Ошибка почтенного наемника явно взбодрила главного письмоводителя: он тоже взял бутылку и налил себе горячего вина.
— Хорошо, пусть будет пятьдесят два, — примиряющим тоном произнес бывший рейтар. — Так вот, деревушка стоит неподалеку от Шантийи, на берегу Изье. Неподалеку от деревни находится ваш замок. Конечно, он изрядно обветшал, да и на замок не слишком похож, скорее просто добротный каменный дом, обнесенный крепостной стеной. Перед входом прямоугольный дворик, размером этак туазов сорок на двадцать. Две угловые башни пришли в полную негодность. На первом этаже, похоже, прежде была кордегардия, рядом есть кухня. На втором этаже парадная зала, размером тридцать туазов на сорок, с двумя отличными каминами и двумя небольшими комнатками рядом. На третий этаж идет широкая лестница, там анфилада из пяти комнат. С третьего этажа лесенка ведет на чердак, а оттуда из окошка можно вылезти прямо на дозорную дорожку, проложенную по верху куртины, окружающей двор.
Гофреди перевел дух и, опустошив стакан, сосредоточился, чтобы ничего не забыть.
— Стропила долго не протянут, крышу надо перестелить, а вот стены прочные. В одной из комнат проживает старик-привратник с женой. Они же исполняют обязанности сторожей. Мебели почти не осталось, а та, что есть, пришла в негодность. В доме сыро и холодно. Впрочем, это неудивительно, ведь там давным-давно никто не живет…
Пожалуй, это гораздо хуже, чем я ожидал, — с грустью подумал Луи, готовясь задать главному письмоводителю самый больной вопрос:
— А какой доход приносит поместье?
— Никакого! — уверенно ответил маленький человечек. — И скорее всего, еще долго не будет приносить, ибо есть целый ряд статей, по которым придется платить. Разумеется, у феодала прав еще никто не отнимал, а потому каждый дым должен отдавать ему по две курицы и два буассо зерна или же сумму, равную их стоимости, то есть шесть ливров, которые до сего дня собирал королевский сборщик податей. Кстати, местное население освобождено от уплаты тальи.[8] Там прекрасные земли, из которых примерно сто парижских арпанов пригодны для посевов пшеницы, а примерно двадцать арпанов занимают пастбищные луга. Но земля давно заброшена, а в деревне нет ни одного приспособления для ее обработки. Зато все постройки стоящей на отшибе фермы сохранились неплохо.
Сто пятьдесят арпанов занято лесом, где много дичи, и эти богатства никак не используются. Есть полуразрушенный мост через Изье, за пользование которым вы вправе взимать пошлину. Если восстановить мост, он станет дополнительным источником дохода. Если вы пожелаете выращивать зерно только на пятидесяти арпанах, они будут приносить вам, за вычетом расходов на семена, от трех до четырех тысяч ливров. А если развести скот и задействовать лесные ресурсы, доходы с которых принадлежат вам по праву землевладельца, в целом ваша прибыль составит от семи до девяти тысяч ливров в год. Но чтобы достичь этой цифры, необходимо проделать поистине титаническую работу и вложить немалые средства.
— И сколько, по-вашему, будут стоить работы? — робко спросил Луи.
Байоль покачал головой, и на лице его появилось задумчивое кисло-сладкое выражение.
— Затрудняюсь назвать точную цифру, но тридцать тысяч ливров мне кажутся минимальной суммой, с помощью которой можно привести дом в жилое состояние. Еще десять тысяч на восстановление плодородности земель, приобретение инвентаря, постройку амбаров, и минимум десять тысяч на починку моста. Ах, чуть не забыл про пруд со щуками! Если этот пруд почистить и пустить в него форелей, он принесет хороший доход.
— Еще есть мельница, — напомнил Гофреди.
— Про мельницу я забыл! — подтвердил письмоводитель. — На берегу реки действительно видны развалины мельницы. Разумеется, мельницу тоже можно восстановить. Но, завершая подсчеты, хочу сказать: для того чтобы ваше поместье стало прибыльным, в него придется вложить как минимум пятьдесят, а еще лучше сто тысяч ливров. Да, именно сто тысяч. Тогда вы сможете ежегодно получать от трех до пяти процентов чистой прибыли.
— Черт возьми! Да у меня нет даже лишнего экю, чтобы начать строительство! — воскликнул Луи.
Бывший нотариус лукавил. Контора его отца процветала и ежегодно приносила до десяти тысяч ливров. После уплаты налогов, жалованья письмоводителям и слугам, после вычетов расходов на еду и поддержание в порядке жилья, господину Фронсаку оставалось чистых три тысячи ливров, тысячу из которых он отдавал сыну, чтобы тот мог чувствовать себя уверенно. Экономный Луи тратил не более трехсот ливров в год и к сегодняшнему дню сумел скопить шесть тысяч ливров. Однако по сравнению с нужной суммой накопления эти казались просто ничтожными.
Можно взять взаймы у ростовщиков, — произнес Гофреди; согревшись, старый солдат принялся стягивать с ног насквозь промокшие сапоги.
— Разумеется, — согласился Луи, — но под какие проценты? В таких случаях обычно просят пять процентов, а эта сумма превратит мои доходы в нуль.
И он умолк, предоставив гонцам в тишине наслаждаться жарким очагом и теплым вином; разомлевший Гофреди протянул ноги к огню и налил себе второй стакан.
— Но как бы там ни было, вы прекрасно поработали, — скрестив руки на груди, сказал Луи и, подумав немного, спросил: — А сколько времени потребуется, чтобы доехать до Мерси в карете? И можно ли там переночевать?
— По сухой погоде доберемся часов за шесть, — ответил рейтар. — И спокойно переночуем, тем более что я поеду вперед и к вашему приезду приготовлю постели и прогрею комнаты. Но вам придется везти с собой белье, еду… и питье.
Произнося последнее слово, он умиротворенно облизнулся.
— Полагаю, Жак и Никола смогут с этим справиться? Гофреди уверенно кивнул. Жак Бувье и его сын Никола работали на Фронсаков. В конторе Бувье исполнял обязанности рассыльного, а также всякие мелкие поручения, а Никола числился личным слугой Луи. Такое путешествие им наверняка придется по вкусу.
Луи снова погрузился в размышления. В камине весело потрескивали дрова. После тяжелой дороги гонцы наслаждались теплом и покоем. На улице небо потемнело, и в комнате воцарился мрак. Встрепенувшись, Луи зажег еще две свечи и бодро произнес:
— Этим летом мы могли бы отправить вас привести замок в порядок, а потом бы приехал я вместе с отцом и матушкой, самим посмотреть, что к чему. Я поговорю об этом с родителями.
И, повернувшись к главному письмоводителю, прилагавшему неимоверные усилия, чтобы не заснуть прямо на стуле, сказал:
— А вы, Жан, расскажите господину и госпоже Фронсак все, что сейчас сообщили мне. Сегодня вечером я увижусь с ними, потому что у нас гость. Еще раз искренне благодарю вас за то, что согласились совершить такое трудное путешествие.
Сообразив, что пора уходить, Гофреди и Байоль встали, подобрали плащи. Гофреди со вздохом натянул сапоги, застегнул перевязь с болтавшейся на ней шпагой, и, приготовившись ко встрече с непогодой, оба вышли, плотно прикрыв за собой дверь.
Луи вновь остался один на один со своими мыслями, которые снова начали разбегаться. Он удобно устроился в кресле и начал неудержимо погружаться в сон. Он уже почти заснул, когда раздался такой грохот, что дом задрожал, а Луи буквально вылетел из кресла.
Удар грома — а это был именно раскат грома, причем неслыханной силы — заставил Луи броситься к окну. С исполосованного молниями неба стеной сыпался град. Градины так сильно барабанили по крышам, что казалось, город подвергся массированному обстрелу. Луи отшатнулся от окна. Крупные градины разбивали черепицы на крышах, и осколки с шумом падали вниз. Улицы покрылись сверкающими льдинками. Некоторые особенно крупные градины с металлическим шумом ударяли в оконные стекла. Капризные порывы ветра швыряли кусочки льда то в одно окно, то в другое, выбивая звонкую барабанную дробь. Разбушевавшаяся стихия не пощадила и окно Луи: горсть ледяной картечи разбила два или три стеклянных квадрата и, обрушившись на один из стоявших на полу глиняных кувшинов, где хранились запасы воды, расколола его. В испуге Луи шарахнулся в сторону. Но стихия бушевала недолго: внезапно град прекратился, небо просветлело и ветер стих.
Достав из сундука несколько тряпок, Луи, как сумел, заткнул ими пробитые в окне дыры. Подбирая осколки кувшина, по форме и размерам напоминавшего человеческую голову, он неожиданно обнаружил, что кроме валявшихся черепков на полу больше ничего нет.
Лед растаял, а вода утекла в щели между досками пола.
Сторонний наблюдатель, не присутствовавший при случившемся, так никогда и не догадался бы, отчего разбился кувшин, как не разгадал бы и тайну смерти Бабена дю Фонтене. А если бы на месте кувшина оказалась голова?
Открытие повергло Луи в такое смятение, что он вынужден был сесть. Он пытался рассуждать логически.
Получается, человека можно убить кусочком льда. Вот уж поистине дьявольская выдумка! А коль скоро речь идет о преступлении, теперь понятно, какое оружие применил преступник, чтобы остаться безнаказанным!
Надо срочно поделиться своей догадкой с Гастоном! Немедленно!
Он взглянул на часы: полдень давно миновал. Что же, он пожертвует обедом. Луи снова посмотрел на небо. Тучи рассеялись. Молодой человек, поправив завязанные на манжетах сорочки банты, закутался в шерстяной плащ, влез в сапоги с широкими отворотами, надел старую, но вполне прочную фетровую шляпу с шелковым шнуром вместо тульи, натянул кожаные перчатки и вышел, как обычно, не взяв с собой оружия.
2
8 декабря 1642 года, после полудня
Луи Фронсак жил на улице Блан-Манто. Две комнаты его маленькой квартирки занимали весь второй этаж дома, ютившегося в отходившем от улицы крохотном тупичке, каковых в те времена насчитывалось предостаточно. Дома в Париже строились без всякого плана вдоль мощеных дорог и то залезали на проезжую часть, то, наоборот, тонули где-то в глубине, образуя коротенькие тупики. Благодаря им в дома проникало немного больше света, а кроме того, они служили своего рода противопожарной полосой.
Тупик, где жил Луи, не был замощен, тем не менее жители поддерживали его в чистоте, и в нем никогда не бывало такого количества отбросов, какое постоянно чавкало под ногами на улице Блан-Манто, однако в дождливые дни подступы к дому Луи превращались в настоящее болото. Сбежав вниз по узкой лестнице и выскочив на улицу, Луи невольно остановился, вдохнув обжигающе холодного воздуха и завороженный зрелищем, которое предстало его глазам. Блестящие градины щедро устилали землю, словно неловкий ювелир рассыпал весь свой неисчислимый запас бриллиантов.
К счастью, из-за мороза градины не сразу растают и превратятся в грязь, подумал Луи, дрожа от холода и плотнее заворачиваясь в плащ. В его доме не было ни двора, ни конюшни, и ему приходилось оставлять коня в стойле ближайшей гостиницы, расположившейся на улице Блан-Манто под загадочной вывеской «Толстуха-монахиня, что подковала гусака». Идти по хрустевшим и вонзавшимся в подошвы ледяным алмазам не слишком удобно, так что молодой нотариус с трудом доковылял до места.
