стола, а его замечательные папочки откроют следователи прокуратуры и с интересом почитают.
В Покровске, в гастрономе у Дома ученых, открылась продажа разливного пива местного приготовления. Пиво было вкусным и недорогим. Вадим Божков подходил почти каждый вечер к этой замечательной точке. В этот раз он заметил известного участника передачи «Ничто! Нигде и никогда!» Володю Желтко. Он был большой балагур и поставщик свежих анекдотов.
– Вадик, какими судьбами?
– Ты знаешь, пиво здесь замечательное, вот и столики с зонтиками поставили. Можем посидеть. А тебя как к нам занесло?
– Я по важному делу. Приехал со Стояновым поговорить. Уговариваю его пойти в мэры.
– А когда выборы?
– По закону через 80 дней.
– А как дни считаются? Как на кладбище девять дней? День убийства считается или нет?
– Чудак, в ближайшее воскресенье.
Вадим полез в потрепанный бумажник и достал календарь. Посчитав по пальцам, он изрек:
– На пятое августа получается.
– Это дело. Я тоже всегда говорил, чтобы Стоянов был мэром.
Приятели взяли большую баклажку пива, пластмассовые стаканы и сели под зонтик.
– Смотрите, кто идет!
Прямо к ним направлялся друг из газеты «Покровские ворота» – Живун.
– Как дела, Живун? Присоединяйся к нам.
– Да как дела? – Живун сел за стол, не дожидаясь, когда его начнут уговаривать. Живуну налили стакан, он отхлебнул и продолжил: – Сами знаете, какие тут у нас дела.
– Как газета?
– Газета – это другое. Не придумали еще средства лучше для поднятия тиража, чем запретить газету. Тираж у нас вырос в десять раз. Все из-за Потерянова, не к ночи он будет помянут.
– Слушайте, такое дело в городе, и неужели никто ничего не видел? – Желтко пьянел, в этом состоянии он становился упрямым. – Вот ты, Живун, что делал накануне убийства мэра?
– Спал я. Разбудили меня в 8:10, через пять минут после того, как Потерянова грохнули. У нас свой человек в милиции, о всяких интересных делах сообщает в газету.
– Вадик, и ты тоже спал?
– Черт его знает, не помню.
– Ну, ты вспомни, может, что-то необычное накануне видел, что-то слышал или заметил.
– Плесни-ка пивка.
– Сейчас я сбегаю еще за бутылкой.
Полная бутыль появилась на столе, и стаканы наполнились снова.
– А, так я с Маринкой поругался. Точно. Как раз в этот день. Даже дома не ночевал.
– А у кого, колись.
– Да ни у кого. Пошел картины писать, это успокаивает.
– Ну, как ты шел, кого видел? – продолжал приставать Желтко.
– Да поздно было, никого не видел. Потом взаперти рисовал.
Профессиональная память художника выхватила в глубине сознания картинку, которую стерла суета жизни.
– Слушай, а я врал. Видел. Только сейчас вспомнил, что видел.
– Что ты видел?
– Очень странную картину видел. Часа в три ночи я вышел покурить. Смотрю, на крыше обсерватории сидит Шварц с биноклем и за чем-то наблюдает.
– Что, Шварц в этом замешан?
– Вряд ли, он хороший дядька.
– Так на что он тогда смотрел?
– Может, подглядывал за кем.
– Тогда он, значит, все видел в ночь перед убийством. Весь город. Кто-то же в это время готовил убийство!
Светлые глаза Живуна смотрели куда-то в даль. В голове его складывалась статья в газету. Друзья обменялись свежими анекдотами, побалагурили о том о сем, подумали, как помочь Стоянову на выборах, и разошлись затемно, когда закрылся разливочный пункт в гастрономе.
Шварц проснулся знаменитым. Статья в «Покровских воротах» называлась «Всевидящее око Покровска» и имела подзаголовок: «Как продвигается расследование».
Гурченко, вернувшись из Погорска ранним утром, сразу позвал к себе Иванова.
– Ни на секунду вас оставить нельзя! Это что? – Он показал Иванову свежий номер «Покровских ворот». Иванов газет не читал. – Почему какой-то Живун знает, а мы сидим, как дураки? Лично, сам, беги, привези Шварца, если он еще живой.
Иванов, которому не дали и слова сказать, кинулся к машине, по пути соображая, кто такой Шварц и куда ехать.
Найти его оказалось проще простого. Умный Шварц собирался в милицию. Запыхавшийся Иванов встретил его одетого в дверях.
В кабинете у Гурченко Шварц почувствовал себя спокойно. Гурченко, напротив, был возбужден, предчувствуя удачу.
– Так, Арнольд Иванович, об ответственности за дачу ложных показаний вы предупреждены, тайну следствия вы сохранять обязуетесь, можем начинать.
– Да, конечно, пожалуйста.
– Так что вы, Арнольд Иванович, делали на крыше обсерватории в ночь убийства мэра, гражданина Потерянова?
– Видите ли, Иван... Как вас, простите, по батюшке?
– Неважно, продолжайте.
– Я работаю в Институте затмений, а в ту ночь было затмение луны. Я занимался своими непосредственными обязанностями – наблюдал затмение.
– Это делается на крыше с биноклем?
– Не совсем. Бинокль – для прицеливания телескопа.
Разочарованию Гурченко не было предела.
– Вас там много было? – с надеждой спросил он.
– Должен был быть я с аспирантом, но он заболел. Я там был один.
– Так вы ничего не видели?
– Затмение все отснято, и данные сейчас обрабатываются. Видно его было прекрасно.
– Я имею в виду, что вы видели на земле.
– Кое-что видел.
Гурченко облегченно вздохнул. Ну хоть что-то. «Ну, Шварц, давай!» – крутилось в мозгу у Ивана.
– Кого вы видели?
– Геморроева и Волкова. В машинах на шоссе.
Лучшей парочки и нарочно не придумаешь.
– А когда, вы не запомнили?
– С точностью до секунды. Волков выехал из города во время начала затмения. Это значит, в два двадцать три по московскому времени.
– Прекрасно. А Геморроев?
– Об этом не могу так точно сказать, примерно часа в три.
– Куда поехал? Или он шел?
– Промчался по направлению к Москве.
У Ивана засосало где-то внутри. Он опять почувствовал, что удача рядом. Не хотелось отпускать ее. В принципе, и Геморроев, и Волков были идеальные подозреваемые.
– На какой машине был Геморроев, вы не видели?
