которая старательно собирала рассыпанные фишки и возвращала их на доску. — У тебя не найдется ветошки для носа?
— Как ты сказал? Ах да. — Аджайи пошарила в складках одеяния и извлекла на свет маленький носовой платок.
Квисс трубно высморкался и вернул его обратно. Аджайи сложила платок в несколько раз и со вздохом убрала. Ей хотелось сказать ему, чтобы вставал, поскольку сидеть на холодных камнях вредно. Однако это означало бы, что она опять суетится.
С огромным усилием Квисс стал подниматься на ноги, кряхтя и ругаясь. Краем глаза Аджайи наблюдала за ним, не переставая собирать фишки, готовая в любой момент прийти на помощь, если он попросит, или подхватить его, если начнет падать. Но Квисс выпрямился сам и, потерев ягодицы и спину, прислонился к колонне.
Нам ничего не стоит умереть, напомнила себе Аджайи. Да, они застыли в одном возрасте, но это хрупкий, слабый, старческий возраст, со всеми его опасностями. До сих пор у них не было серьезных повреждений или переломов, но случись какая-нибудь серьезная травма, на выздоровление потребуется нескончаемое время. Когда-то давно она спросила об этом сенешаля. Его совет прозвучал так: «Не падайте».
Ей показалось, все фишки уже на месте. Она пересчитала их на доске и поняла, что одной не хватает. С трудом сгибая ноющую спину, она стала разглядывать заснеженные плиты.
— Все нашла? — спросил Квисс, чуть заметно порозовевший.
Аджайи отрицательно покачала головой, не прекращая поисков.
— Нет, не все. Одной недостает.
— Так я и знал. Теперь нам не позволят дать ответ на загадку. Клянусь, нас заставят разыгрывать партию заново. Это уж точно. Так оно и будет. Каждый раз одно и то же. — Отвернувшись, он с досадой хлопнул ладонью по колонне, часто задышал и повесил голову.
Аджайи проследила за ним, а потом подняла игровой столик, чтобы посмотреть, не закатилась ли туда потерянная фишка. Однако там ее не было.
— Найдем, — произнесла Аджайи, вглядываясь в снежные заносы. Ей хотелось придать своему голосу твердую уверенность, которой она в глубине души вовсе не чувствовала. Непонятно, ведь не мог же этот квадратик улететь куда-то далеко? Она опять пересчитала фишки, потом еще и еще.
Тут ее стала разбирать злость: во-первых, на Квисса, которого угораздило свалиться, да еще оттолкнуть ее, когда она хотела помочь; во-вторых, на эту злополучную фишку; потом на весь замок, на сенешаля, на прислугу, на все и вся. Куда же запропастилась треклятая фишка?
— А ты не обсчиталась? — устало спросил Квисс, все еще не отрываясь от колонны.
— Да нет же, я сколько раз пересчитывала — одной не хватает, — резко ответила Аджайи. — К чему задавать глупые вопросы?
— Ты мне рот не затыкай, — рассердился Квисс. — Я хотел как лучше.
— Ну так ищи фишку, — отрезала Аджайи, ненавидя себя за эту несдержанность.
Нельзя выходить из себя, нельзя огрызаться, это стыдно. Им нужно держаться вместе, а не ссориться, как дети или охладевшие супруги. Но она ничего не могла с собой поделать.
— Послушай, — с надрывом сказал Квисс, — я ведь не нарочно сшиб эту проклятую доску. Случайно вышло. Что ж мне, лучше было бы шею сломать?
— Конечно нет, — ответила Аджайи, следя за собой, чтобы не сорваться на грубость или крик. — Никто и не говорит, что ты это специально. — Она избегала встречаться с ним глазами и вглядывалась в занесенные снегом обломки, будто продолжала искать фишку, но все ее внимание было сосредоточено на выборе вежливых слов; попадись ей на глаза недостающая фишка, она бы ее попросту не заметила. Ей было не до того.
— А тебе небось хотелось, чтоб я был виноват? — съязвил Квис. — А?
Только теперь она посмотрела прямо на него:
— Квисс, как тебе такое пришло в голову?
У нее было такое чувство, словно ее ударили. Как он мог это сказать? Как у него повернулся язык?
В ответ Квисс только фыркнул. Но когда он слегка трясущейся рукой оттолкнулся от спасительной колонны, из складок его одежды выпала злосчастная фишка — застрявшая в шкурах при падении. В этот самый миг у дальнего конца аркады, у двери, ведущей во внутренние покои, появилась маленькая фигурка. Оба как по команде перевели взгляд с найденной фишки на явившееся к ним посыльное существо, которое замахало руками и взволнованно закричало:
— Как вы сказали: «Ни того, ни другого не существует»?
Они переглянулись. Аджайи хотела было ответить, но лишь приложила руку к груди; у нее пересохло во рту, и она не смогла вымолвить ни слова. Квисс возликовал:
— Да! — и для верности несколько раз кивнул. Существо отрицательно покачало головой:
— Нет. — Разведя руками, оно исчезло в недрах замка.
Где-то далеко внизу, в развалинах, знакомый голос разразился скрипучим каркающим смехом.
Часть пятая
ХАФ-МУН-КРЕСЕНТ
На углу Мэйгуд-стрит и Пентон-стрит располагался Центр занятости населения, куда люди обращались за пособием по безработице. Одна из вывесок гласила: «Стол 3: фамилии А-М. Стол 4: фамилии Н-Я». Грэм прошел мимо в направлении Хаф-Мун-Кресент — так назывался изогнутый полумесяцем ряд высоких домов, в одном из которых сейчас жила Сэра ффитч. У него под ложечкой засосало от волнения. Он весь был устремлен к цели; по телу пробежал озноб; в душноватой неподвижности воздуха вдруг обострились все ощущения. Цвета стали ярче, запахи (еды, асфальта, бензина) резче. Привычного вида здания — тесно стоящие трехэтажные постройки начала века, большей частью переоборудованные под жилье, — выглядели незнакомыми и чужими.
У него заколотилось сердце при виде мотоцикла, стоящего возле ее дома, правда, у соседнего подъезда, да и мотоцикл оказался не черным «БМВ», а красной «хондой». Грэм несколько раз глубоко вздохнул, чтобы унять отчаянное сердцебиение. Он посмотрел наверх, но в окне, из которого не раз выглядывала Сэра, сейчас никого не было.
Она сидит дома, убеждал себя Грэм. Никуда не ушла. Она дома. Она не передумала.
Он подошел к переговорному устройству. После решительного нажатия на кнопку ее квартиры стал терпеливо ожидать ответа, неотрывно глядя на круглую решеточку, из-за' которой должен был прозвучать ее голос. Вот-вот.
Ожидание затягивалось.
Через некоторое время он снова нацелился на кнопку, но заколебался, раздумывая, не подождать ли еще. Видимо, Сэра уже идет к дверям или принимает душ, да мало ли что. Можно было перечислить массу причин, почему она медлила с ответом. Облизывая пересохшие губы, он опять уставился на зарешеченный микрофон. В итоге он все-таки позвонил вторично — всей тяжестью налег на кнопку и даже зажмурился. Потом опустил руку.
Вообще говоря, спешить было некуда. Пусть даже она вышла — не грех и подождать; вероятно, выбежала купить что-то недостающее для салата, который готовила к его приходу.
Он подумал, не позвонить ли еще раз. Гнетущее чувство тяжести в животе не проходило. Нетрудно было представить, как кто-то из жильцов дома на углу Мэйгуд-стрит наблюдал за ним из окна все то время, что он стоял спиной к улице возле домофона и ждал, ждал, ждал. Тут из динамика донеслось
