– В чем же причина, Сувиндер?
– Я тебе изменил.
– В каком смысле?
– Эти две красотки. Они меня сорва... совратили.
– Вас?
– Катрин, я распутник.
– Не вы один. Я за вас очень рада, принц. Надеюсь, эти дамочки вас полностью ублажили, и вы тоже не ударили в грязь лицом. Успокойтесь. Вы при всем желании не способны мне изменить: я вам не жена и не подруга. Мы не давали никаких обещаний, поэтому об измене и речи нет. Понимаете?
– Я тебе давал.
– В каком смысле?
– Давал обещание, Катрин.
– Не знаю, Сувиндер. Наверно, вы меня с кем-то путаете.
– Нет. Я обещал не словами, а сердцем, Катрин.
– Неужели? Лестно такое слышать, Сувиндер, но пусть это вас не останавливает. Я все прощаю, договорились? Отпускаю вам все прошлые и будущие грехи, идет? Живите в свое удовольствие, я слова не скажу. Буду только счастлива.
– Катрин.
– Да.
– Катрин.
– Ну что еще, Сувиндер?
– ...я могу надеяться?
– На что?
–На то... на то, что когда-нибудь ты смягчишься.
– Уже. Я уже смягчилась, Сувиндер. Целиком и полностью. Я к вам хорошо отношусь. Надеюсь, мы останемся друзьями.
– Нет, я не о том.
– Естественно.
– Ты позволишь мне надеяться, Катрин?
– Принц...
– Позволишь, Катрин?
– Сувиндер...
– Скажи, что для меня не все потеряно, Катрин.
– Сувиндер, я к вам хорошо отношусь и действительно искренне польщена тем, что...
– Всегда женщины говорят одно и то же! «Польщена», «хорошо отношусь», а потом вдруг – «но». Не одно, так другое. «Но я замужем». «Но ты слишком стар». «Но твоя мать меня проклянет». «Но я слишком молода». «Но я на самом деле не девушка».
– В каком смысле?
– ...я думал, ты не такая, Катрин. Я думал, у тебя не будет «но». А вышло как обычно. Это несправедливо, Катрин. Несправедливо. Это гордыня, или расизм, или... или... неравенство.
– Принц, я вас умоляю. В последние дни я страшно не высыпаюсь. Мне необходим пол-тоценный отдых.
– А я так тебя огорчил.
– Сувиндер, умоляю.
– Я тебя огорчил. Слышу по голосу. Ты больше не станешь такое терпеть, я угадал?
– Сувиндер, прошу, не мешайте мне спать. Давайте на время... прервемся, хорошо? Поговорим утром. Утро вечера мудренее. Нам обоим необходимо выспаться.
– Я иду к тебе.
– Нет, Сувиндер.
– Скажи, в какой ты спальне, прошу тебя, Катрин.
– Это исключено, Сувиндер.
– Умоляю.
– Нет.
– Я же мужчина, Катрин.
– В каком смысле? Вообще говоря, я это заметила, Сувиндер.
– Мужчине вредно... Что такое? Ты вздыхаешь, Катрин?
– Принц, не хочу вас обидеть, но мне в самом деле необходимо выспаться, поэтому прошу: скажите «спокойной ночи» и дайте мне отдохнуть. Ну пожалуйста: «спокойной ночи».
– Ладно. Я исчезаю... Но, Катрин...
– Слушаю.
– Я буду надеяться.
– Вот и славно.
– Это серьезно.
– А как же иначе?
– Иначе нельзя. Я серьезно.
– Ну, честь вам и хвала.
– Да. Хорошо. Доброй ночи, Катрин. Доброй ночи, Сувиндер.
Глава 4
Настало время рассказать, как работает наша компания. Во-первых – это необходимо уяснить, – мы до некоторой степени придерживаемся демократической процедуры. Попросту говоря, руководство выбираем голосованием. Но об этом позже.
Во-вторых, мы неукоснительно требуем, чтобы сотрудники, стремящиеся перешагнуть определенный уровень, отказались от прежних религиозных убеждений. На практике это означает, что руководитель, достигший того ранга, что раньше назывался у нас «magistratus», потом «мастер», а теперь – «Шестой уровень», должен поклясться в отказе от веры.
Мы не препятствуем посещению храма или молельного дома, не настаиваем, чтобы человек перестал молиться, будь то на людях или в одиночестве, и даже не предлагаем ему прекратить финансовую поддержку религиозных организаций (хотя какие-то шаги в этих направлениях ожидаются и приветствуются); мы, конечно же, не требуем, чтобы он освободил от веры свой разум (или, если угодно, душу). Все, что требуется, – поклясться в отказе от веры. Такой акции достаточно, чтобы отсечь ярых фанатиков: это поразительные в своем роде личности, если кому по вкусу их образ действий, но они лучше сгорят заживо, чем перейдут хотя бы в другую конфессию той же самой церкви.
В-третьих, у нас практикуется полная финансовая прозрачность: любое должностное лицо может ознакомиться со счетами любого другого. Разумеется, за последние годы, с внедрением компьютеров и электронной почты, для этого появилось гораздо больше технических возможностей, но в принципе такой порядок существует с первого века новой эры. В результате у нас нет коррупции; если она и проявляется, то в ничтожных размерах.
Оборотная сторона этого достижения – трудоемкость. Она не давала нам покоя во все времена: когда людям приходилось вскрывать для проверки ящики, забитые восковыми табличками, когда приходилось разворачивать свитки папируса, когда приходилось отстегивать прикованные цепями конторские книги, когда приходилось заказывать из хранилищ старинные гроссбухи, когда приходилось изучать микрофиши, и даже в наши дни, когда весь учет компьютеризирован; в течение двух тысячелетий каждое техническое новшество, которое, думалось, вот-вот облегчит процесс, очень скоро с неизбежностью влекло за собой новые усложнения расчетов и систем.
Стремясь к снижению затрат труда и времени, мы в порядке эксперимента неоднократно отменяли эту практику на определенный срок в определенном месте, чтобы немедленно от нее отказаться при положительном исходе таких опытов, но раз за разом убеждались, что ее преимущества перевешивают любые затраты.
Лазейки для коррупции все же остаются; видимо, с этим ничего не поделаешь. Компания всегда
