Вероника решила сменить тему.
– Ирина Андреевна, я знаю, что вы проводите выставки, это естественно для художника, но Вы все-таки не только художник, вы модельер, вы делаете платья, проводите ли вы также и показы, в смысле показы мод, дефиле?
– Нет.
– А почему?
– Это не модные платья, и их не нужно надевать просто так. Они не для этого.
– Я понимаю, – кивнула Вика. – Художникам часто не хочется, чтобы их работы трепали попусту. А для людей, на заказ, вы делаете что-нибудь? Может женщина заказать себе платье в вашей мастерской?
– Нет, – глаза у художницы были грустными. – Я никогда не делаю ничего на заказ. Это невозможно. Никогда нельзя знать заранее, каким будет следующее платье.
– И готовые модели тоже не продаете?
– Ни в коем случае. А вдруг они попадут в плохие руки? Я не могу рисковать.
– Но зачем же вы тогда устраиваете выставки? – Вика слегка потеряла терпение. – Одежда – она для того, чтобы ее носили.
– Это не совсем одежда, я же вам говорила. А выставки... Ну, им же хочется быть увиденными, это так естественно. Я не могу все время держать их взаперти... И потом, я всегда надеюсь...
Она не договорила, махнула рукой и вопросительно поглядела на Вику. Та вдруг решилась, ляпнула, и сразу же пожалела об этом:
– Ирина Андреевна, а нельзя ли мне было бы померить какое-нибудь платье? Они такие интересные, такие необычные... Можно было бы потом сфотографировать, в статью вставить. И вы бы на живом человеке поглядели...
– Нет, голубушка, ни в коем случае. Не надо их мерить, не надо надевать. Тем более – живому человеку. Не нужны они живому человеку. и он им не нужен. В этих платьях нельзя ходить, они не для жизни, они сами – как жизнь.
– А Вы знаете, – закивала Вика, которая, с одной стороны, была слегка раздосадована, а с другой – довольна, что художница не разозлилась до визга, – я это почувствовала. Я была на Вашей последней выставке, все смотрела, и вот примерно это и почувствовала, – как Вы сказали? – что они не для жизни. Что-то действительно в них есть такое... Эфемерное...
– Ну что ж, – вздохнула Ирина Андреевна. – Я рада, если это удалось выразить. У вас будут еще вопросы?
– Только один, – засмеялась Вика. – Когда мне прийти с готовым интервью Вам на подпись?
Они быстро условились о дате. Вероника собрала нехитрые пожитки, побросала все в сумку, прошла, на сей раз в сопровождении Тимоши, через залу, по коридору, цапнула в прихожей свою куртейку – и на выход. Дверь мягко закрылась у нее за спиной. Где-то в глубине снова зазвонил колокольчик.
Уже на улице Вероника встряхнулась, помотала головой, словно смахивая с себя впечатления о странном местечке. Ну и дизайнерша! Ни словечка в простоте! Они, художники, конечно все такие, слегка с прибабахом, кто взаправду, кто прикидывается, но эта даже для них чересчур. И как она, Вероника, должна все это излагать? Впрочем, ей не привыкать, справится. И не про таких писали, депутаты перед выборами еще похлеще отмочить могут.
Ладно, с интервью она разберется чуть позже, надо голове проветриться дать, а чем бы заняться сейчас? Вика глянула на часы. Половина третьего. Надо же, время какое дурацкое, ни день, ни вечер, приятели еще все заняты по работам, а домой ехать неохота – в ее дыру если уж заберешься, потом больше не вырвешься. В редакцию, что ли, съездить? Вика задумалась. Да нет, не стоит. Она там пока не в штате, ну и нечего. Даже присесть будет негде. А вот позвонить редакторше и отчитаться имеет смысл.
Так она и поступила. После редакторши, которая явно осталась Викой довольна, она на всякий случай перезвонила Сережке, слабо надеясь, что, может, тот тоже каким-то чудом освободился пораньше...
Чуда, конечно, не произошло. Сережка торчал в своей конторе – он был специалистом по компьютерному дизайну и тоже работал в толстом журнале, правда, для мужчин, – и не собирался сваливать оттуда часов до семи. Договорившись созвониться ближе к делу и сходить куда-нибудь поужинать, Вика сунула мобильник в сумку и медленно побрела по улице в направлении Тверской. Нелепо как-то все получается... И болтайся тут теперь в одиночестве целых четыре часа. Можно, конечно, заняться каким-нибудь шопингом, но, во-первых, у нее сейчас с деньгами не густо, а во-вторых, одной все равно скучновато.
Вот когда пожалеешь о Ленке! Ленка была ее подружка детства, они с Викой полжизни на одной парте просидели, и жили в соседних подъездах. Только Вика была тихой девочкой из приличной семьи, а Ленка – шумной оторвой. Она всегда умудрялась выдумать что-нибудь несусветное, влипнуть в какую-то невероятную историю и вылезти из нее невредимой, как гусь из воды. Вика только диву давалась, но дружить с Ленкой было интересно. При всей своей бесшабашности она была доброй, веселой, и вовсе не дурочкой. После школы, когда Вика поступила в Университет, они стали общаться реже, но все равно время от времени забегали друг к дружке в гости, и Ленка всегда щедро потчевала подругу рассказами о своих очередных приключениях. Сама она нигде не училась и, кажется, не работала, по крайней мере, ничего об этом не говорила, хотя денежки у нее явно водились. А еще у нее водились очень сомнительного вида приятели – то какие-то заросшие рокеры на мотоциклах, то, наоборот, лощеные дядьки в малиновых пиджаках...
Позже, когда Вика сама начала подрабатывать журналистикой, Ленкины компании стали нравиться ей и того меньше, и она даже пыталась несколько раз по-хорошему предупредить беспечную Ленку, но та только смеялась и отмахивалась.
А потом, где-то полгода назад, она пропала. Вышла вечером из дому и не вернулась. Ленкина мама ждала дня три, потом заявила в милицию, да только что там сделают? Город большой, преступность повышенная... Вика отлично знала такие истории еще по тем временам, когда занималась хроникой криминальной. Она тогда даже пыталась узнать что-то по бывшим каналам, только все было бесполезно. Вика несколько раз заходила к Ленкиной маме, жалко ее было ужасно, женщина постарела на глазах, и все причитала: «Мне б только знать наверняка, что случилось, жива ли, нет ли, уж не вернешь, так хоть бы на могилку сходить... А то я не знаю, что и думать, каждый вечер жду, вдруг объявится...» Вика и сама переживала, но жизнь идет, заходить к соседке она потихоньку перестала – то некогда, закрутилась, то настроения нет, да и про Ленку со временем вспоминала все реже.
А тут вдруг вспомнила. Вот уж кто-кто, а Ленка бы не растерялась, мигом бы к ней примчалась, затащила бы куда-нибудь в только ей одной известное злачное место и учудила бы что-нибудь такое... Вика вздохнула. Ладно, нечего киснуть, подумаешь – беда, полдня свободного времени! Ну-ка, ноги в руки и вперед, к развлечениям!
День в конце концов и вправду вышел очень ничего. Она пошлялась по центру, посидела в кафешке, а потом Сережка внезапно освободился раньше времени, и они провели вместе чудный вечер. Вика даже ночевать у него осталась, что случалось нечасто. Не потому, что родители нервничали, она, в конце концов, большая девочка, а потому, что Сережка свою свободу оберегал, как лев, и в берлогу пускал редко и ненадолго. Вика в этом месте и не форсировала, выжидала, изображала встречную независимость и любовь к свободе. Сережка – отличный парень, с головой, с профессией, своя квартира, машина, они уже года полтора вместе, тут главное – не перестараться. Спугнуть мужика матримониальными мечтами – дело легче легкого, поэтому Вика на запретные темы молчала, как партизан, и изображала воздушную легкость. Ну да это дело известное.
Время идет быстро, особенно когда на тебе висят важные дела, и вот уже Вика снова подымалась по знакомой лестнице в старом подъезде. В сумке шуршало аккуратно распечатанное интервью. Вика была собой довольна – из маловразумительной галиматьи, которую скормила ей замечательная Ирина Андреевна, она состряпала изящное, весьма оригинальное интервью почти на печатный лист. И особенности речи сохранить удалось, и настроение ухватить. Текст получился такой весь из себя загадочный и стильный до ужаса – то, что надо. Теперь подписать – в успехе Вика не сомневалась, договориться о съемках, сходить сюда еще раз с редакционным фотографом Борей, и – штатное место, считай, в кармане.
Она позвонила в знакомую дверь. Колокольчик опять залился, и на сей раз дверь распахнулась практически сразу. На пороге стоял Тимофей.
