посредственно.
– Да, но ведь вы недавно разговаривали с самим Капабланкой! – привел неожиданный аргумент любитель.
Макс Эйве всегда охотно отзывался на просьбы собирателей автографов. Михаил Ботвинник по этому поводу как-то пошутил:
– Хорошо Максу, у него такая короткая фамилия.
Однажды Эйве дал автограф, когда об этом его не просили – во время последнего тура VI командного первенства Европы (Москва, 1977 год).
– Нет ли у вас почтового конверта? – спросил у судьи соревнования, международного арбитра Юрия Дмитриевича Кабалевского, прибывший из Голландии на закрытие соревнования президент ФИДЕ.
– Одну минуточку, – ответил тот и пока Эйве был занят своими делами сходил к киоску, купил там несколько конвертов и, подойдя к увлеченно что-то писавшему президенту ФИДЕ, протянул один из них.
Макс Эйве, не поднимая головы, расписался на конверте и вернул его Кабалевскому.
– Спасибо, за автограф, – поблагодарил Юрий Дмитриевич и, протягивая второй конверт, напомнил президенту о его недавней просьбе.
Лишь теперь Макс Эйве сообразил в чем дело и одобрительно улыбнулся.
Где лежит портфель Рети?
Обладая прекрасной шахматной памятью, некоторые выдающиеся шахматисты в обыденной жизни отличались удивительной рассеянностью.
Как-то в ранге чемпиона мира Эммануил Ласкер посетил Париж. По совету одного из лондонских друзей он поселился в небольшом уютном пансионате. Оставив багаж, Ласкер направился в знаменитое шахматное кафе «Режанс» и провел там время до позднего вечера.
Собираясь уходить, он с ужасом заметил, что не помнит, где находится пансионат. Ласкер тут же дал телеграмму лондонскому приятелю с просьбой повторить адрес. Переночевать ему пришлось у знакомого шахматиста.
Утром, не получив ответа, чемпион мира рассердился на друга и начал поиски. Карта Парижа была разбита на секторы. Ласкер стал обходить все пансионаты. Был уже поздний вечер, когда после долгих и утомительных поисков Ласкер попал в свой номер. На столе лежала телеграмма:
«ЛАСКЕРУ ПАРИЖ УЛИЦА ЛАТУР 12 ВАШ АДРЕС ПАРИЖ УЛИЦА ЛАТУР 12»
В отношении рассеянности лондонский приятель Ласкера не отстал от чемпиона мира.
Необычайная память была у Александра Алехина. Он трижды устанавливал рекорды в игре, не глядя на доску. В 1924 году в Нью-Йорке Алехин сыграл на двадцати шести досках. Через два года он увеличил свое достижение до двадцати восьми досок. Наконец, в 1933 году в Чикаго чемпион мира сыграл одновременно вслепую тридцать две партии.
А как в обыденной жизни? Однажды Алехин бросил в чашку с кофе вместо сахара пешку, мешал и удивлялся, что сахар долго не тает. Вечно он искал очки: бывало, что пытался закурить папиросу с другой стороны и нередко, уезжая из гостиницы, забывал сдать ключ.
В 1933 году Алехин посетил Прагу. При встрече чехословацкий гроссмейстер Сало Флор рассказал чемпиону мира, что вскоре ему предстоит поездка в Москву на матч с сильнейшим советским шахматистом Михаилом Ботвинником. Из Москвы Флор решил отправиться на традиционный международный турнир в Гастингс. Туда же собирался Алехин.
– Возьмите с собой в Гастингс мой маленький чемодан со смокингом, – попросил Флор чемпиона мира.
Алехин охотно согласился. При встрече в Гастингсе Флор открыл привезенный Алехиным чемодан и увидел вместо смокинга… женское платье.
По дороге Алехин перепутал чемоданы.
В мае 1955 года в Вильнюсе проходил четвертьфинал первенства СССР. После десяти туров у юного рижанина Михаила Таля было всего пять очков. Помочь сыну приехала мать. Бледный и похудевший Миша жаловался на всех и все, в том числе на жмущие ноги туфли.
Все вопросы Ида Григорьевна легко уладила. Проще всего решилось дело с туфлями.
– Переобуйся, – сказала мама, – ты ведь надел их не на ту ногу.
Австрийский гроссмейстер Рудольф Шпильман при анализе любил покачиваться со стороны в сторону. Однажды, сидя в ресторане, он настолько увлекся анализом отложенной позиции, что не заметил поставленной перед ним тарелки с супом. Через некоторое время официант вновь подошел к гроссмейстеру.
– Ваш суп стынет, – сказал он и сунул Шпильману в руку ложку.
Тот молча покачал головой и, не отрываясь от шахматной доски, стал механически черпать суп. Ни одна ложка при этом сразу не попала ему в рот, содержимое некоторых пролилось на костюм.
В один из дней международного турнира (Карлсбад, 1929 год) Акиба Рубинштейн плотно пообедал. Прохаживаясь по вестибюлю ресторана, он вновь подошел к двери, прочитал вывеску, вошел опять в ресторан и заказал весь обед еще раз.
Сравниться с рассеянностью прославленного гроссмейстера решила в 1961 году редакция одного журнала. Напечатав эту историю в двенадцатом номере, она слово в слово перепечатала ее в тринадцатом, заменив лишь заголовок «Приятного аппетита» на «Обед после обеда».
По утверждению венских профессоров, Рихард Рети мог достичь больших успехов в математике, но гроссмейстер забыл свою диссертацию в кафе, а новую так и не написал. Рети забывал зонтики, шляпы, портфели… Савелий Тартаковер остроумно подметил по этому поводу: «Там, где лежит портфель Рети, его давно уже нет».
Известные против любителей
В Венском шахматном кафе «Централь», ныне не существующем, первый чемпион мира Вильгельм Стейниц на стыке XIX и XX веков добывал себе побочный заработок. Одним из его постоянных партнеров был сказочно богатый банкир по фамилии Эпштэйн. Однажды над очередным ходом Стейниц задумался чуть дольше обычного.
– Ну, разбудите меня, когда сделаете ход, – иронически произнес банкир.
Стейниц, не обронив ни слова, спокойно продолжил игру. Вскоре надолго задумался банкир.
– Ну, разбудите меня, когда сделаете ход, – сказал Стейниц.
Заносчивый банкир вскочил и заорал:
– Вы забыли с кем играете? Вы знаете, кто я?..
– Знаю, знаю, – хладнокровно ответил Стейниц. – Вы – банкир на бирже, а в мире шахмат банкир – я!
Однажды Эммануилу Ласкеру предложили сыграть с одним напыщенным старым глупцом, который воображал себя очень сильным шахматистом. Ход за ходом старик поучал молодого чемпиона мира. Указывая на ошибки и промахи Ласкера, он разъяснял, как следовало играть. Чемпион мира с серьезным видом терпеливо выслушивал наставления.
– Теперь, молодой человек, вы теряете фигуру. Боюсь, что вам еще многому придется
