Отложив розу на столик, она взяла сверток на колени и осторожно развязала его. Посмотрев на книгу, лежавшую там, Виктория затаила дыхание. С благоговением она провела пальцем по названию:
Она перевернула первую страницу и посмотрела год издания: 1697-й.
– Это же самое первое... Где ты нашел его?
– Долго искать не пришлось, оно было в моей дорожной сумке. Это мой экземпляр.
Виктория оторвала взгляд от книги и в изумлении смотрела на Натана.
– Который, ты поклялся, не продашь ни за какие деньги? Последний подарок от матери перед ее смертью?
– Да.
Ее сердце тяжело забилось.
– Почему ты отдаешь мне то, чем так дорожишь?
– Хотел, чтобы это было у тебя в память обо мне.
Маленький огонек невозможной, глупой надежды, горевший в ней, неожиданно погас. Он действительно собирался прощаться.
Она должна была бы обрадоваться, почувствовать облегчение. Все это ведь только к лучшему! Но потом... Она еще обязательно расслабится, ощутит спокойствие.
«Хотел, чтобы это было у тебя в память обо мне». Господи, как будто она могла когда-нибудь забыть о нем!
– Я... не знаю, что сказать...
– Тебе нравится?
Она заглянула в его серьезные глаза. В горле застрял комок. Попыталась рассмеяться, но вместо этого на глазах проступили слезы.
– Я в восторге.
«И я люблю тебя, как бы я ни сопротивлялась этому! Потому что не бывает боли сильнее!»
Стоит ли сказать ему? Что он украл ее сердце, разрывавшееся на части при мысли о расставании?
«Нет!» – кричал ее внутренний голос, и она понимала, как глупо будет признаться в любви человеку, который пришел попрощаться.
Вскинув ресницы, она выпрямила спину и улыбнулась ему:
– Спасибо, Натан. Я буду беречь ее.
– Я рад. Не могу предложить тебе сказочный конец, о каком ты всегда мечтала, так отдам саму сказку.
– Мы еще увидимся? – спросила она полушепотом.
Обняв ее лицо руками, он сосредоточенно поглядел ей в глаза. Затем сказал:
– Не знаю. Все зависит от... судьбы. Пока мне лишь известно, что у нас последняя ночь вместе. Хочу сделать ее незабываемой.
Он потянулся вперед и мягко соприкоснулся с ней губами. Когда он начал отклоняться, она почувствовала сильнейшее отчаяние. Обхватив его шею руками, она притянула его обратно к себе.
– Еще, – прошептала она. – Еще...
И, как это произошло три года назад, он повиновался... А на следующее утро она проснулась одна.
– Виктория, что-то случилось?
Голос отца ворвался в туман отчаяния, окутавший ее. Она отвернулась от окна кареты, которая с каждым поворотом колес увозила ее все дальше от Натана.
– Я... – Глядя в обеспокоенные глаза отца, она не могла солгать, что все хорошо. – Просто устала.
Бог знал, это была правда. Отец нахмурился, двигая челюстью вперед-назад, – это означало, что он над чем-то думает. Улыбнувшись ему, насколько это позволяли обстоятельства, Виктория вновь повернулась к окну. Сколько времени прошло, с тех пор как они уехали из Крестон-Мэнора? Час? Казалось, прошла уже целая жизнь. При всей любви к отцу ей очень хотелось побыть одной. Оплакать в одиночестве конец любовной истории. Пролить накатывавшие слезы. Прижать к сердцу книгу, подаренную Натаном.
Господи, как можно перенести такую боль? Ей казалось, что она просто умерла. Она закрыла глаза, и тут же перед ней поплыли картинки: улыбки и смех Натана; как он занимался с ней любовью. Сегодня утром он попрощался с ней, просто как с хорошей знакомой...
– Черт возьми, да ты плачешь!
Виктория открыла глаза при неистовых словах отца и с ужасом осознала, что по ее щекам действительно катились слезы. Прежде чем она успела дотянуться до платка, отец вложил ей в руку свой. Затем, нахмурившись, он залез в карман жилета и достал свернутый лист бумаги.
– Мне велели не отдавать это тебе до прибытия в Лондон, но поскольку ждать я не обещал, то и не собираюсь.
Он вручил ей листок с красной печатью.
