билетов у нас не было, а пробиться «на дурочку», как в кино или консу, на роковых мероприятиях не получалось. Рок-н-ролльные охранники-качки — это вам не бабуськи-билетерши (кстати, тоже отнюдь не всегда божьи одуванчики). Помог Прикид. Один из организаторов концерта — или кем он там был на самом деле — заметил меня и сказал:
— Вот эту, крутую, в шляпке с вуалью — пропустить!
Толпа ответила стоном, все головы повернулись в мою сторону, мощная мускулистая рука одного из качков выдернула меня из людской гущи и перенесла в зал. Пален уцепилась за меня, так что технически он перенес нас обеих. Мы пробились к самой сцене. Наверное, опять-таки из-за шляпки меня пропускали вперед. Народ уже стоял на ушах.
— Петя! Петя! — как вой бурлаков на Волге.
На сцену вышел тот чувак в костюме, который меня пропустил.
— Ребята! Ребята! Сейчас начнется концерт группы «Звуки Му»! Но! У меня к вам просьба! Не уносите Петю со сцены!!!
— У-а-а!!! — ответила толпа.
— На прошлом концерте, в самом начале, Петю унесли со сцены! Полчаса потом не могли продолжить концерт…
— Рырр-р-р!!! — рычала толпа.
— Ладно! Хоть обувь с него не снимайте! Каждый раз приходится после концертов новые туфли покупать! — умолял мужик.
— Петя! Петя! — стонала толпа в изнеможении.
К окончанию концерта сцена была завалена ботинками, кроссовками и сапогами, которые пипл бросал из зала.
Именно этот костюм я выбрала для примирения с Громовым. Придя к ДК, где проходил фестиваль, я увидела толпу народа, которая бурлила у входа. Оказалось, что власти запретили концерт, и милиция никого не пускала внутрь. Громов и остальные организаторы вели переговоры с дирекцией, они то появлялись, то исчезали. Понять, что происходит, было нельзя. Через всю эту круговерть я никак не могла пробиться к нему и объясниться. В конце концов объявили, что сегодня концертов не будет, но завтра все может быть. Люди начали распадаться на отдельные тусовки и исчезать из поля зрения. Вокруг Громова образовалась компания человек из пятнадцати: питерцы, музыканты одной из панк-групп, чей сегодняшний концерт отменили, я, красивый фотограф Никита, который постоянно щелкал своей фотокамерой, несколько панков, которых никто не знал, но и не прогонял. Всей толпой, под предводительством Громова, мы двинулись в непонятном направлении. По дороге зашли в винный магазин, сбросились у кого сколько было и купили бухла. Много. Погрузили бутылки в авоськи и пошли искать место, где можно было расслабиться и культурно отдохнуть.
Такое место вскоре нашлось, им оказалась большая строительная площадка, на которой сломали дом, но строить пока ничего не начали. Расположившись на развалинах, мы откупорили бутылки.
Пили прямо из горла. Было весело и интересно: все-таки среди нас было два ведущих журналиста, известные музыканты, три высокообразованные интеллигентные еврейские девушки и наш фотограф, который оказался сыном телевизионного режиссера. Музыканты расчехлили гитары, начали играть, Никита беспрерывно щелкал аппаратом, вино лилось рекой, панки скрутили косячок и пустили по кругу. Солнышко светило, небо было голубым и высоким-превысоким, на душе сделалось весело, легко и свободно. Я была счастлива; даже непонятные отношения с Громовым не могли испортить эту минуту.
Вдруг завыли милицейские сирены. Раздался крик.
— Менты! Соседи вызвали ментов! Разбегаемся по одному!
Последнее указание было излишним. Опытные рокеры, закаленные многолетней травлей в неритмичной советской стране, конечно же, знали, что убегать надо поодиночке, тогда, даже если менты поймают тебя где-нибудь на соседних улицах, они не смогут доказать, что ты — один из преследуемой компании. Все бросились врассыпную. Я, поддавшись общей панике, тоже куда-то понеслась, не разбирая дороги. Обернувшись, я увидела, что Громов и Бурляев, как люди с документами и какими-то журналистскими справками и удостоверениями, идут принимать огонь на себя: им надо было потянуть время, чтобы остальные могли убежать подальше и спрятаться. Громов, правда, с трудом держался на ногах, но Бурляев был ничего, шел довольно твердо.
Я выбежала в какой-то двор и заметалась в поисках убежища — в моем прикиде и без паспорта мне было бы несдобровать, если б меня поймали.
— Иди сюда, — позвал мужской голос.
Я оглянулась и никого не увидела.
— Я здесь. Ну же, посмотри налево.
Повернулась и увидела, что Никита-фотограф высовывает голову из мусорного бака.
— Иди сюда. Он пустой, не бойся. Скорей, они сейчас будут здесь!
— Но почему в мусорке? Можно в подъезде спрятаться, — сказала я, все еще не освоившись с мыслью, что надо лезть в мусорный бак.
— Все гребаные подъезды с кодом, я пробовал. Лезь скорее, я тебе помогу.
Когда я уже почти перелезла через бортик, звук сирены стал приближаться. Едва мы успели закрыться крышкой, ментовский «газик» въехал во двор. Мы сидели на корточках, вдавившись друг в друга, и боялись даже дышать. Я молилась, чтобы кто-то из жильцов не настучал, где мы прячемся.
— Кажется, уехали, — еле выдохнул Никита. — Я проверю. Извини, я попробую приподняться.
Он совсем чуть-чуть приподнял крышку и осмотрелся.
— Никого нет, но, может быть, это засада. Надо посидеть еще хотя бы минут двадцать, — как опытный шпион распорядился мой спаситель.
Но вонь внутри бака была настолько невыносимой, что уже через пять минут мы выскочили оттуда как ошпаренные.
— Если они нас сейчас поймают, то мы скажем, что просто пришли на концерт и заблудились. Ты только сними шляпку свою и очки и волосы как-то пригладь, а то заберут, — продолжал руководить операцией Никита.
Он был одет обычно: джинсы, рубашка с закатанными рукавами, кроссовки. Но несмотря на это, он обращал на себя внимание, поскольку был красив, как кинозвезда. Никогда в жизни я не встречала такого красивого парня; Никита напоминал молодого Пола Ньюмана, только с длинными светлыми волосами, ниспадающими на лицо.
Сидение в мусорном баке каким-то образом сблизило нас: хотя мы были знакомы всего несколько часов, ощущение было такое, что мы знаем друг друга сто лет.
Постепенно мы начали встречать других участников нашей компании. В конце концов собрались все вместе. Выяснилось, что троих человек все-таки арестовали — одного музыканта и двух панков. Их всех отвезли в пятое отделение, знаменитое своим жестоким обращением с неформалами. Всей гурьбой мы отправились их выручать. У музыканта из группы документов с собой не оказалось, но к отделению приехал кто-то из группы с его паспортом. Бурляев занимал официальный пост в ленинградском рок-клубе, поэтому он пошел вместе с Громовым вызволять героя рок-подполья. Его-то вытащить удалось, а вот прибившихся панков не отдали: документов у них не было, а мы даже не знали, как их зовут.
Потом, расположившись на Арбате, стали решать, что делать дальше, кто где будет ночевать, и вдруг обнаружили, что Громов исчез.
Народ разошелся в разные стороны и стал его выкликать, недоумевая, куда он мог подеваться. Гадали: а вдруг менты пошли за нами следом и похитили Громова прямо у нас из-под носа?
Я особо не парилась — знала, как он умеет исчезать, когда ему нужно. Завернул за угол, спустился в метро — и ищи ветра в поле. Тут Никита предложил всем поехать к нему, смотрел, он, правда, только на меня.
— Но предупреждаю, жрать нечего.
Часть народа решила поехать к нему, включая питерских Женьку с Аней. Остальные во главе с Бурляевым остались искать Громова. Я колебалась. Весь день Громов со мной практически не разговаривал, не смотрел на меня. Он всегда держался в присутствии людей так, как будто мы с ним просто знакомые, но сегодня он даже не дал мне объясниться с ним. «Я ему совсем не интересна. Он меня не замечает. Все, не
