дверям одной из комнат подошли братья Драммонды и распахнули ее.
Мэдлин стало не по себе, и она невольно подошла ближе.
Внутрь комнаты она заглянуть не могла. Но в этом не было надобности. Ясно, что они там, что они одни. И что их застали сидящими очень близко друг к другу. Она слушала до тех пор, пока оба здоровяка брата не расступились, давая дорогу тем, кто находился в комнате.
Ей не хотелось его видеть. И не хотелось, чтобы он видел ее. Ей не хотелось видеть их вместе.
Она повернулась и поспешила к бальному залу, куда и вернулась в смятении. Но ее избавили от мучительной необходимости войти в таком состоянии в зал, где многие заметили бы, что с ней что-то произошло.
У дверей стоял Карл Бисли и смотрел, как она бежит к нему. Он крепко взял ее за руку.
– Пойдемте, – спокойно сказал он, поворачивая ее в сторону лестницы, – спустимся вниз, выйдем и немного пройдемся. Недолго.
Мэдлин позволила ему взять себя под руку и увлечь вниз по лестнице.
Глава 20
-Хотите, я возьму вашу накидку? – спросил Карл Бисли у Мэдлин, когда они остановились в дверях.
Та покачала головой.
– Ночь не холодная, – сказала она и вздрогнула.
На дворе никого не было. Все, кто хотел подышать свежим воздухом, разумеется, прогуливались по террасе, куда можно было выйти из бального зала. Карл повел ее по мощеной подъездной аллее к мраморному фонтану, за которым начинался цветник.
– Я оказался невольным свидетелем того, что произошло, – признался он, накрывая ее руку своей. – Жаль, что не сумел уберечь вас от этих переживаний.
Они остановились у фонтана.
– Там ничего не было, – возразила Мэдлин. – Они просто разговаривали.
Он бросил на нее довольно грустный взгляд и, помолчав, произнес:
– Увы. Ни вы, ни я в это не верим, не так ли? Мэдлин отпустила его руку.
– Мне нужно вернуться в дом. Меня могут хватиться.
– Леди Бэкворт. – Он взял ее за плечи и повернул к себе лицом. – Поговорите об этом. Если вы разгневаны, излейте ваш гнев на меня. Если вы огорчены, поплачьте на моем плече. Согласен, меня все это не касается, но я ведь ее брат, и видеть все это мне очень тяжело.
– Может статься, ничего и не происходит, – возразила она. – Может, мы с вами опережаем события.
– Надеюсь, вы правы, – согласился он. – Возможно, правы. Знаете, все это произошло так давно, и я действительно решил, что не будет ничего опасного, если они снова станут жить по соседству. Но наверное, то, что было между ними, умирает не так-то легко.
– Я пойду в дом, – сказала она.
– Он ведь рассказал вам обо всем? – нерешительно спросил Карл.
Она покачала головой. Он скорчил гримасу.
– В таком случае я прошу прощения. Вероятно, вы бы предпочли, чтобы я ничего больше не говорил. Порой бывает лучше только воображать истинное положение дел, а не знать наверняка.
Мэдлин опустила голову и уставилась на разделяющий их кусочек земли.
– Почему они не вступили в брак? – спросила она.
– Все это так грустно, – ответил он. – Ваш муж в то время был в университете. Полагаю, и он и его отец решили, что он слишком молод, чтобы взвалить на себя ответственность мужа и от… – Он осекся и глубоко вздохнул. – Вы узнали о Джонатане?
– Я предполагала, – ответила Мэдлин.
– Я не говорю, что он ее не любил, – продолжал Карл. – Полагаю, что любил. Но, наверное, очень молодые люди впадают в панику, оказавшись в подобном положении. Наверное, он пожалел, что наш родственник герцог нашел ей другого мужа. Может статься, он и теперь об этом жалеет. И конечно, Дора… хотя она не совсем несчастна, но все-таки она вышла замуж за человека, который ниже ее по рождению. Ей, конечно, тяжело было узнать, что отец Джонатана получил титул и имение, И нельзя не признать, что он более привлекателен, чем Джон Драммонд.
Мэдлин глубоко вздохнула, потом медленно выдохнула, не говоря ни слова.
– Но все это не извиняет их обоих за то, что они делают сейчас, – сказал он. – Плохо ли, хорошо ли, но свой выбор они сделали. И если их любовь вновь вспыхнет, другие будут страдать. Если, – с горечью произнес он. – Я думаю, что уже поздно говорить «если»…
– Мы не знаем, – сказала она дрожащим голосом. – Может быть, мы забегаем вперед.
Он снял руки с ее плеч и очень крепко сжал ее руки.
– Мне страшно жаль, – проговорил он. – Я ни единого слова не сказал бы на эту тему, если бы вы сами не оказались свидетелем той отвратительной сцены наверху. Мне бы хотелось, чтобы вы забыли о ней, хотя, конечно, такое легче сказать, чем сделать. Но может быть, еще ничего не случилось. Может быть, они просто тешатся воспоминаниями о прошлом. Как это можно – иметь такую жену, как вы, и смотреть на какую-то другую женщину? Для этого нужно быть безумцем.
– Мне нужно вернуться в дом, – повторила Мэдлин.
– Я провожу вас, – предложил он. – Но вы дрожите. Наверное, мне и в самом деле не стоило ничего говорить. Наверное, для вас хуже знать, чем воображать. Я бы ни за что на свете не хотел причинить вам боль. Я восхищаюсь вами больше, чем могу выразить, леди Бэкворт. Если бы я мог, я бы утешил вас.
Он привлек ее руки себе на грудь и склонил лоб к ее голове. Мэдлин закрыла глаза; смятение, гнев, страдание переполняли ее сердце.
– Я полагаю, сейчас мой танец, Мэдлин, – проговорил позади нее холодный и спокойный голос.
Когда Джеймс подвел Дору к тому месту, где сидел ее муж, тот добродушно улыбнулся, продолжая беседовать с соседями.
Судя по всему, он вообще не знал о том, что его жены и братьев не было в зале.
Джеймс отошел и огляделся в поисках Мэдлин. Следующим танцем был вальс, тот самый, который он оставил за собой.
Ему хотелось смеяться, хотя в голове у него был такой сумбур, что он понимал – до завтрашнего дня он ни за что не сумеет привести свои мысли в порядок. Но ему хотелось смеяться и плакать одновременно.
Великая любовь его жизни! Он прервал свою университетскую карьеру, всю жизнь враждовал с отцом, чуть не убил Карла Бисли, его самого чуть не убили братья Драммонды, он сделал всех троих своими вечными врагами, долгие годы после этого страдал и мучился, не приближался к Мэдлин, считая себя морально связанным с другой женщиной и ее ребенком, устроил себе ссылку в Канаду и еще дальше на четыре года, провел эти годы в углубленном и зачастую мучительном самоанализе и вернулся домой, к жизни, которая, по его ощущению, никогда не очистится полностью от пятен и никогда не станет цельной.
И все из-за любви к Доре. К Доре.
А она никогда его не любила. Она сошлась с ним потому, что была разочарована, потому что герцог Питерли бросил ее после того, как, побывав дома в начале лета – Джеймс уже не помнил точно, – беспечно обрюхатил ее, как он, без сомнения, поступал многие годы с десятками женщин. Он, Джеймс, напоминал ей Питерли! К тому времени она уже знала, что у нее будет от Питерли ребенок.
А он-то любил ее? Впрочем, он знал ответ на этот вопрос. Он задавался этим вопросом и раньше, в последние месяцы. Если оглянуться назад, отбросить все, что произошло с тех пор, если быть честным, станет ясно, что на самом деле он никогда не любил ее. Там не было даже обычного юношеского пыла. Она была просто-напросто хорошенькой и привлекательной девушкой, которой он увлекся во время летних каникул. И она была у него первой – а он у нее был не первый. Он был так неопытен, что даже не понял этого!
Джеймс кивнул и улыбнулся пожилым дамам, сплетничающим в сторонке. Где же Мэдлин? Пары уже выходили на середину зала, готовые закружиться в вальсе.
Конечно, позже, когда до него дошли слухи о том, что Дора беременна, выдана за Джона Драммонда и
