адюльтерах, она и погорела. Кто-то из беглых колдунов ее выследил, на привязь посадил и стал найденные ею камушки на черном рынке сбывать. Было это примерно в двадцатые годы. Время по стране, сами понимаете, смутное. Нас тоже, естественно, зацепило. А тут какая-то белка. Мы даже не сразу ее пропажу и заметили. Спасибо Велесу – вот что значит бог – вовремя сообразил, что весь тогдашний всплеск колдовских бесчинств чем-то питаться должен. А уж после того, как мы у десятка оборотней камушки изъяли, тогда и вовсе все на свои места стало. Однако, саму Белочку мы после этого еще долго найти не могли. Собственно, по правде говоря, в тот раз ее не мы, а вэчекисты вызволили. Нам же разве что удалось ее от срока отмазать – доказать, что не по своему злому умыслу действовала, а под давлением. Суд это учел, но свободу ей в полной мере предоставлять отказался. Оно, в общем, и понятно. Выпустить зверя – дело нехитрое, а как проследить, чтобы он снова в беду не попал? Не всех же природа, как нас с Сереньким наградила, кого клыками, а кого клыками и интеллектом. Про интеллект кот сказал с таким пафосом и значением, что я не сомневался, речь он ведет именно о себе, а никак не о нашем завхозе и сослуживце. Интересно, какого мнения придерживается на этот счет сам Серый. Впрочем, волк был далеко, а Барс Мурзоевич рядом, так что дискуссия об умственном превосходстве одного над другим могла и подождать.
– И что же вы в результате решили? – задал вопрос узбек, напомнив, мне, что не стоит по пустякам отвлекаться от такого важного рассказа.
– Решили не мы, а суд! – важно поправил егеря кот. – Белочке был предоставлен выбор: либо она отправляется под надзор ВЧК, либо к нам.
– И она, конечно, выбрала вас! – догадался я.
– Вовсе нет! – очередной раз сумел удивить меня котяра. – Белочка была так благодарна вэчекистам за чудесное спасение, что предпочла оказаться под их защитой. Собственно, мы тоже не возражали. До тех пор, пока в один из дней она не пришла в наш тогдашний Дом. Сам я этого явления не видел, но Дурачок говорил, что зрелище было душераздирающее. Рассказы тоже звучали страшно. Начать с того, что вэчекисты решили заставить Белку размножаться.
– Секундочку, – вставил я. – Но она как будто была и сама не прочь этим заняться…
– Без сомнения! – подтвердил Барс Мурзоевич. – Но, как и любое живое создание, Белочка предпочитала, чтобы это произошло естественно. Дело в том, что ее вид крайне редко приносит потомство. Это и понятно. Драгоценных камней никогда не бывает много, а если белки разыщут их все, то как вести половую жизнь?! Таким образом, рождение новой беличьей самки практически означает весьма скорый конец для ее матери. Однако, вэчекистов проблемы волшебной экологии не беспокоили.
Наоборот, они хотели организовать чуть ли не промышленную добычу изумрудов с «той стороны». И для этого были готовы даже пойти на искусственное оплодотворение. В результате состоялся еще один суд, на котором Белочка выбрала в качестве опекунов уже нас. Впрочем, Волшебная Комиссия также сказала на нем свое слово. Во-первых, Белочке было разрешено спариваться не чаще одного раза в течение десяти лет. Во-вторых, нас обязали ставить ВЧК в известность обо всех наших акциях, дабы обеспечить лучший контроль за безопасностью «той стороны» от этой, а этой от «той». Иными словами, с этого и началась открытая конфронтация наших организаций. Рассказ Барса Мурзоевича оставил во мне смутные ощущения. Будь я поклонником Фейда, он, возможно, был бы воспринят мной иначе. Но мне как-то претит мысль о том, что наши половые органы являются по совместительству и основной навигационной системой, которая определяет любое движение во времени и пространстве. Между тем, история, поведанная котом, весьма напоминала романы Александра Дюма-отца, будучи чем-то вроде судьбоносного коктейля из секса, политики и вероломства. Для полноты сходства в нем не хватало разве что ярко выраженного благородного героя, но и он вряд ли смог бы исправить сложившуюся ситуацию.
– А сколько лет прошло с последнего… – я замялся, подыскивая нужное слово. – М-м… Бракосочетания Белки?
– Почти одиннадцать! Мы с Ханом удивленно переглянулись, словно проверяя, что произошло: оговорился ли кот, или мы сами ослышались.
– Все так, ребяточки! – отреагировал на наше смущение страж дуба. – Именно одиннадцать. У нас тут за последний год случилась пара-тройка проколов… Ханчик при последнем даже присутствовал… Узбек выразительно покачал головой, что вероятно означало: «Так присутствовал, что до сих пор страшно!», – а я сразу вспомнил слова Ивана, которыми он встретил меня, когда я первый раз входил в Дом.
– Это вы случайно не про тот прокол говорите, когда вам фениксы предыдущий Дом сожгли?
– Если бы только Дом… – вздохнул кот. – Там по соседству еще и вещевой рынок оказался. Так они ему тоже последний день Помпеи устроили. Два дня полыхал.
Хорошо еще, что менты все на криминальные разборки списали. Короче натворили дел, а в результате и нас чуть не закрыли. Спасло только то, что мы все ж таки одна из старейших волшебных организаций. Тем не менее, пришлось на время расследования большую часть операций прекратить, контролеров к себе допустить, половину питомника распустить.
– Барс-ага, а Белка-то тут при чем? – подал голос узбек.
– Белочка? Белочка, конечно, ни при чем! Но и ей дорогу на «ту сторону» временно закрыли. Велес попытался, было, вступиться. С инспекторами разговаривал, со следователями. Василисочка говорила, даже до судьи добрался. Но все впустую. Оно и понятно: что, спрашивается, может сделать какой-то древний бог с супер современной бюрократической системой?
– Таким образом, – попытался я сделать вывод на основе полученной от кота информации. – Кто-то затеял большую магическую пакость. И для этого ждал очередного похода Белки по мужикам. Тогда ее можно было бы отследить, камни отнять и использовать по назначению.
– Хорошо рассуждаешь! Продолжай! – поддержал меня Васильев-Шестой-Младший.
– Однако, случилось нечто непредвиденное. А именно, Белке запретили визит на ту сторону, и вероятнее всего надолго. В результате у злоумышленника не осталось другого выхода, как организовать похищение.
– Точно! – согласился кот. – Скорее всего, так дела и обстоят. Молодец, Левчик. Жму лапу.
– И кто же этот…?! – далее шла совершенно невоспроизводимая тирада на узбекском, и которой я в силу службы в армии разобрал пару слов, но перевод их за давностью лет забыл. Да он и не требовался. Понятно, что егеря интересовало имя гада, подложившего обществу свинью, веренее укравшего у него Белку, но как раз этого-то мы, по-прежнему, и не знали.
ГЛАВА 21
Болтать с Барсом Мурзоевичем было весьма приятно. Я бы с удовольствием продолжил заниматься этим и дальше, но кот неожиданно свернул, пошедшее по второму кругу гадание на тему «Похитители белок – кто они? Личности. Цели. Задачи.» Объявив нам с узбеком, что утро вечера мудренее, он сказал, что в виду критического положения спать мы останемся в Штаб-квартире, более того, прямо здесь – на кухне. Хан не возражал. Да и я, в общем-то, тоже. Ждать меня никто не ждал. Рыбок, которых следовало бы покормить, или цветов, которые надо полить, у меня не было. Зато они были в Обществе. Поэтому Кот и егерь отправились проведать местный зверинец, а мне было велено помыть посуду и, наконец, перетащить из прихожей Дмитрия. Счастливчик мирно дремал на ковре и, судя по безмятежному выражению лица, видел какие-то очень приятные сны. Это отчасти притупило мое чувство вины, за то, что я случайно ткнул его Спящей Красавицей. Более того, мне даже подумалось, что в этом инциденте тоже проявилось своеобразное везение Димы. Лежит себе, наслаждается заслуженным отдыхом, а мы тут сидим и гадаем, кто, да зачем украл нашего бухгалтера-грызуна, и чем все это закончится. При этом самое печальное, что ни я, ни Хан, ни даже великий энциклопедический ум – Барс Мурзоевич – никак не можем повлиять на сложившуюся ситуацию.
Докантовав блаженно улыбающегося Дмитрия до кухни, я переключился на мытье чашек. Увы, это нехитрое занятие тоже стало поводом к еще одному витку крайне неприятных размышлений. Мне в руки попался стакан в мельхиоровом подстаканнике, принадлежавший Ивану, что в свою очередь не могло не напомнить наш последний с ним разговор. Честно говоря, тогдашняя отповедь Дурака так сильно на меня подействовала, что я дал себе слово, добравшись до Москвы, немедленно расстаться с Обществом и забыть
