— Двести десять тысяч лир, — уточнил аукционер.
Но в зале оказалось немало желающих купить эту картину. Шесть или семь человек были живо заинтересованы в творении Тальяферри. Их предложения очень быстро подняли цену до трехсот тысяч лир.
— Триста тысяч лир за картину Марко Тальяферри, которая изображает площадь с портиком, романский храм и фонтан с дельфинами.
Соперники то и дело вскидывали руки.
— Триста десять… Триста двадцать… Триста тридцать… Триста сорок тысяч…
Один за другим конкуренты выходили из состязания. Остались только Эдвард и пожилой синьор плотного телосложения, державшийся с большим достоинством.
Эдвард продолжал повышать ставку. В какой-то момент пожилой синьор обернулся к Эдварду и улыбнулся, как бы извиняясь.
На трехстах семидесяти тысячах лир — последнем предложении Эдварда — зал притих.
— Триста семьдесят тысяч лир за «Архитектурную фантазию» Марко Тальяферри. Триста семьдесят тысяч… Итак, господа…
Пожилой синьор поднял руку.
— Триста восемьдесят тысяч… Поздравляю, господа! Состязание поистине захватывающее… Триста восемьдесят тысяч лир… Пока еще можно подавать предложения… Триста восемьдесят тысяч лир…
Эдвард остался сидеть неподвижно.
— Триста восемьдесят тысяч лир… Продано!
Аукционер ударил молотком и после короткой паузы представил новую картину:
— Номер семьсот девятнадцать. Полотно Алеардо Галлинари, изображающее мать художника. Обратите внимание, господа, на изысканную композицию и особенно на свет, проникающий из полуприкрытого окна. Начинаю торг. Стартовая цена — сто пятьдесят тысяч лир. Пожалуйста, покажите картину залу…
Эдвард уже не слушал аукционера. Он наблюдал, как служитель подошел к пожилому господину, купившему картину Тальяферри, и протянул ему листок. Тот подписал бумагу, сразу же поднялся, жестом поприветствовал Эдварда и удалился. Эдвард проводил пожилого синьора взглядом, а потом тоже встал и быстро нагнал его у выхода.
— Меня зовут Форстер. Простите мое любопытство. Вы коллекционер?
Человек сделал отрицательный жест и, достав из бумажника маленькую глянцевую карточку, протянул ее Эдварду:
— Вот моя визитка, синьор. Как видите, я всего лишь посредник. Уверяю вас, я никогда не стал бы швырять такие деньги на ветер. Картина их не стоит.
— Можно узнать, для кого вы купили ее?
— Мой клиент желает сохранить инкогнито, иначе он не обратился бы в наше агентство. Но если хотите, я могу передать ему, что вы заинтересованы в этой покупке. Где вас можно найти?
Оливия нервничала. И даже не пыталась этого скрыть. Облокотившись о стойку гостиничного бара, она, как заведенная, повторяла одну и ту же мелодию, услышанную пару дней назад по телевизору. Даже выпитый двойной виски не улучшил положения.
Бармен поставил на стойку бутылки — джин, ром и виски.
— Отлично, — поблагодарила Оливия. — Я сама налью. Уж что-что, а это у меня прекрасно получается.
Она взяла шейкер и принялась смешивать напитки.
Салливан, раскладывавший за соседним столом колоду карт, был совершенно равнодушен к тому, чем занята его подруга. Как всегда при игре, уголок его тонкого рта подрагивал.
— Стой! Где это видано! — воскликнула Оливия, заметив, что Салливан передернул. — Даже когда играешь сам с собой, не можешь не мошенничать!
— Профессиональная привычка. Главное — выиграть.
— У самого себя?
На последнее замечание Салливан не отреагировал.
Он взглянул на часы, и Оливия раздраженно поморщилась:
— Отвратительная привычка! Так носить часы могут только плебеи.
Нисколько не обидевшись, Салливан продолжал игру.
— Что поделаешь! Воспитание подкачало. — Он взглянул на Оливию. — И князь Анкизи того же мнения.
Усталое и злое лицо Оливии дрогнуло в ядовитой улыбке.
— Хотелось бы мне присутствовать при той встрече…
— Не скрою, дорогая, разговор произвел на меня сложное впечатление. Братских чувств ко мне князь явно не испытывал. Скорее, он готов был спустить на меня собак. — Салливан аккуратно переложил карту. — Теперь моя очередь ходить…
Оливия налила себе коктейль. Руки у нее дрожали.
— Еще раз повторяю — мне страшно.
— За себя? Или за него? Ну что же… Еще один повод пообщаться. Помоги ему, раз уж вы такие большие друзья. — Он криво улыбнулся. — Но тебе ли не знать, что между мужчиной и женщиной никогда не бывает дружбы, а всегда что-то либо большее, либо меньшее…
Оливия с ненавистью взглянула на Салливана:
— Не суйся в мои дела, барон!
Салливан ответил невозмутимой улыбкой и легким ироничным поклоном.
В этот момент в бар заглянула синьора Джаннелли. Кивнув Оливии и Лестеру, она вернулась к стойке портье.
Через пару минут вошел Эдвард и, увидев Оливию и Салливана, направился к ним.
— Не сыграть ли нам, профессор? — Салливан тасовал колоду.
— Благодарю. Не в этот раз. Мне надо подняться в номер и прочитать вот это. — Он повертел в руках небольшую книгу. — Я, собственно, к тебе, Оливия, чтобы сообщить — сумка нашлась!
— Вот как? Прекрасно! — Глаза Оливии тревожно всматривались в лицо Эдварда.
— И ничего не пропало.
— Стоит, наверное, спрятать ее понадежнее.
— А теперь-то зачем? — вмешался Салливан. — Раз воры вернули сумку, значит, она не представляет для них никакого интереса.
— Верно. — Эдвард взглянул на Салливана. — Я тоже так думаю.
— Если только само по себе возвращение сумки не является частью какого-то плана…
Оливия дернула плечом:
— Что ты имеешь в виду? Не темни.
— Ничего. Так, мысли… — Барон посмотрел на Эдварда. — А теперь, когда сумка нашлась, что вы собираетесь делать?
— Хочу приобрести одну картину.
— Прекрасное решение, — мрачно заметил Салливан. — Наилучший способ вкладывать деньги.
Оливия допила очередной коктейль.
— Эдвард, дорогой, я думала, тебя интересуют только медальоны.
— Медальоны, картины и старинные легенды. — Эдвард пристально смотрел на Салливана. — Легенды о потустороннем мире, которые могут быть как-то связаны с моим интересом к Байрону. Байрон верил в магию.
— А ты по-прежнему не веришь, да? — осторожно поинтересовалась Оливия.
— Видишь ли, как любой истинный литературовед, я обязан стараться видеть мир глазами автора. А Байрон был человеком в высшей степени суеверным. Он верил в амулеты, в магию, в привидения… Он клялся, будто в детстве к нему несколько раз являлся призрак монаха в капюшоне.
— А ты… — Оливия робко улыбнулась. — Твоя прекрасная колдунья больше не являлась тебе?
— Нет. И я уже соскучился. — Эдварду хотелось все свести к шутке.
— Знаешь, Лестер, у Эдварда тут, в Риме, есть подруга. Таинственная подруга, которая никому, кроме
