карман.
Слейтер молчал, уставившись в небо.
— Ну, так и быть, я один постою, — предложил Эд, — а вы подтягивайтесь, когда очередь подойдет.
— Иногда, — сказал Слейтер, обращаясь к небу, — мне хочется, чтобы все войны закончились единым махом. Десять мегатонн на Вестминстер — мы и почувствовать ничего не успеем... просто испаримся вместе с травой, землей, водой, глиной, песком...
— Ну ты и пессимист, — сказал Эд, — прямо как эти... из Кампании за ядерное разоружение. — Он упер руки в бока, глядя на Слейтера сверху вниз.
Слейтер все так же смотрел на небо. Через некоторое время он сказал:
— Надеюсь, ты избавишь меня от рассказов о классных парнях, которые служили с тобой в армии.
— Ну и черт с тобой. — Эдвард отвернулся и, покачивая головой, побрел к лодочной стоянке на Серпентине, ворча на ходу: — Если не соображаешь, что нужно' укреплять оборону...
Слейтер еще немного полежал, а потом резко поднялся, расплескав шампанское. Эд успел уйти метров на десять. Слейтер закричал ему вслед:
— А бомба упадет — и ты спечешься. Надеюсь только, успеешь вспомнить, как держался за своих долбаных вояк!
Эд словно бы не слышал этих слов, зато их услышали отдыхающие — и сидящие в шезлонгах, и лежащие прямо на газоне. Все стали оборачиваться на Слейтера.
— Ш-ш-ш, — нехотя сделала ему знак Сэра. — Что толку на него кричать?
— Одно слово — идиот, — сказал Слейтер и опять повалился на траву.
— Каждый имеет право на собственные убеждения, — возразил Грэм.
— Хоть ты-то не городи ерунды, Грэм, — огрызнулся Слейтер. — Он каждое утро по пути на работу читает в автобусе «Сан».
— Ну и что? — удивился Грэм.
— Уверяю тебя, милый мой, — процедил Слейтер сквозь зубы, — если он ежедневно в течение получаса загружает башку дерьмом, то и от его убеждений будет вонять за милю, верно?
— И все же он имеет право на собственное мнение, — не сдавался Грэм; ему было неловко от холодного, пристального взгляда Сэры.
Он сорвал несколько травинок и стал крутить их в пальцах. Слейтер вздохнул:
— Если бы у него было собственное мнение, я бы с тобой согласился, Грэм, но вопрос ставится иначе: имеют ли газетчики с Флит-стрит монополию на мнение Эдварда? Нет? — опершись на локоть, он сверлил Грэма взглядом.
Грэм скривился и пожал плечами.
— Ты слишком многого требуешь от людей, — заметила Сэра.
Слейтер поднял бровь:
— Неужели?
— Не все же такие, как ты. И не все рассуждают по-твоему.
— Они вообще не рассуждают. Точка, — фыркнул Слейтер.
Сэра усмехнулась. Грэм был рад, что она разговорилась. Это дало ему возможность неотрывно смотреть на нее, впитывать каждое движение, не смущая ни ее, ни себя.
— Ошибаешься, — с улыбкой возразила Сэра. — Они рассуждают, конечно же, они рассуждают, но у всех разные принципы, разные приоритеты, а многие и не захотели бы жить в идеальном социалистическом государстве, даже если бы ты вдруг его построил.
Слейтер презрительно хмыкнул:
— Вот я и вижу, что некоторые собираются проголосовать еще за пять лет оскудения, нищеты и потрясающих новых методов истребления наших сограждан. Это довольно далеко от идеального социалистического государства; как бы это назвать: школа политической социологии маркиза де Сада?
— Они получат то, чего заслуживают, — сказала Сэра. — Зачем ты делаешь вид, что беспокоишься о них больше, чем они сами?
— Да мне на самом-то деле плевать, — ответил Слейтер. — Умолкаю.
Он снова рухнул на спину. Сэра посмотрела на Грэма и заговорщически подняла брови. Грэм тихо рассмеялся.
Ее вид вызывал резь в глазах. Хоть Сэра и сидела в тени дерева, белизна ее кожи, блестящие туфли и чулки, платье и шляпа — все отражало слепящий солнечный свет, струившийся с безоблачного неба. От нее исходило такое сияние, что ему стоило больших усилий не отводить взгляд в сторону.
Он отпил шампанского. Оно еще оставалось прохладным: Слейтер принес бутылку в сумке- холодильнике, которая сейчас лежала под деревом рядом с Сэрой. Слейтер был уязвлен до глубины души, когда Грэм, которому было поручено принести бокалы, вытащил из пакета пластиковые стаканчики. Он-то думал, Грэм знает толк в таких делах.
Грэма немного беспокоила перспектива встречи Слейтера и Сэры; в последний раз они с ним виделись в начале той недели, и он опасался, что Слейтер проболтается. Дело было в том, что они вместе ездили на Хаф-Мун-Кресент в тот день, когда Сэра внезапно отменила вечернюю прогулку вдоль канала. В телефонном разговоре она была немногословна, явно чем-то расстроена, и Грэм встревожился. Он решил, несмотря ни на что, подойти к ее дому, чтобы на всякий случай просто быть рядом. Слейтер тоже потерял покой, увидев состояние Грэма и услышав, что у Сэры, видимо, какие-то неприятности. Грэм не возражал, чтобы пойти вдвоем; он даже был рад, что Слейтер составит ему компанию.
Сначала они шли пешком, но на Теобальдс-роуд Слейтер решил во что бы то ни стало сесть в автобус. Грэм пытался ему втолковать, что сто семьдесят девятый идет только до Кингс-Кросс, а это, во- первых, не так уж далеко, а во-вторых, не совсем в той стороне. Но Слейтер твердил, что им примерно в эту сторону и нужно, да вдобавок ему жмут новые ботинки, и тащиться пешком нет никакого желания. На Кингс-Кросс он остановил такси. Грэм напомнил, что не может себе позволить... Слейтер сказал, чтобы он ни о чем не беспокоился, и пообещал расплатиться самолично, благо ехать было всего ничего.
В такси Слейтер кое-что вспомнил: он припас для Грэма подарок. Пошарив в кармане куртки, он извлек какой-то твердый предмет, завернутый в бумагу. Когда Грэм его распаковал, они уже подъезжали к Пентонвилл-роуд. В том свертке оказалась маленькая керамическая фигурка сидящей женщины с тяжелой грудью; ее пятки были поджаты под ягодицы, а колени широко раздвинуты. На крошечном личике застыло выражение экстаза, плечи были отведены назад, будто она пыталась как можно выше вздернуть заостренные груди, а руки опущены вдоль бедер ладонями наружу, причем каждый пальчик был вылеплен с исключительной тщательностью. Ее половые органы, как определил на первый взгляд Грэм, казались гротескно преувеличенными.
— Это что, шутка? — спросил он Слейтера.
Слейтер ухмыляясь забрал у него свой подарок и вытащил из кармана карандаш.
— Нет, это не шутка, — ответил он, — это точилка. Вот, гляди. — И вставил карандаш прямо в лоно глиняной фигурки.
Грэм отвел взгляд, покачав головой:
— По-моему, у тебя просто нет вкуса.
— Запомните, юноша, вкуса у меня больше, чем у анчоуса в чесночном масле, — заявил Слейтер. — Я просто хотел тебя развеселить.
— Вот оно что, — протянул Грэм, когда такси поворачивало налево. — Ну спасибо.
— Фу-ты ну-ты, — отозвался Слейтер, подавшись вперед, чтобы таксист не пропустил поворот на Хаф-Мун-Кресент. — Я, между прочим, несколько дней убил, пока ее для тебя вылепил.
— Я же сказал спасибо, — сдержанно произнес Грэм и спохватился: — Эй, попроси остановить здесь, я не хочу подъезжать прямо к дому. — Он оглядел улицу и удостоверился, что Сэры поблизости нет; правда, они еще находились на Пентон-стрит, но так, на всякий случай.
Такси остановилось.
— Пошли выпьем, — предложил Слейтер.
— Должен тебя огорчить, — сказал Грэм, когда они подходили к пабу «Белый канал» на Мэйгуд-
