— Пойдем, — согласилась она. Сердце Джиорджио чуть не перестало биться при этих словах.
Инстинктивное чувство заставило его вернуться к двери освещенной комнаты и окинуть ее прощальным взглядом, полным тоски. Вихрь воспоминаний с безумной силой закружился в его душе.
— Мы не будем тушить лампы? — спросил он, испытывая при звуках своего голоса неопределенное ощущение чего-то далекого и чужого.
— Да, — ответила Ипполита. Они сошли вниз.
Спускаясь по лестнице, они держались за руки и медленно переставляли ноги со ступеньки на ступеньку. Усилие, которое Джиорджио делал над собой, чтобы сдержать волнение, было так сильно, что он чувствовал себя как-то странно экзальтированным, ему казалось, что его личная жизнь наполняет всю ширь величественной ночи.
На площадке у парапета они заметили неподвижную безмолвную тень и узнали в ней старого хозяина.
— Почему вы здесь в такой поздний час, Кола? — обратилась к нему Ипполита. — Вам не спится?
— Я не сплю из-за Кандии, — ответил он. — У нее начались схватки.
Их домик был действительно освещен.
— Подожди минуту, — сказала Ипполита другу. — Я схожу навестить Кандию.
— Нет, нет, не ходи теперь, — попросил Джиорджио. — Ты навестишь ее по возвращении.
— Хорошо, я навещу ее по возвращении. Прощайте, Кола.
Спускаясь по дорожке, Ипполита оступилась.
— Осторожно! — послышался сзади голос старика.
— Опирайся на меня, — предложил Джиорджио. Она взяла его под руку.
Некоторое время они шли молча.
Ночь была ясная. На небе сияли звезды. Семь звезд Большой Медведицы сверкали загадочным блеском. Адриатическое море, чистое и безмолвное, как небесный свод, напоминало о себе благоуханием и чуть слышным плеском.
— Почему ты идешь так скоро? — спросила Ипполита. Джиорджио замедлил шаги. Под влиянием одной единственной мысли, толкавшей его на последний акт, он только смутно сознавал все остальное. Его внутренняя жизнь расстраивалась, разлагалась, разрушалась от глухой работы, происходившей даже в самых глубоких слоях его существа и выбрасывавшей на поверхность всевозможные бесформенные обломки, которые были настолько неузнаваемы, что, казалось, не принадлежали одной и той же жизни, но вторгались в нее со стороны. Он сознавал это странное острое волнение так смутно, как в дремоте. И только одна точка в его мозгу отличалась поразительной ясностью и толкала его по прямой линии на конечный акт.
— Какую тоску наводят мерные удары трепала на гумне! — сказала Ипполита, останавливаясь. — Целую-то ночь треплют лен! А на тебя это не наводит тоски?
Она опиралась на его руку; ее волосы касались его щеки.
— Помнишь, как в Альбано рабочие целый день мостили улицу под нашими окнами?
В ее голосе звучала грусть и некоторая усталость.
— Иногда мы засыпали под этот стук… Но она с беспокойством остановилась.
— Почему ты все оборачиваешься назад?
— Мне слышатся шаги босого человека, — ответил Джиорджио тихим голосом, замечая, что корни его волос стали чувствительными. — Остановимся.
Они остановились и стали прислушиваться.
Джиорджио опять был охвачен чувством ужаса, леденившим его сердце на пороге трагической комнаты дяди Димитрия. Все его существо дрожало и было ослеплено великой тайной; он думал, что переступил уже границы неизвестного мира.
— Это Джиардино, — сказала Ипполита, замечая приближавшуюся собаку. — Он побежал за нами.
Она несколько раз позвала верного друга. Он прибежал, весело прыгая. Ипполита нагнулась приласкать его.
— Ты никогда не оставишь своей подруги, не правда ли? — говорила она собаке мягким тоном, который являлся у нее всегда, когда она ласкала любимых животных.
Благородная собака стала кататься в пыли.
Джиорджио сделал несколько шагов. Он почувствовал большое облегчение, освободившись от прикосновения Ипполиты, причинявшего ему непонятные физические страдания. Он представлял себе неожиданный и резкий поступок, который должен был совершить, и ее тело, сжатое в его смертельных объятиях; теперь ему не хотелось дотрагиваться к ней вплоть до последнего момента.
— Иди сюда. Мы пришли, — сказал он, направляясь вперед к оливковым деревьям, белевшим при свете звезд.
Он остановился на границе площадки и обернулся поглядеть, следует ли за ним Ипполита. Еще раз он окинул все окружающее безумным взглядом, точно хотел охватить всю ночную картину. Ему казалось, что на этой площадке тишина была еще глубже. Издали слышались только мерные удары трепала на гумне.
— Иди, — повторил он ясным голосом в порыве неожиданной энергии.
И он направился среди корявых стволов по мягкой траве к краю пропасти.
На краю не было никакой ограды. Джиорджио осторожно наклонился вперед, упершись руками в колени и выгнув верхнюю часть тела. Он увидел внизу скалистую массу и край низкого каменистого берега. В его памяти мелькнуло воспоминание о маленьком трупе, распростертом на камнях, и о черном пятне, которое они с Ипполитой увидели с высоты Пинчио на тротуаре у основания стены; в ушах его зазвучали ответы разносчика бледному человеку. Неясный рой призраков этого давно минувшего дня закружился в его голове.
— Осторожно! — закричала Ипполита, подбегая. Собака лаяла под оливковыми деревьями.
— Джиорджио! Ты слышишь? Уйди оттуда!
Площадка выдавалась острым мысом над пустынной массой черных скал, у которой спокойное море еле-еле колебалось со слабым плеском, баюкая в волнах отражение звезд.
— Джиорджио! Джиорджио!
— Не бойся, — сказал он хриплым голосом. — Подойди поближе. Погляди, как рыбаки с факелами ловят рыбу…
— Нет, нет, я боюсь головокружения.
— Иди, я поддержу тебя.
— Нет, нет…
Ее, по-видимому, поразил необычайный тон Джиорджио, и чувство безотчетного страха овладело ею.
Он подошел к ней с протянутыми руками, быстро схватил ее за руки, протащил на небольшое расстояние и вдруг сжал в объятиях, стараясь наклонить ее над пропастью.
— Нет, нет, нет…
Она с яростью противилась ему, вырвалась из его рук и отскочила назад, дрожа и задыхаясь от страха.
— Ты с ума сошел? — закричала она изо всей силы.
Но видя, что он, не говоря ни слова, снова бросается на нее, и чувствуя, что он с еще большей силой хватает и влечет ее к опасности, Ипполита поняла все, точно при свете яркой зловещей вспышки, наполнявшей ее душу ужасом.
— Нет, нет, Джиорджио! Оставь меня! Оставь меня! Еще одну минуту! Послушай! Одну минуту! Я хочу сказать тебе…
Она молила его, обезумев от ужаса и вырываясь из его рук. Она все еще надеялась удержать и разжалобить его.
— Одну минуту. Послушай! Я люблю тебя! Прости мне!
Она бормотала в отчаянии бессвязные слова, чувствуя, что гибнет, теряет под ногами почву, и видя смерть перед собой.
— Убийца! — зарычала она, чувствуя, что ее хватают за волосы, и падая побежденная на землю на
