— Значит, наконец-то я убедил тебя, что все это не плод моего воображения?
— Уж не знаю, что и думать. Меня страшит одна лишь вероятность того, что ты прав.
— Едва ли я достаточно важная личность, чтобы стать чьей-то мишенью.
— Ты для
Она умолкла на полуслове.
— Я уже большой мальчик, Лайза, и все делаю вполне осознанно. Если мы предпримем некоторые меры…
— Мне так трудно с этим смириться. — Отступив назад, она крепко, чуть ли не до боли, сцепила руки, — У меня всегда было немного близких людей, и никто из них не кажется опасным. Дин временами бывает невыносим, но я никогда не поверю, что он может причинить кому-то вред. Мне неприятно даже думать так о людях, особенно о тех, кого я люблю. А теперь я подозреваю всех, даже Рэнди.
— Он ведь давно — твой ударник?
— Целую вечность. Мы познакомились, когда он был студийным музыкантом, а я делала демозаписи. Пару раз встречались, ничего серьезного. Брайану он никогда не нравился, но он был рядом со мной в трудные времена. — У нее в глазах вдруг появились слезы. — Тед, можешь думать., обо мне что угодно, но я начинаю по-настоящему бояться. С людьми вокруг меня происходят ужасные вещи, а мне остается только думать: а что, если бы это была я? Что, если я следующая? Кто тогда напишет посвященную
Он шагнул к ней и обнял за плечи.
— Пока ты со мной, ничего плохого не случится.
— Ты думаешь, что этой ночью ничего плохого не случилось?
— Ну что ж, если ты можешь написать хит, навеянный разгромом в моем номере, тогда это было не зря.
Он тут же пожалел о своих словах, но из-за усталости его внутренний цензор взял выходной. «Песнь Кэри» и «Смерть — это сон» стали мегахитами, но песня «Часть меня — это часть тебя», выпущенная через год после смерти Келли Мэри, превзошла обе через считанные недели после выхода в свет. Пожелай Лайза сохранить хотя бы одну десятую заработанных денег, она была бы очень богатой женщиной. Но, как и раньше, она отдала львиную долю на благотворительность.
Тед почувствовал, как напряглось ее тело, и быстро заговорил, пытаясь отвлечь ее.
— Послушай, поскольку мы с тобой оба на ногах в столь неурочный час, почему бы нам не позавтракать по-настоящему в нормальном ресторане? Никакой еды в номер.
Она немного расслабилась.
— Мне казалось, ты не хочешь, чтобы я появлялась в общественных местах?
— Но в такую рань никто не поверит, что это ты. Особенно если мы найдем какую-нибудь тошниловку, в которую не сунется ни одна уважающая себя рок-звезда.
— Хорошо. — Она отстранилась от него, и голос ее теперь звучал гораздо жизнерадостней. — Годится. Но вот что делать с этим Терминатором?
Она кивнула в сторону двери, за которой, без сомнений, телохранитель расхаживал безостановочно вперед-назад.
— Пошли его с каким-нибудь поручением, — беспечно ответил Тед. — Какого черта! Один раз живем.
В субботу вечером публика проявила чуть больше энтузиазма, и вся команда отправилась в Детройт в приподнятом настроении. Потом — Милуоки, Толидо, Сент-Луис и Атланта. Лайза оставалась зажатой, ее концерты проходили неровно, критики свирепствовали, а реакция публики в основном была вежливой, но часто сдержанной.
— Возможно, ты был прав: наверное, мне следует сократить гастроли, — не раз говорила Лайза.
Тед знал, что ее волнуют не только проблемы безопасности. Лайза не походила на большинство рок- вокалистов, которых он знал. Деньги для нее почти ничего не значили, но она была глубоко предана музыке: для нее было важно, чтобы созданное ею имело отклик в сердцах людей, чтобы ее творчество до какой-то степени трогало их, и, казалось, она черпает силы в реакции публики. В редкие моменты горечи она жаловалась, что ее репутация основана на трех очень печальных песнях, а не на таких жизнерадостных синглах как «Разожги любовь», «Городская девушка», «Злачные места» или «Затор», и Тед сочувственно кивал, не признаваясь, что любимые песни Лайзы его самого абсолютно не трогали.
— Почему людям не нравятся радостные песни? — не раз возмущалась она.
— Наверное, потому что люди в основном не слишком счастливы. Ты показала им, как можно воспринимать жизненные трагедии и творить из них нечто прекрасное, и они реагируют на это превращение.
— Но музыка должна поднимать настроение, а не наоборот. Это возможность отвлечься от плохого.
— Ты не сможешь отвлечься, пока для начала не столкнешься с неприятностями.
В тот раз он находился в легком подпитии и казался сам себе глубокомысленным. Потом, протрезвев, он уже не был в этом уверен. Но Лайза, похоже, удовлетворилась таким объяснением, по крайней мере больше эту тему не затрагивала.
В гастролях наступил трехнедельный перерыв, и, по соображениям безопасности, они проводили несколько дней инкогнито в одной тихой гостинице в Род-Айленде. Музыканты и технари разъехались во все стороны: кто навещал семью, кто отлеживался, а кто-то просто устроил перерыв в терапевтических целях. Поначалу все собирались в одно курортное местечко в Нью-Гемпшире, но Лайза отменила все приготовления после необъяснимого приступа плаксивости, который закончился крупной ссорой с ударником Рэнди Уайтхоллом..
— По-моему, он меня ненавидит, Тед, — призналась она в постели в ту ночь. — Видел бы ты его глаза.
Тед не придумал никакого разумного ответа, и на следующее утро помогал ей отменять заказ на номера. Кроме пары недавно нанятых телохранителей, никто из гастрольной группы не знал, где Тед и Лайза проводят свободные дни. Дин Кэмпбелл обиделся и отбыл в неизвестном направлении.
Работа с заключительным вариантом рукописи у Теда продвигалась хорошо. Если повезет, то он закончит книгу до конца года, гораздо раньше запланированного срока.
— Тед, я уеду на день-другой.
— Что? Куда?
Они обедали в столовой гостиницы, а телохранители сидели за другим столом, достаточно далеко, чтобы ничего не слышать. Она протянула руку и прижала пальцы к тыльной стороне его ладони, как бы успокаивая.
— Не волнуйся, я недалеко. Мне просто нужно смотаться от всего этого. — Она сделала легкий жест. — От всех, кто меня знает. Даже от тебя.
Она мягко коснулась его руки.
— Ничего страшного. Всего одна ночь, и я вернусь.
— Может, я слишком торопил события…
Она покачала головой, не давая ему договорить.
— Нет, ничего подобного. — Выражение ее лица смягчилось. — Не волнуйся, Тед. Я к тебе чувствую то же, что и всегда, может, даже больше того. Просто я… Мне надо уехать отсюда, всего лишь на день или два, и немного собраться с мыслями.
— Мы ничего не должны друг другу, — медленно произнес он. — Ты, конечно, имеешь полное право делать, что хочешь.
Это звучало натянуто, но он не мог скрыть обиду.
— Тед, прекрати. Мне не нравится, когда ты изображаешь из себя обиженного щеночка. Если ты еще не понял, какие чувства я к тебе испытываю, то ты гораздо глупее, чем я думала. — На глазах у нее появились слезы, и она отвернулась. — Мне трудно об этом говорить, Тед, трудно испытывать…
