– Какая?
– Ну эта, кудрявенькая. Не ладит с тётками в теплоснабжении, хочет, чтобы перевели её. На кухню.
– Никаких шансов.
– Нет, она вообще апелляцию грамотно составила. Всё возможно. Она нажимает, что давление у неё, а там жарко всё время, на её рабместе.
– Я не слышала, чтобы хоть одну апелляцию удовлетворили. Но ты здесь дольше…
– Нет, ты Наташку плохо знаешь! Это совсем другой тип. Она с Володей работала, ещё до того, как его в библиотеку перевели. Чуть в дежурку не пробилась, так хотела! Но туда только мужиков берут.
– В дежурку? Там же не на постоянке работают.
– Внешняя охрана. Которые из Колонии не выпускают.
– Я тебя прошу, нет никакой внешней охраны!
– Ты Марика не знаешь, а он там работал!
– Я сто раз выходила из Колонии, и никто меня не трогал.
– Чего тебя останавливать, если ты до дороги не доходила! Воздухом дышать никто не запретит. А если туда, дотуда дойдёшь, пух тебе в голову – и всё.
– Ну ты как малые мои! Там ни забора нет, ничего. И никого. Другое дело, что идти отсюда некуда.
– Ничего не понимаешь! – Каролина в сердцах плюхнула утюг на стол. Но тут же продолжила вкрадчиво: – Ты Олю знаешь?
– Подожди, это такая полная, красивая? Ещё говорили, она из архива?
– Ну, красивой я её не назову… Так она с чётвёртым корпусом по Интернету переписывалась…
– По Интернету или по внутренней сети?
– Какая разница! Она по-английски переписывалась, потому что они там только по-английски говорят. Русского не понимают. И она узнала, как оттуда трое ушли. Но их вычислили…
– А я думаю, ни на каком английском там не говорят. Я думаю, нет никаких корпусов других. Просто зеркала большие стоят, и наш отражается. Или воздух отражает – как миражи в пустыне… Проверим летом, а, Каро, сходим?
Звон.
– Ну вот, звонок. Смотри, сколько недоглажено! Я так и знала! – радостно возмутилась Каролина.
– Я останусь догладить, Каро. Иди, я всё равно сегодня без ужина. Пока в медчасть бегала…
Глянула с сожалением на руку… Ничего, с повязкой почти нормально.
– Вы останетесь? – спросила бабулек. Кстати, та, что слева, – точно Зина.
– Ты же, Анечка, сама справишься? Да?
– Да! Идите уже.
Приятнее было обдумать всё в одиночестве. Вот и прошли три дня. Сидящий на полу насколько мог медленно поднимал веки. Наслаждался тишиной.
Встал. Раздвинул шторы – снаружи была туманная ночь. Подошёл к входной двери и медленно приоткрыл её. Увидел уходящий бело-зелёный пол и закачал головой. Вышел в коридор. Шлёпали босые ступни. Значит, стены Колонии снова выросли вокруг него. Вернулся, закрылся, но дальше качал головой. И когда сел на тахту, продолжал качать головой, а губы сильно дёргались.
18
Тихо-тихо скребли за стенкой ячейки. Анна прижималась ухом – прислушивалась. Вздрогнула.
– Не пугайся, это я!
Сергей перелез с лестницы в ячейку и уселся удобно.
– Батюшки, что это у тебя? Боевые ранения?
Он схватил её за руку, она отдёрнула.
– Обожглась… Больно же, не трогай!
Сергей с каким-то сладким выражением покачал головой.
– Врёшь ты всё.
– Ладно. Так исстрадалась по тебе, что вены вскрывала. Так лучше?
– Ты – по мне?
– А ты что думаешь? Понимаешь ли, дорогой. Когда люди занимаются сексом, знаешь, что они делают? – спросила строго, подражая голосу той, от которой услышала эти слова.
– Приблизительно.
– Они размывают собственные границы. Границы себя, понимаешь? Физические, нравственные. И не на несколько секунд, как когда клизму делают или ногти сострижёшь… А на длительное время.
– Это кому как повезёт!
– И поэтому отношения людей, которые хоть раз вместе были в постели, не могут остаться прежними. Это нам только кажется, что наши собственные границы надёжны, но… – Забыла точный текст и вернулась к своему голосу: – И в общем, есть такие люди, которые часто меняют половых партнёров, так вот, они добровольно разрушают свою личность, потому что… Ну, то там нарушили свою целостность, то здесь. Которые не меняют, они тоже вроде разрушают, но зацикливаются друг на друге и как бы частично перетекают друг в друга. Герметично зацикливаются.
– Ты чего?
Она прыснула от смеха.
– Это соседка, я подслушивала! Соседку, через стенку. Не Таньку, а с той стороны стойки. Её хахаль гуляет, наверно, на сторону… Не знаю. Вообще, я её не знаю. То есть знаю, конечно, по голосу, но как она выглядит – понятия не имею. К ней часто люди ходят, она с ним разговаривает. Они слушают. А иногда скребёт что-то, скребёт… Как кошка. Опять скребла только что. Зовут Нина её, по-моему.
Сергей потрепал Анну по волосам и попробовал поцеловать, но она отстранилась.
– Я сегодня перенервничала, ничего не выйдет. Ты же знаешь, я если о чём-то нервничаю…
– Из-за этой ерунды?
– Опять будут допрашивать всех, да?
– Ты ни о чём думать, кроме своих противников, не можешь. Это была обычная паника! Света на час не стало, мало ли. Я не знаю, кому в голову стукнуло, что будут взрывать…
Она посмотрела на Сергея с подозрением. Но выглядел он как всегда, не лучше, не хуже. Худой, почти такой же худой, как она.
– Ну ладно, если ты так хочешь, я останусь у тебя до утра, – сообщил снисходительно.
– Нет, я передумала. Ты мне будешь мешать спать. Ну ладно, ладно…
Они поцеловались. Было жарко – дотапливали перед весной, так что Анна охотно разделась. В тепле вообще всегда лучше…
Анна то открывает глаза, то снова спит – во влажности испаряющегося пота.
