Орд сказал бы: вот и хорошо, самая подходящая температура для упражнений. Так и так мы бы отжимались. Мог ли Орд придумать что-нибудь хуже?
— Нет-нет, Уондер, ты заработал право вести счет. Вставай.
Мог, оказывается. Я поднялся.
— Раз!
«Собака», — прошипел кто-то. И это он не об Орде.
После отжиманий я хотел только одного: залезть в какую-нибудь нору, подальше от старшего инструктора Орда. Не тут-то было. Он держал в руках мой пузырек с таблетками и вопросительно поднял брови.
— «Прозак-2», господин инструктор.
Пузырек полетел в пакет. Что за черт? Не то чтобы я сижу на «Прозаке». Ну, глотну таблетку-другую, если проиграет любимая команда, но ведь все так делают. Его уже сколько лет продают без рецепта. Положим, «Прозак-2» гораздо сильнее того, что было раньше. Может, после маминой смерти я глотал его чуть чаще обычного. Да ведь любой бы так делал.
Тем временем Орд опять поднялся. Ох, взвод меня потом линчует.
— Господа, существует одно нарушение, за которое вы в минуту окажетесь на гауптвахте или вообще распрощаетесь с армией. Имя этому нарушению — наркомания. Из-за расстроенных рефлексов ваши товарищи могут поплатиться жизнью. Если вас ранят в сражении, санитар не подберет вам нужную дозу жизненно важных лекарств: у него не будет на это ни времени, ни опыта, ни оборудования — и тогда поплатитесь жизнью вы. К безрецептурным транквилизаторам отношение такое же строгое, как к кокаину и прочим наркотикам. Если они у вас есть сейчас, мы их заберем, без лишних вопросов. Если они у вас будут потом, пойдете складывать вещи. Всем понятно?
— Так точно, господин инструктор! — гаркнули пятьдесят глоток.
После часовой лекции по устройству форта мы ввалились в казарму третьего взвода, длинное отбеленное помещение с подъемными окнами. Обычная пехотная рота состоит из четырех взводов, по пятьдесят солдат каждый. Учебная рота устроена так же, только во взводах вместо офицеров — инструктора по строевой подготовке, которые живут в отдельных комнатах в казарме своего взвода и дерут курсантам задницу. Нашим инструктором назначили мужика по фамилии Брок. Паркер сказал, что, по слухам, Брок мягковат для инструктора, так что мы должны радоваться. Послушаешь Паркера, решишь, что мы и простудам должны радоваться: они создают рабочие места для микробов.
Внутри казармы в два ряда стояли металлические двухъярусные кровати. К каждой кровати прилагался металлический же шкаф на двоих. За шкафами — деревянная стена всего лишь в дюйм толщиной отделяла нас от пенсильванской зимы.
Дрюон Паркер кинул вещи на верхнюю койку. Я бросил свои на нижнюю.
— Если ты, конечно, нижнюю не хочешь.
Он помотал головой.
— Никогда еще не спал на верхней. — И, с улыбкой. — Это не служба, а приключение.
Его дыхание белым облачком пара закружилось вокруг щек.
Я скинул куртку и поежился. Все еще не включили отопления. Куртка была тяжелой, будто свинец, но грела и защищала от ветра, как Орд и обещал. Беда с инструктором: он всегда оказывается прав. С другой стороны, Орд был старшим инструктором всей роты, так что нам с ним нечасто встречаться.
— Господа курсанты!
От голоса Орда все замерли. Его ботинки мерно застучали по полу.
— Ничего-ничего, продолжайте. Я команды «смирно» не давал.
Разбор сумок продолжился.
— Должен с прискорбием сообщить, — объявил Орд, — что инструктора Брока перевели. Такого выдающегося инструктора вы не найдете больше нигде во всей армии. Вам выпала бы большая честь тренироваться под его руководством. Вместе с тем я с радостью объявляю, что взял на себя его обязанности вдобавок к своим на этот учебный цикл. Поэтому буду жить в сержантской комнате в вашей казарме и наблюдать за каждым из вас лично двадцать четыре часа в сутки.
Вот повезло-то!
— Вопросы?
Кто-то — слава богу, не я — спросил:
— А где термостат, господин инструктор?
Орд дошел до конца прохода, развернулся и заложил руки за спину.
— Ваши казармы отапливаются паровыми котлами, которые топят углем. Как вы знаете, уголь в этой стране прекратили добывать и использовать в качестве топлива еще до вашего рождения. Запасы угля поставляют из России. Мы ждем их с минуты на минуту.
«С минуты на минуту» так и не наступило до отбоя в десять вечера.
Перед отбоем Паркер показал мне, как чистить ботинки, раскладывать вещи в шкафу и стелить постель. Единственное, что я сделал правильно за целый день, это выбрал себе соседа. А тем временем кое-кто даже нашел время написать письма домой на планшетных компьютерах. В одном конце казармы стояла древняя машина: подключаешь к ней компьютер, и она распечатывает письмо на бумагу, которую потом можно сложить, сунуть в конверт и отправить по почте. Орд еще выдумал какую-то глупость с нашими новыми ботинками; мол, разносить их надо перед завтрашним днем. Можно подумать, он не загрузил нас выше крыши. Завтра разносим.
Мы улеглись под теплыми одеялами в полевых куртках, штанах и трех парах шерстяных носков. Шею, как шарфом, закутали полотенцами.
Я смотрел на матрас надо мной, прогибавшийся под тяжестью Паркера, а вокруг пятьдесят незнакомых парней храпели, чесались и пускали газы.
Мне жгли карман две забытые таблетки «Прозака». Я боялся как проглотить их, так и спустить в унитаз — вдруг поймают. За весь день я не принял ни таблетки. И впервые с маминой смерти думал о ней без успокаивающей теплоты лекарств. Ее больше нет. Не на час или на пару дней — навсегда. В комнате, битком набитой людьми, я впервые за всю жизнь ощутил себя одиноким. Я зарыдал, пока кровать не зашаталась. Наконец я закрыл глаза…
— Четыре часа ровно, господа. Па-адъем!
Как, уже четыре утра? Не может быть — я ведь только сомкнул глаза. Свет с потолка жег мне глазницы. Залязгал металл. В центре казармы стоял Орд, стуча тростью по стенкам железного мусорного ведра. Его форма была безупречна, лицо светилось. Ноги курсантов зашлепали по полу. Я сел.
— А? — проснулся надо мной Паркер. Прогибая матрас, он скатился с койки и рухнул на пол. Заорал, схватившись за ногу. Я посмотрел и тут же, зажав рот, отвернулся. Под штаниной нога Дрюона согнулась в колене там, где колена быть не должно.
Паркер стал первой из наших потерь. Будь он последней, история человечества оказалась бы иной.
5
Орд продемонстрировал двум ребятам, как сложить руки в импровизированные носилки. На них посадили бледного, словно оконная замазка, Паркера; он обхватил ребят за шеи, и его поволокли в лазарет. Он скрипел зубами, но не проронил ни слова, пока взвод выстраивался на ротную линейку на замерзшей, залитой прожекторным светом земле.
— Доброе утро, третий взвод! — обратился к нам Орд.
— Доброе утро, господин инструктор! — с деланной радостью ответили сорок девять голосов.
— Хотите пробежаться до сторожевого поста?
Ага, как иголкой в глаз.
— Так точно, господин инструктор!
— Обычно утреннюю гимнастику проводят в тренировочном костюме и спортивной обуви. Их ожидают с минуты на минуту.
Небось везут из России вместе с углем.
— Поэтому сегодня вы будете заниматься в обычной форме. Я уверен, вы послушались моего совета и размяли вчера вечером полевые ботинки.
