– вот чем она была. Красивое безумие с ароматом роз. Он почувствовал облегчение. Слава Богу, все опять прояснилось.
Отжав воду из полотенца, он повернулся к ней. Как только их взгляды встретились, все спокойствие и ясность исчезли, как облачко дыма при урагане.
Он любил ее, черт возьми!
Чувствуя сильное волнение, он подошел к кровати, держа мокрое полотенце. Присев на матрац, аккуратно стер следы их бурной страсти. Он заставил себя сосредоточиться на деле и не показывать ей своих глаз, где она могла прочесть слова, которые он хотел сказать, но не мог: «Я люблю тебя».
Натану стало очень досадно. За годы службы он прекрасно овладел искусством обмана, мог спокойно прятать все эмоции под непроницаемую, нечитаемую маску! Снова применить эти способности будет несложно.
«Нет, ты уже не тот человек, кем был», – шептал ему внутренний голос.
И это была правда. Он и не желал становиться прежним, но пока Виктория будет в Корнуолле, придется притворяться.
Отложив использованное полотенце, он накинул простыню на Викторию, пряча всю эту белоснежную, обнаженную красоту, и только после всех хлопот посмел взглянуть на нее.
Широко открытые глаза были полны грусти и поблескивали от навернувшихся слез. Нижняя губа задрожала, что тронуло его до глубины души.
– Я не угодила тебе, – прошептала она.
Он мягко взял ее пальцы, гладя их покрывалом, и мысленно обругал себя.
– Нет, что ты!
Она вздернула подбородок. Но, выставленная напоказ, гордость не скрыла боль и обиду в ее взгляде.
– Я не слепая, Натан. И если я чем-то разочаровала тебя, так скажи мне, что это.
– Ничем, – ответил он, поднося ее пальцы к губам и осторожно целуя, – клянусь. Наоборот, ты слишком угодила мне. – Он выдавил кривую улыбку и продолжал: – Ты полностью высвободила меня, дорогая, чему я сильно удивлен.
Ее взгляд немного просветлел, и в нем отразилось понимание.
– А ты ведь не любишь сюрпризов.
– Должен признать, от них мне... некомфортно. Но сейчас это было просто очаровательно.
Она окончательно успокоилась.
– Могу сказать то же самое. Кажется, теперь я знаю, что удается тебе лучше всего.
– Уже знаешь?
– Да, и мне бы очень хотелось, чтобы ты еще раз продемонстрировал это.
Он перевернул ее руку и поцеловал ладонь.
– А если я скажу, что это еще не лучшее, на что я способен?
Ее глаза потемнели, вызвав в нем сильное возбуждение.
Виктория села в постели, и простыня откинулась в сторону, открыв ее грудь.
– Тогда я тем более заинтригована: что же это лучшее собой представляет?
Протянув руку, он пощекотал пальцами розовые соски, наблюдая, как они затвердевают, и чувствуя новый прилив желания в своем теле.
– Я понял, что лучше всего удается тебе, Виктория.
Она выгнулась под его прикосновениями и вздохнула.
– И что же это?
– Ты можешь пленить, всего-навсего войдя в комнату. Очаровываешь неожиданными высказываниями. Ослепляешь своей улыбкой. Обольщаешь одним лишь взглядом.
– Это четыре вещи, – прошептала она, тяжело дыша.
– И во всех ты преуспеваешь.
Она погрузила пальцы в его волосы и притянула его голову к себе.
– Поцелуй меня, – сказала она нетерпеливо. Перестав улыбаться, он позволил придвинуть себя ближе и прикоснулся к ее губам.
– Знаешь, а ты очень требовательная. – Он провел языком по ее нижней губе.
– Я решила, что это более эффективно, чем быть сдержанной.
Он тут же вспомнил их первый поцелуй и как она сказала тогда: «Еще».
– А что, ты когда-то была сдержанна?
Она отклонилась, и в ее глазах появилось смущение.
– Не знаю. Все этого хотели. Но мне очень нравится выставлять требования. Пока я этого не делала, меня гладили по головке и отставляли подальше в угол, как украшение комнаты. – Она бросила взгляд на
