– О нет! – зарыдала девушка, как будто ей предложили нечто чудовищное.
– Ну-ну, Мэри, успокойся,—дрожащим голосом уговаривала подружка.
– Все, идем в дом,– встал на ноги Кеннет,– надо тебя осмотреть.– Он помог подняться двум девушкам.– А заодно и чайку попьем.
– О-о… Из-за этого-то все и случилось! – Мэри была бледна и тряслась, в глазах блестели слезы; у нее вырвался истерический смешок.
Вторая девушка, по-прежнему обнимавшая ее, тоже хихикнула. Кеннет улыбнулся и покачал головой. Ему наконец удалось рассмотреть как следует лицо пострадавшей, и он поразился: какая необычная красота! Пусть даже половина волос сгорела, остальные превратились в бесформенные патлы, а глаза красные от слез.
И тут он понял, что видит ее все лучше и лучше в свете костра, который трещит на западном краю парка, под елями. Мэри уже глядела мимо него, глаза округлились от страха.
– Палатка! – вскричала она.– О-о-о!
– А я не видел! Черт! Блин! Зараза! Ненавижу ложиться так рано!
– Цыц! Сказано – спать!
– Нет! А что было потом? Ты стащил с нее все шмотки и в койку завалил?
– Рори! Не говори ерунды. Конечно нет.
– Так было в той книжке. Только девушка была мокрая – прямо из моря. Пострадавшая упала в воду.– Вторую фразу Рори произнес, подражая киношному полицейскому.
Кеннету хотелось рассмеяться, но он не позволил себе.
– Рори, замолчи, пожалуйста.
– Да ладно! Расскажи, что было дальше.
– То и было. Мы все пошли в дом, мама с папой ничего и не услышали. Я растянул поливальный шланг, но к тому времени тушить уже было нечего. Оказалось, примус взорвался и…
– Что? Так прямо и взорвался?
– А примусы так прямо и взрываются, ты что, не знал?
– Царица небесная! В смысле, мать твою так! Я не видел!
– Рори, следи за языком!
– Ла-а-адно.– Рори перевернулся на кровати, пихнул Кеннета в спину.
– И за ногами следи.
– Извини. А врач приехал или нет?
– Нет, Мэри не захотела, хотя мы предлагали вызвать. Да она не сильно пострадала. Только волосы обгорели, и все.
– Оба-на! – восхищенно взвизгнул Рори.– Так что, она лысая теперь?
– Нет, она не лысая. Но шарф или что-нибудь вроде придется поносить.
– Так они в доме сейчас? Эти девчонки из Глазго? Они у нас?
– Да, Мэри с Шиной в моей комнате, вот я и ночую у тебя.
– П-р-р-р-р…
– Рори, хватит дурачиться, ради бога. Давай спать.
– Ладно.– Рори вдруг подпрыгнул, перевернулся в кровати. Кеннет ощутил спиной напряженное тело брата. И вздохнул.
Он вспомнил время, когда эта комната была его комнатой. Прежде чем отец перебрал камин и поставил в него решетку, зимой единственным отопительным устройством в доме служил парафиновый калорифер, которым семья пользовалась еще в Галланахе, в старом доме. Какую он тогда испытывал ностальгию, и каким тогда казался Галланах далеким, недосягаемым, хотя и лежал в каких-то восьми милях за холмами, всего два железнодорожных перегона. Печка была тогда высотой с Кеннета, и ему строго-настрого запретили до нее дотрагиваться, и он первое время побаивался ее, но когда подрос, полюбил старую эмалированную штуковину.
В холодные дни родители приносили в его комнату калорифер, и он работал, пока Кеннет не ложился в постель, и еще немного, когда родители, пожелав ему спокойной ночи, уходили; он лежал и слушал потрескивание и шипение и следил за кружением отбрасываемых печкой на высокий потолок пламенно- желтых и тенисто-черных разводов. Комната заполнялась теплом и восхитительным запахом, и каждый раз, когда он чуял этот запах, неизменно подступала знакомая дремота.
То было драгоценное тепло – по крайней мере в годы войны, когда отец жег запасы парафина, правдами и неправдами собранные еще до введения продуктовых и товарных карточек.
Рори снова пихнул Кеннета ногой. Тот не отреагировал; не откликнулся и на следующий толчок, чуть посильнее, и тихонько захрапел.
Опять тычок.
– Ну, чего?
– У тебя он когда-нибудь большим делается?
