Дейэль посмотрела ему вслед. В ее глазах стояли слезы. Она рассерженно смахнула их рукавом халата и растерла по щекам. Небо над скалами стало чистым и бесцветным. Похоже, действительно началось.
Птицы, еще недавно парившие над утесами, вынырнули из тронутых багрянцем облаков над ее головой и направились вниз. Вглядевшись пристальнее, она различила сопровождавших их пастухов-дронов. Вне сомнения, то же самое творилось сейчас и на дне морском, под серыми волнами, а также там, в вышине, в царстве сокрушительной жары и нестерпимого давления газового гиганта.
Крылатые существа замерли в воздухе: скалы треснули и раздвинулись перед ними, образуя щель шириной примерно в километр. В раздвигающихся скалах замаячили огни. Лента серо-коричневой насыпи разделилась на восемь гигантских клинов и ссыпалась миллиардами тонн камня в восемь укрепленных отсеков корабля. Такое же будущее ждало море и атмосферу.
Грохот прокатился над башней. Гигантские облака пыли клубились в холодном воздухе. Дейэль тряхнула головой, и ее влажные кудри рассыпались по промокшему халату. Она подошла к дверям, ведущим в башню, собираясь переждать там, пока не осядут облака каменной пыли.
Черная птица Гравиес опустилась ей на плечо. Дейэль сделала нетерпеливый жест, и птица, взлетев, уселась на раскрытой створке двери.
– Мое дер-рево! – прокаркала птица. – Мое деррево! Оно исчезло!
– Да, не поздравишь тебя, – хмуро произнесла женщина. И опять в небе прокатился многотонный грохот. – Держись поближе – нас скоро заберут отсюда, – сказала она птице. – Если, конечно, хочешь со мной. А теперь не мешайся под ногами.
– Но пр-рипас-сы! Припас-сы на зиму! Где они тепер-рь? Мои сочные кусочки!
– Зимы не будет, глупая птица, – сказала она.
Черная птица замерла, подозрительно скосив на нее глаз.
– О, не беспокойся, – добавила Дейэль. – Не сомневаюсь, ты скоро привыкнешь к новым условиям.
Она смахнула птицу с двери, и та улетела куда-то.
Последний раз вздрогнула земля, последний толчок прокатился под башней. Одинокая женщина, Дейэль Гилиан, смотрела на оседающие облака пыли, сквозь которые просматривался свет миллионов лампочек в отсеках. Корабль прятал ландшафт, обнажая собственные внутренности.
Похоже, этот гигант-корабль наконец нашел себе применение. Похоже, он решился на какой-то шаг. Она ожидала его с трепетом.
“Море станет как камень, – вспомнила она, – а небо как сталь”. Она повернулась и спустилась в тепло башни, поглаживая живот, где лежало ее спящее, но все чувствующее дитя. “Да, суровая зима – не сожгла бы закрома”.
VI
Леффид Исфантелли отчаянно пытался вспомнить имя девушки. Джелтри? Аспер? Стемли?
– О, да, да, ах-х! О боги, да! Ну, ну, да – вот! Вот! Ну-о-охх!..
Соули? Гетрин? Эйско?
– Ох-х, черт! Ну же! Еще! Сильнее! Так, так… да… вот! Ах!
Селэс? Сирийер? (Надо же: как неучтиво с его стороны!)
– О, небеса! – Ну же… черт!
Ничего удивительного, что он не мог вспомнить ее имени: девушки врываются в жизнь со скоростью ракеты и так же быстро вырываются из нее. И все же парень не должен ворчать, главное – положили глаз.
Крошечная, нанятая напрокат яхта продолжала содрогаться и брыкаться под ним, лавируя и рассекая волны за несколько сот километров от берега – громадного ступенчатого мира под названием Тир.
Леффид уже не первый раз брал такую яхту-крохотульку: если заложить “рваный” курс в бортовые компьютеры, они так славно трясут постель, что из нее можно не вылезать часами. Программирование на регулярное отключение двигателя дает восхитительные ощущения свободного падения… И потом – новый подъем, когда вжимаясь телом в тело, “ты уходишь от гравитации, соскальзываешь с орбиты, убегаешь прочь от большого мира. Постепенно скорость растет, гравитация слабеет, гигантский конический хабитат медленно вращается перед тобой в иллюминаторах, а на боках его играет свет звезды этой системы. Прекрасное место для секса, при наличии подходящего и знающего толк партнера.
– Ой! Ой! Ой-ей-ей! Сильнее! Ну, ну, ну, да!
Она обнимала его неистовые бедра, гладила перья на голове, второй ладонью поддерживая нижнюю часть его живота. Ее громадные черные глаза сверкали, в них плясали безумные огоньки, они наверное, говорили о степени удовольствия, которое получала женщина.
– Давай, давай! Да! Еще, быстрей, дальше, дальше! А-а-хрр!
Проклятье – так как же было ее имя?
Джелдри? Шоукас? Эсиэль?
А что, если это имя не из Культуры? Вообще, он был уверен в обратном, но сейчас начинал все больше сомневаться. Такое имя вспомнить куда как сложнее. Конечно, такое имя и забыть куда проще, но определенно, он должен его вспомнить.
Они познакомились на вечеринке в посольстве Гомомданы на праздновании начала 645 Тирского Карнавала. Он как раз за месяц до этого удалил нейродетектор, поскольку лозунгом этого года стал Примитивизм. Он просто должен был внести соответствующие изменения в свой стиль жизни. Его выбор пал именно на нейродетектор – для этого не надо было менять внешний облик, а ощущения становились совершенно иными.
Так оно и случилось. Появилась странная легкость: теперь ему приходилось все вспоминать самому,
