— Прошу прощения, синьорина, — смутившись, пробормотал Эдвард. — Я принял вас за другую.
Досадуя на свою оплошность, он пошел дальше. Остановился у могилы Шелли. Представил себе день, когда лорд Байрон, герой его исследований, хоронил здесь своего друга. Понаблюдал игру света и тени на аллеях некрополя.
Солнце грело все сильнее. Он снял плащ и бродил, разглядывая надгробные плиты и ожидая, когда освободится Пауэл. Возле одной из могил недалеко от кладбищенской стены он увидел мужскую фигуру в странной темной одежде.
Человек стоял против солнца, очертания его расплывались, зыбились, сливались с очертаниями надгробного памятника.
«Кого же он мне напоминает? — силясь вспомнить, Эдвард ускорил шаг. — Ах да! Человек на лестнице в таверне! Но, может быть, и это галлюцинация?» Эдвард шел к незнакомцу, а тот в свою очередь поспешил к невысокой арке, которая отделяла старую часть кладбища от современной.
Когда Эдварду показалось, что он догоняет человека в темном, тот исчез под сводами арки. Не желая упустить незнакомца, Эдвард добежал до арки, но тут навстречу ему вышел Пауэл. Невозмутимый, бесподобный, сияющий Пауэл.
— Ну как, профессор, нашли что-нибудь?
— Ничего. Если не считать человека, одетого, как одевались в прошлом веке художники. — Эдвард бросил взгляд на безупречный темный пиджак Пауэла. — Он только что прошел под эту арку. Я бежал за ним. Но вы… вы же должны были столкнуться с ним нос к носу!
Эдвард быстро миновал арку и окинул взглядом кладбище. Длинная, обсаженная деревьями аллея была пустынна, если не считать медленно уходящей девушки. Это была та самая девушка, которую он так неосторожно принял за Лючию.
«Странно, — подумал Эдвард, возвращаясь к Пауэлу, — готов поклясться, что видел, как тот человек вошел под арку».
Эдвард перехватил внимательный, сочувствующий взгляд атташе по культуре и воскликнул с отчаянием:
— Пауэл, дорогой мой, уж не думаете ли вы, что я повредился умом?! — И, жестом пригласив Пауэла следовать за собой, он почти бегом направился к надгробию, возле которого только что стоял незнакомец в костюме художника.
Склоненная женская фигура на невысоком постаменте была воплощением скорби.
Надгробный камень сохранил надпись: «МАРКО ТАЛЬЯФЕРРИ, ХУДОЖНИК». И ниже — даты рождения и смерти.
— «Родился 31 марта 1834 года», — прочитал Эдвард. Земля качнулась у него под ногами. — Я появился на свет в этот же день, только сто лет спустя.
Пауэл хохотнул:
— Осторожно, Форстер, смотрите не умрите в тот же день, что и он. Точно так же, сто лет спустя. До тридцать первого марта остается всего неделя. Только чур, сначала прочтите вашу лекцию!
— «Умер 31 марта 1871 года». — Голос Эдварда дрогнул, когда он читал эту строчку.
6
Полыхая вполнеба, догорал величественный римский закат. С бельведера на холме Пинчо эту мрачную и никогда не приедающуюся картину наблюдали десятки людей. Из века в век повторялось это зрелище, и люди из века в век приходили сюда, как за отпущением грехов. И уходили, молчаливые и потрясенные.
Постепенно зеленые аллеи холма погрузились в сумрак и первые звезды загорались в темно-синем небе — небе Вечного Города.
Закончив ужин, Эдвард и Оливия пили кофе на террасе «Казино Валадье» — одного из самых знаменитых ресторанов Рима. Внизу, как отражение звездного неба, сверкал огнями город. А на террасу залетали запахи и шорохи весеннего парка.
— Итак, дорогая, тебя интересовали подробности, и ты их получила. Как видишь, дурацкая история! Если бы мы не знали друг друга уже столько лет, я бы не рискнул выставлять себя в смешном свете. Меня обвели вокруг пальца, как мальчишку.
Но Оливии было не по себе. Кутая голые плечи в меховую накидку, она смотрела на Эдварда своими прозрачными глазами с огромными черными зрачками.
— А Пауэл? Что он говорит?
Эдвард взял из рук Оливии медальон, который она перед тем долго рассматривала.
— Пауэл? Пауэл в своем амплуа. Он смеется. Он с легкостью доказал мне, что все случившееся — только цепь совпадений. И отказывается видеть в этом что-либо другое.
— А как он объясняет письмо, присланное тебе в Лондон? Ведь с этого все и началось. С письма и с фотографии площади.
— Он считает, что это шутка какого-нибудь умника. Подобными мистификациями тешили себя интеллектуалы всех веков. История литературы знает их множество.
— Это Пауэл так считает?
— Ну, он не исключает и другой возможности: письмо написано тем самым полковником, потомком художника Тальяферри. Ты, кстати, знакома с полковником?
Вопрос, казалось, застал Оливию врасплох.
— С чего ты взял?
— Он ведь коллекционирует старинные часы, а я знаю, что твой друг, — он улыбнулся, — барон Россо, увлекается антиквариатом. Коллекционеры — особая публика. Они все друг друга знают.
— И однако я не помню, чтобы Лестер говорил когда-либо о полковнике.
Эдвард, прищурившись, глядел на мерцающие внизу огни Вечного Города и вдруг в одной из аллей парка заметил человека. Увидев, что на него смотрят, человек скрылся за деревьями.
Оливия тронула Эдварда за руку:
— А площадь? Ты нашел ее?
— Что? — Эдвард обернулся к ней.
— Площадь. Ты узнал, где она находится?
— Секретарша Пауэла обещала выяснить. Если эта площадь и существует, то она как-то здорово упрятана в недрах Рима, настолько, что почти никому не известна. Выпьешь еще что-нибудь?
— Двойной коньяк. Надо успокоиться. У меня мурашки по коже бегают от твоей истории.
Эдвард подозвал официанта.
— Странная история, не правда ли?
— Странная — слабо сказано. Таинственная и даже страшная история. Наверняка я не усну сегодня ночью. Смотри, еще приду и разбужу тебя, — кокетничала Оливия машинально. Мысли ее были заняты другим.
Эдвард улыбнулся и заказал официанту один двойной и один простой коньяк. Оливия продолжала:
— А этот художник родился именно тридцать первого марта?
Эдвард утвердительно кивнул:
— И в тот же день, когда родился, — умер. Тридцать первого марта 1871 года. Словом, если видеть во всем этом логику, то через несколько дней эта неприятность может произойти и со мной.
— Эдвард! — Оливия была не на шутку напугана, хотя и пыталась придать своему восклицанию ироническую интонацию.
— И кража сумки во всей этой истории не самое важное звено. Кто-то по совершенно неизвестной причине морочит мне голову, может быть, пытается запугать меня. Но я готов ко всему. И выбить меня из колеи никому не удастся.
— Они как будто стараются убедить тебя, что между тобой и давно умершим художником существует некая мистическая связь. Эта девушка… Лючия… Она ведь сказала, что ты похож на него… Полковник посылает тебя в кафе «Греко», где ты видишь портрет… А потом еще кто-то звонит тебе насчет английского кладбища…
Оливия осеклась, перехватив изумленный взгляд Эдварда.
— Лючия?! Откуда ты знаешь ее имя?! Я ведь не говорил…
