— Подкрепись, — сказала она, опуская блюдо и один стакан на туалетный столик в изголовье кровати. — Что это ты пишешь?
— Письмо Грэму — открываю ему правду. Всю. Ничего, кроме.
Не прознося ни слова, Сэрра сделала глоток из тонкого стакана.
Слейтер пробежал глазами написанное и помрачнел.
— Знаешь, — сказал он сестре, — мне бы и в самом деле хотелось ему это отправить.
— Если ты действительно написал правду, об этом не может быть и речи.
— Х-м-м... я и сам знаю. Но мне нужно было изложить это черным по белому. Для себя. — Он поднял на нее глаза. — У меня до сих пор мандраж.
Подойдя вплотную к постели, Сэрра смотрела на него сверху вниз.
— Не дает покоя эта авария? — спросила она. Слейтер положил ручку и бумагу на столик, закатил глаза и закрыл лицо руками.
— Ну да, да, — процедил он и взъерошил пальцами темные волосы, уставясь в потолок, а Сэрра все так же невозмутимо смотрела сверху. — Проклятье! Дьявольщина! Хоть бы никто не запомнил номер!
— Номер чего? Мотоцикла?
— Ну конечно, чего же еще?
Он покачал головой и, опершись на локоть, стал перечитывать письмо, которому не суждено было попасть в руки Грэму. Как завершить последнюю фразу? Что еще добавить? Сэрра некоторое время постояла над ним, а потом отвернулась и принялась расчесывать волосы. Но очень скоро, услышав шуршание бумаги и постукивание ручки, она снова повернулась к нему лицом.
— Полегчало? — спросила она, опуская щетку.
Слейтер, не вставая с постели, вытянул руку, в которой держал скомканное письмо, и отрицательно покачал головой.
Он разжал пальцы, прохрипев «Бутон розы...», и комок бумаги покатился по полу. Сэрра с усмешкой отшвырнула его ногой к мусорной корзине.
После этого она принялась изучать себя в зеркале, молча поглаживая синяки.
— Тебе не приходит в голову, — начал Слейтер, — насколько мы с тобой омерзительны? Пусть ты хороша собой, а я всегда прав... но в силу каких-то чудовищных причин — то ли генетических, то ли классовых — мы с тобой...
— Ничего другого, — с улыбкой перебила Сэрра, не отрываясь от собственного изображения, — мне в голову и не приходит.
Слейтер не удержался от смеха. Все-таки он ее любил. Его чувство вобрало в себя не только родственную любовь, которая обычно подразумевается под словами «любит, как брат сестру», но и нечто большее. Он ее
Возможно, еще не все потеряно. Возможно, он еще научится любить ее исключительно как сестру. В конце концов, она этого достойна. Для него она все равно останется самой близкой. Секс — это просто секс, не более того, просто с нею все ощущения становились острее... добавлялся привкус опасности... но нельзя сказать, что с ней было лучше, чем с другими. Наоборот, хуже — на него накатывало чувство вины и отвращения к себе самому. Нужно попытаться, непременно нужно сделать усилие; они подложили Грэму свинью, так пусть это станет поворотной точкой... пусть послужит поводом... пусть от этого будет хоть какой-то прок...
Сэрра подошла к старому монопроигрывателю, стоявшему на тумбочке в другом конце спальни. Она выбрала свое последнее увлечение — новый альбом Дэвида Боуи, причем аккуратно опустила иглу на дорожку перед самой любимой песней, заглавной — «Давай танцевать», которая вышла на сингле и все еще оставалась в хит-парадах. Из допотопного динамика раздалось шипение и потрескивание; она прибавила громкости и поставила регулятор звукоснимателя на «повтор».
Слейтер повернулся на бок, чтобы наблюдать за ее движениями. Он больше не думал о дорожном происшествии, случившемся по его вине, не терзался из-за подлости, которую сделал Грэму, — он видел только свою сестру, которая пританцовывала возле проигрывателя. Музыка пульсировала и заполняла все небольшое пространство спальни; Сэрра покачивала головой, ее тело извивалось под голубым шелком в такт лирическим аккордам. Он ощутил, как внутри опять затеплилось желание.
Она знала эту песню наизусть. Прежде чем вступил вокал, прежде чем зазвучали слова «Давай танцевать», она с улыбкой повернулась лицом к брату, тонкими пальцами взялась за голубой шелк — и ее халат, соскользнув на пол, мягкими складками опустился на розовые кроссовки; она дважды кивнула в такт музыке и в унисон с Боуи пропела: «Давай-ка в кровать...»
И по другую сторону восприятия, где, согласно убеждению Слейтера, протекала его настоящая жизнь, на него обрушилась полная безысходность, неодолимая потребность скрыть свои чувства, ничем не выдать своего истинного отношения.
Он застыл с выражением притворного удивления и восторга, а под этой маской, внутри, стучала непостижимая боль, сродни его желанию, которая крепла вместе с этим желанием и вытесняла все остальное.
ДОКТОР ШОУКРОСС
В лечебнице Стивен подружился с мистером Уильямсом. Тот любил, чтобы его называли просто Майк, а доктор Шоукросс получил у него прозвище «доктор Шок», и вот почему: кто плохо себя вел и не слушался, тому назначали электрический шок. С мистером Уильямсом скучать не приходилось. Он Стивена смешил, да еще как! Правда, иногда поступал жестоко — вот, например, набрал целую банку пауков да и высыпал их прямо на колени Гарри, а у того, между прочим, паукобоязнь (мистер Уильяме как-то по-ученому называл паукобоязнь, но Стивен не смог упомнить). Это жестокий поступок, тем более что дело было за обедом, но зато получилось ужасно смешно.
А попало за это Стивену, и он понес наказание, только теперь не мог вспомнить, какое именно. Вороны окликали его по имени-фамилии.
Сидя у себя в кабинете, доктор Шоукросс задумчиво глядел в окно на унылый кентский пейзаж. С голых сучьев высокого дерева лениво планировали на землю вороны. На столе перед ним лежала открытая история болезни Стивена Граута. Доктору Шоукроссу предстояло написать заключение о состоянии здоровья этого пациента — страховая компания, которая выдала полис на одно из транспортных средств, попавших в аварию, прислала запрос в психоневрологический интернат «Даргейт», куда определили Стивена в результате того случая.
На календаре было 16 февраля 1984 года (доктор Шоукросс уже поставил дату на чистом листе бумаги). Наступили холода. Утром еле-еле удалось завести машину. Доктор Шоукросс, перевирая мотив, бубнил какую-то песенку; он наклонился, чтобы поднять с пола свой кейс. Не отрываясь от прежних записей, на ощупь извлек кисет, а следом трубку и принялся набивать ее табаком.
Увидев дату, когда произошла авария, — 28 июня минувшего года — он невольно отвлекся и вздохнул. До лета еще далеко, а ему уже давно не дает покоя доклад, с которым в июне предстоит выступать на конференции в Скарборо. Глазом моргнуть не успеешь, а лето уже тут как тут; как пить дать, придется кропать в последнюю минуту.
Стивен Граут (среднее имя отсутствует) пострадал в результате дорожно-транспортного происшествия 28 июня 1983 года. Получил удар по голове бочкой с пивом, упавшей с грузовика. Граут рухнул на мостовую и оказался под колесами автомобиля. Не считая скальпированной раны, у него были
