других смыслов, кроме этнографического. А что Василий смотрел на меня, как на человека... Как на женщину... С интересом. Он ведь смотрел? Да, и даже говорил что-то по этому поводу. Впрочем, неважно. То есть важно, конечно, но не определяюще. Или определяюще? Пошла бы я изучать с ним оранжереи, если бы он на меня вообще не смотрел?
Фу, дура какая! Да если бы он не смотрел, он бы меня и не позвал, облей я его хоть двадцать раз супом. Просто я ему понравилась, вот тебе, выкуси. Потому что я прелестная. И вообще. Почему бы мне не выйти в люди, как человеку? Ничего в этом такого нет. Я перевернула визитку, которую до сих пор держала в руке, и набрала номер, написанный на обратной стороне.
Трубку сняли на втором гудке.
– Слушаю!
Нет, противный все-таки мужик. Чего он так гавкает? Может, бросить к черту трубку? Нет, назло не буду. Я ему не девочка.
– Добрый день, Василий. Это Лиза. Ну, помните, из ресторана? Я еще вас супом облила?
Да, не возьмут меня в дипломаты. Ну кто так разговаривает? Вспоминать лишний раз про этот злосчастный суп было невежливо и вообще идиотство. Хотя про суп я сказала, чтобы как-то замазать «Лизу из ресторана». Вот что было действительно ужасно, и я это поняла, только выговорив, и что мне оставалось делать? Но мой собеседник, кажется, не уловил моих душевных терзаний.
– А, да-да. Добрый день, Лиза, конечно, помню, рад слышать.
И что я должна говорить? Сама напрашиваться в эту клятую оранжерею?
– Я вас ни от чего не отрываю? Я просто подумала...
– Да нет, все нормально. Просто я работаю тут немного. Есть планы на вечер?
Он меня приглашает или что? Как это понимать-то?
– Нет, никаких определенных не было. Я...
– Тогда как насчет оранжереи? С меня причитается.
Наконец-то. Родил.
– Ну... В принципе, наверное, можно было бы...
– Тогда в девять жду на месте. Раньше я не успею.
Да что же это такое? Что я ему – солдат на плацу? И где оно, это место?
– Василий, а где это?
– Ну как? Оранжерея-то, она ж одна. Там, прямо у входа, я подъеду.
– Василий, извините, но я не знаю, где это.
– То есть как не знаю? Совсем?
– Совсем.
– Не москвичка, что ли?
Это-то тут при чем? Неужели загадочная оранжерея – новая московская примечательность, которую стыдно не знать? Надо будет срочно спросить у Дашки.
– Ну... Москвичка, но все равно. Допустим, я отстала от жизни. И что теперь делать?
Правильно, так его. Надо самой задавать вопросы, пусть он корячится.
– Ну, чего делать? Давай тогда без четверти у Пушкина на Тверской. Его знаешь?
Так. Кажется, он издевается. Сейчас вообще никуда не пойду.
– Знаю.
– Ну вот. Мобила твоя у меня определилась, не потеряемся. До встречи.
В трубке запищали хамоватые гудочки отбоя. Я скептически поглядела на экран телефончика. Н-да. Поговорили. Назначили романтическую встречу. Дура ты, Лиза, куда ты лезешь, на фиг тебе все это надо, включая оранжерею. Кстати, оранжерея. Надо все-таки выяснить, что это такое.
Я набрала Дашкин номер и спросила без предисловий, как только она промурлыкала в трубку свое «аллоу».
– Что это за оранжерея у вас тут?
– Это ресторан, самый крутой в Москве, – ответила она, нисколько не удивившись. – Страшно модное место, там вся тусовка сейчас собирается. Без записи ни за что не попадешь, да и так тоже... А что? Почему ты спрашиваешь?
– Да нет, просто услышала тут... Спасибо, Даш.
И я, не вдаваясь в дальнейшие подробности, отключилась.
Ресторан. Фу-ты, всего-то делов... А я себе навыдумывала... Спокойно можно не ходить, хватит мне уже приключений в ресторанах-то. Ну чего я там не видала?
Интересно, и что мне надеть? Брюки с черным шелковым свитером? Это всегда была моя стандартная униформа для выхода средней парадности, а поход в ресторан, даже самый крутой, безусловно, ничем иным считать нельзя. Но, с другой стороны, если это и в самом деле такое пафосное место, как говорит Дашка, и там все на всех смотрят, как тут принято... Маленькое черное платье с жемчугом, в котором я всегда ходила в оперу... Не будет ли чересчур торжественно? Быть переряженной гораздо глупее, чем недонарядиться. Интересно, в чем они тут ходят в рестораны? Дашка всегда, как я успела понять, ходила по подобным местам в джинсах и открытых майках, но у нее были шпильки. И блестки. И девятнадцать лет, что украшает гораздо лучше всего остального. А нам, солидным дамам, а проще говоря, теткам в возрасте, надо как-то выкручиваться. Впрочем, как ни выкручивайся, жемчуга все равно с собой нет, остался в сейфе. Зря, кстати, он там остался. Мне, глядишь, и пригодился бы тут, а так все равно, считай, пропал. Хотя кто же знал, что эта китайская...
Не буду начинать, а то расстроюсь. И вообще, чего я так напрягаюсь с этой одеждой, как будто и правда на свидание собираюсь. Подумаешь, в ресторан поужинать пойти. Ну, в хороший ресторан, и что такого-то? С мужиком, всего-то делов. Он мне еще, между прочим, супчик должен, а я тут напрягаюсь, как девочка.
Проще надо быть, вот что. Черные брюки, темно-серо-коричневая шелковая майка, а сверху любимый шанелевский пиджак. В свое время мне повезло, и я купила его на каком-то ярдсейле за сущие копейки, что, честное слово, ничуть его не портило. Простенький, серенький такой, но кто понимает, тот догадается. И платок привязать поярче, чтоб майки из-под пиджака не было видно. Чудненько. Простенько и со вкусом. Заодно и недешево получилось, да. Ну тут уж что поделать. Темненькие туфельки с носиком, любимая сумка. Цыпочка. Еще если причесаться и морду сверху заменить...
Впрочем, нет, не дождутся, пусть любят, как есть. Мне и своя хороша. Столько лет вместе с ней прожили, а кому не нравится, пусть отдыхает.
Так, бодрая и воинственная, я и выскочила из дому. До Пушкинской добралась на удачно подошедшем троллейбусе, на месте оказалась ровно без четверти девять, как договаривались. Это неправильно, конечно, приличная девушка должна на встречи опаздывать, но я никогда этого не умела, так что не стоит и начинать.
Без десяти девять у меня в кармане заверещал телефон.
– Алло? Лиза? Ну и где вы тут?
– Стою возле Пушкина, как договорились.
– А. А я напротив припаркнулся, поглядите, видите джип черный, большой такой? Подходите давайте, и едем.
Я глянула напротив. Там и в самом деле среди тучи машин торчало несколько джипов. Я спустилась в переход, протолкалась там к другому выходу, поднялась, стала оглядываться в поисках...
– Да вот он я! Садитесь.
Я заглянула в распахнутую дверь машины. Сплошная черная кожа и стальной блеск. За рулем впереди торчал плечистый затылок. Карабкаться внутрь было высоко и неудобно. У меня был как-то однажды джип, не такой, а поменьше, еще когда я возила Женьку в школу, мне и тогда не нравилось, что в него нужно залезать, как по лестнице. А сзади, оказывается, это особенно неудобно.
Василий, дождавшись, пока я заберусь внутрь, и захлопнув за мной тяжелую дверцу, сам довольно ловко плюхнулся на сиденье впереди. Еще бы.
– В «Оранжерею» теперь, – коротко указал он шоферу.
Машина фыркнула и резко, почти перпендикулярно ввинтилась в поток на улице Горького, то есть, пардон, на Тверской. Я инстинктивно вжалась в сиденье.
