение этого слова.
Хартли засмеялся.
– Ты и вправду глупая. Какого слова?
– Понимаю, тебе сейчас ужасно больно. Но скажи, это совершенно невозможно – сесть к тебе на колени?
Ему было больно. Даже малейшая тяжесть на коленях причиняла боль. Но он протянул к ней руки, и она прильнула к нему, положила голову ему на плечо.
– Это слово – «нравиться», – сказала она. – Оказывается, то, что я определяла словом «нравиться», на самом деле – любовь. Какая же я была глупая!
У Хартли было такое чувство, будто оп снова получил удар под дых. Он не сразу заговорил.
– Расскажи мне, как ты все поняла, – попросил он и, не обращая внимания на боль, прижался щекой к ее макушке.
– Ты мне ужасно понравился, Хартли, когда мы познакомились в Хаймуре. После каждой нашей встречи я не могла дождаться следующей, а когда мне из-за тетушки пришлось уехать, в моей жизни образовалась чудовищная пустота. Я считала, что встретила в твоем лице настоящего друга и больше уже никогда такого друга не встречу. Лондон, приемы, балы потеряли для меня всякую привлекательность, потому что моего друга не было рядом со мной. И когда я увидела тебя на балу у леди Рочестер, я почувствовала себя такой счастливой, что закружилась голова. Мне ужасно захотелось поцеловать тебя и сказать тебе то, что я сказала потом, и я хотела Выйти за тебя замуж – потому что ты мне очень нравился. А когда мы поженились, те три дня я… Никогда в своей жизни я не была так счастлива, как в эти дни. Я была наверху блаженства. Потому что ты мне очень, очень нравился. А потом мне хотелось лишь одного – умереть, хотелось, чтоб жизнь па земле кончилась, потому что я думала, что я тебе больше не нравлюсь.
– Любовь моя! – взволнованно произнес Хартли.
– Я достаточно рассказала? – спросила Саманта. – Ты понял, что я хочу тебе объяснить?
Хартли сглотнул комок в горле и потерся щекой о ее макушку.
– Понимаешь, – продолжала Саманта, – я называла любовью то, что случилось со мной в тот ужасный первый сезон. Я думала, это и есть любовь – дьявольское наваждение, мучительный стыд… ах, все эти страшные переживания. Тогда я пришла к убеждению, что в моей жизни никогда больше не будет любви. Я не хотела любви. Я смотрела на Дженни и Габриэля, смотрела на другие пары, но не верила, что тоже могу быть счастлива. Когда я встретила тебя, я боялась думать о своем чувстве. О том, что это за чувство. Боялась все испортить, боялась, что оно обернется в нечто уродливое. Я хотела, чтобы ты продолжал нравиться мне, а я тебе и чтобы нам было хорошо имеете.
– Ты мне нравишься, любимая, – сказал Хартли. – Ну а я люблю тебя, – сказала Саманта. – Видишь, я это сказала, и на наши головы не обрушились гром и молнии. Хартли, ты для меня все. Ты единственный в
