силы разрушить Камень у него нет. А благотворному влиянию Камня он недоступен — слишком ожесточилось его сердце.
Эйлия сидела, опустив глаза, усваивая все, что ей было сказано. И потом спросила, не поднимая взгляда:
— Зачем элы оставили смертных на произвол материи? Почему вы не остались помочь, вести их, как прежде?
— Элайи должны были оставить эту плоскость, Эйлия. Мы стали слишком вовлечены в ее дела. Конечно, были здесь последователи Валдура, творившие, что хотели, захватывавшие миры и порабощающие их население. Но истинная причина в том, что все элы слишком привязались к этому царству, к смертным. Особенно мы, элайи, с нашей любовью к материи. Слишком много вмешивались в судьбы живых существ — они под нашей опекой не могли
Если же кто из нас решит какое-то время прожить в Низших Небесах, то этот архон должен принять смертную форму. А если мы пожелаем остаться здесь, то нам придется стать смертными по-настоящему и узнать смерть. Потому что теперь эта плоскость — только для смертных: наше главенство над ней кончилось.
— Ана — она тоже одна из вас?
— Да. Элиана — архон Меры, Элмера, как ее когда-то называли, а Серая Метелка — одна из многих меньших духов-элайев, что ей служат. Она давно приняла облик кошки для материального воплощения, но принимала и множество других.
— Она говорила. — Тут тень коснулась сердца Эйлии, и она подняла глаза. — И ты говоришь, что Валдур — тоже архон?
— Валдур был повелителем элиров, высших архонов. После войны он был заключен в своей собственной сфере, поглощающей себя черной звезде. Атариэль, великий элир, которого вы зовете архангелом, сразился с ним над Мерой много эпох тому назад и выбил Камень Звезд из его диадемы. Валдур тогда бежал, сменив свой облик серафима на облик могучего дракона, а элир гнался за ним через Великую Ночь. От звезды к звезде мчались они, от мира к миру, пока наконец Темный не скрылся в своей небесной области. Там Атариэль сразился с ним последний раз и низверг его в глубины его черной звезды. Оттуда нет выхода: это пустота в пустоте, поглощающая свет и материю. Он никогда не покинет Вартару — Бездну, как вы называете ее, — ни в виде квинтэссенции, ни в материальной форме. Но мысли его все еще могут входить в Эфир и в умы смертных. И у него есть много слуг, его руки и орудия в Талмиреннии, где все мы связаны Договором, который мы создали и поклялись соблюдать. — Голос богини был тих и грустен. — И даже сейчас нам вмешиваться нельзя.
— Но мне все же можно?
— Ты меня спрашивала очень давно: раз мы не можем спуститься спасать их миры, есть ли другие способы помочь смертным? Помнишь?
— Помню? — Эйлия нахмурилась, пытаясь припомнить. — Теперь, когда ты сказала, я что-то такое припоминаю… но где это было, и когда?
— Здесь, в Хиелантии. В этом старом городе, давным-давно. Мы стояли с тобой, и ты задала мне этот вопрос. И ты помнишь, что я ответила?
Она встала и подошла к окну — Эйлия за ней. Наступил вечер, и многочисленные башни Хиелантии светились посреди клочьев облаков, будто плавали в воздухе, — синие с серебром под светом арки и луны. Эйлия увидела ниже тонкую изящную фигуру на каменной террасе, обращенной к морю облаков. Это была ее мать, или кто-то похожий на нее, как близнец. Но у этой фигуры были белые крылья с золотой каймой, и она была намного выше. На развевающихся волосах был венок из цветов, похожих на лилии, а платье — белое. Рядом с ней стоял еще кто-то, но невещественный, как эфирная проекция: колеблющийся контур женщины только с зачатками крыльев, как бледное отражение богини, рядом с которой эта фигура стояла.
— Ты и я, — сказала мать Эйлии на ухо. — Ты сейчас смотришь сцену давних времен, тех времен, когда ты еще не научилась принимать материальную форму.
— Теперь я вспомнила, — прошептала Эйлия. — Когда я спросила, ты мне сказала: «Есть один способ, но я бы не хотела, чтобы ты его выбрала…»
Эларайния договорила за нее:
— «…потому что он ненадежен, труден и чреват многими опасностями». Да, я это говорила. Но ты была настроена решительно.
— Значит, я свою роль
Эйлия была очень удивлена.
— Да. В то время ты была очень любознательна насчет человеческой расы, потому что тогда в твоей лунной сфере живых существ не было.
— В моей сфере.
— Мы — элы, ты и я, а элов тянут к себе предметы материальной плоскости. В частности, мы любим совершенные формы, а сфера — самая совершенная форма в природе. Очень мало кругов, прямых линий или кубов содержал наш разум, когда мы были в Эфире. И нас тянет к солнцам и лунам — и планетам — ради их формы, и мы посылаем через Эфир нашу силу, чтобы наполнить их.
Тебя зачаровала маленькая луна, которую называют Мирией, а поскольку она близка к моей планетной сфере, мы с тобой стали близки. Смертные впоследствии назовут нас «мать» и «дочь», и мы действительно стали ими потом, когда ты согласилась родиться человеком. А до того это просто была фигура речи. Ты была моей небесной служанкой, как Элнумия у Элмеры.
Эйлия смотрела вниз, на бледное видение самой себя, жестикулирующее прозрачной рукой в сторону луны.
— Странно видеть это вот так, — говорила Элмирия, — такое далекое, такое отдельное от меня. Но все же узнаю об этой плоскости больше.
Крылатая богиня отвечала, и голос ее был тот же, что у Эларайнии-женщины, и все же другой:
— Если ты хочешь быть среди смертных, в их мирах, ты сперва должна стать такой, как они. Ты должна родиться.
Эйлия и Эларайния в молчании смотрели на свои образы из далекого прошлого. Потом мать положила руку Эйлии на плечо и сказала:
— Такова была задача. Из всех архонов лишь ты одна этого пожелала. Твоя выбранная небесная сфера была маленькой и не пострадала бы от твоего отсутствия. Ты предложила, что станешь плотью. И я из любви к тебе решила стать твоей матерью в материальной плоскости, найдя тебе смертного отца, обладающего добрым сердцем и желающего вызвать меня по имени. Но ты все же не отправилась одна.
— Я была не одна?
— Давным-давно я привела тебе двух спутников из мира смертных, чтобы они обитали с тобой в Эфире, потому что тебя так интересовало человечество. Один был младенец, рожденный от смертного и женщины-элайи, принявшей образ человека. Госпожа Рощи — так называли ее люди — жила в материальном мире по собственному выбору, ибо не готова была оставить Меру и тех, кто ее там призывал. Но в те дни многие боялись древних, и предупреждали об опасной женщине-колдунье, живущей на Селенне и готовой поразить своими чарами любого смертного, кто вторгнется в ее владения. Но был один человек, лишенный этого страха, ибо в его жилах текла элейская кровь, и он много паломничеств совершил к Туманной Горе — оказать почтение силам, что жили там. Этот человек был рыцарем, и жил он в Маурайнии в эпоху междуцарствия, и желал он восстановить орден паладинов, распущенный теократами. Он продолжал носить доспехи — вопреки эдикту клириков, и ездил по стране, приходя на помощь тем, кто звал его. Но он был схвачен, пытан и казнен — последний паладин. Элтина горевала о нем, и в горести оставила мир смертных. И своего сына-младенца она взяла с собой в Эфир и отдала его мне.
