переварить. Ди Ди мертва, а вы о ней говорите, будто она была скотиной какой-то!
Майк отодвинулся, пропуская его. Стало тихо. Никто не остановил Хосе, пробежавшего через холл и хлопнувшего дверью своей комнаты.
Дамали повернулась к окну, услышав гудение поднимаемых стальных щитов. Комната заполнилась нежным золотым светом. Благословенное солнце. Рассвет. Обняв себя руками, Дамали закрыла глаза.
– Всем под душ, потом отдыхайте и развлекайтесь, кто как может. Трудная была ночь.
Оранжево-розовый рассвет сочился в окна личной ванной Дамали, обрамляя пушистые папоротники, сверкая на камнях сада. Утро. Единственное время, когда можно без опаски раздеться, стать уязвимой и безоружной, смыть жар битвы. Слава Богу – охранные приборы компаунда показывают полную чистоту. Сейчас бы еще один раунд боя не выдержать. Ладно, об этом можно подумать потом.
Дамали дала пару окутать свое тело, потом шагнула в джакузи, подставляя лицо струйкам душа и закрывая за собой стеклянную дверь. Прикрыв глаза ладонями, она ощущала бьющую в лицо воду, дыша глубоко и вольно, и вдруг всхлипнула. Что за черт? Откуда эта готовность к слезам? И о чем? С Ди Ди покончено, надо стряхнуть с себя всю эту историю.
Ванная была оформлена как райские кущи, но сейчас Дамали чувствовала себя в ней как зверь в зоопарке. Роскошная позолоченная клетка.
Стараясь успокоиться, она повернулась, подставив бьющей воде плечи, шею, спину. Надо думать о хорошем – как учила ее Марлен. Перестать 'застревать', как называла это ее команда. Да, ванная похожа на эдем. Да, здесь повсюду достаточно света, пусть он даже проходит через четыре дюйма бронированного стекла. Да, ей дано счастье иметь вокруг себя людей, которые ее защищают, даны деньги, дана даже слава. Но видит Бог, это не жизнь.
Она задышала быстро и неровно, обуреваемая гневом и отчаянием, и запрокинула голову, подставляя дреды под плещущую воду. Надо вспомнить, чему ее учили в боевых искусствах. Глубокое дыхание. Найди в себе центр без борьбы с собой. Она почти слышала голос Шабазза, произносящий эти слова, и узлы в мышцах плеч стали отпускать.
Но им легко говорить, ребятам из ее команды, когда они каждый могут уходить поодиночке. Все парни уходили куда-то днем, не говоря куда, и возвращались отдохнувшими... обмениваясь только им понятными улыбочками. Шуточками в мужском стиле, каждому ясными.
Дамали схватила мыло и принялась намыливать губку. Когда не стало Рейвен, у Марлен остался Шабазз. Дураков нет, всем все ясно. Иногда он уходил на целые часы и возвращался – весь быстрые взгляды и вздохи. А она, Дамали, заперта в позолоченной клетке – и почти все время со сторожем.
Не спеша, будто смывая злость, она водила губку широкими кругами по коже, наслаждаясь ее шероховатостью и скользкостью. Куда бы она могла пойти, даже если бы ускользнула? Нет никого, из-за кого она могла бы таинственно улыбнуться. Ни одной души, которую она могла бы рискнуть подвергнуть опасности. Мысли ее мгновенно вернулись к Хосе, и плечи тут же поникли от жалости к нему.
Неизвестно откуда нахлынули слезы, потекли по переносице, капая в вертящуюся бездну выпуска. Как они были счастливы, Хосе и Ди Ди! У них же было право жить и любить друг друга, разве нет? И посмотри, чем все кончилось. Один из ее братьев-стражей сломан начисто и умирает изнутри.
Дамали с силой запустила губкой в стену душевой кабинки. На марокканском кафеле остался мыльный след. При звуке шлепка она быстро закрыла глаза, схватила шампунь, на ощупь открыла флакон, выдавила на ладонь приличный пузырь, поставила флакон и намылила дреды.
Мелькнули под веками синий и желтый цвета кафеля и исчезли. Да... куда бы ей можно было пойти? Она живет с шестью братьями, умеющими убивать голыми руками, и еще Марлен, матушка-медведица. Дамали грустно усмехнулась и медленно выдохнула. Через несколько дней ей будет двадцать один, и день рождения отметит эта лоскутная семья. Клево. Это счастье, как она думала, – когда есть люди, которым ты дорога. Но бывало, что она так не думала.
Не будет уютного столика в ресторане, не будет роз от кого-то, кого она могла бы особо назвать. И не будет свободного вечера – никогда не будет. Единственный человек, который не боялся бы взвода ее братьев – Карлос, – остался в далеком прошлом.
Даже то, что имя его всплыло в памяти, заставило Дамали быстро начать смывать шампунь с волос. Нет, к этому она не вернется никогда. Дамали крепко жмурилась, давая хлещущей воде вбить ей в голову малость соображения. Это было пять лет назад. Ей было пятнадцать. Она еще не знала стражей, жила на краю, на улицах. Слишком много раз чуть не переспала с этим человеком.
Уже медленнее взяв кондиционер, она открыла флакон, посмотрела на лимонно-желтую жидкость, понюхала и налила в ладонь. Поставив флакон, поиграла со скользкой массой в руках, снова закрыла глаза и нагнулась, сбросив дреды вперед, плеснула кондиционер на затылок и стала бережно разгонять его к концам волос. А что, если?
Она обернулась и подставила лицо под струи – они стали холоднее. Но это постепенное охлаждение от едва терпимой жары до приятного тепла хорошо ощущалось мытым телом и чистыми волосами.
Когда-то они принадлежали к одному миру. Она помнила, как он приводил ее в дом своих людей поработать. Нормальные, отличные люди.
Это он посоветовал ей убежать, он поддержал ее, когда пьяный приемный отец попытался к ней пристать – первый и последний раз. Она сама даже не знала, что к возрасту полового созревания стала сильна, как взрослый мужчина. Откуда бы ей знать, тем более что тело у нее было с виду как у обычного подростка? Но она выдала старому развратнику как следует – и после этого пришлось делать ноги. Карлос тогда ее ждал – с распростертыми объятиями. Это он ее дразнил церковной девочкой в рэперском прикиде. Он посмеивался над ней, что так она держалась при всех многочисленных его попытках... но относился как- то странно уважительно.
От этой мысли она засмеялась. До того, как он ушел в мир наркотиков, она, помнится, подумывала, как это было бы с ним. Не будь она так напугана после нападения приемного родителя, может уступила бы – но Карлос уже впутался. Слухи о перестрелках – этого было достаточно, чтобы она отвалила в сторону.
Ее пробрала дрожь, и она быстро прополоскала волосы, чуть посмеиваясь над собственной глупостью. Судьба позаботилась, чтобы возле нее были его ребята, она всегда имела номер его пейджера на случай, если что-нибудь не так. Она дожила до пятнадцати без происшествий – долгий срок в ее мире. Но она слишком часто видела, как девчонки беременеют, погибают, попадают в больницу – или все сразу. И потому держалась. Была настороже. Эта участь ее не прельщала.
