– Я не успел сказать тебе, что думаю о той проклятой сделке. Она и все обязательства могут катиться ко всем чертям. Я люблю тебя и не отпущу.
Тори закрыла глаза.
– Скажи это снова.
– Я люблю тебя. Ты моя жизнь, мой свет, тепло моей души.
Тори было тяжело дышать – но ведь от счастья не умирают! Ее мечта становится явью. Прямо сейчас, когда она смотрит, как шевелятся его губы, произнося заветные слова.
– А когда ты понял, что любишь меня?
– В тот день, когда увидел в первый раз… – Спенс помедлил, прежде чем спросить: – А ты… скажешь мне что-нибудь?
Тори удивилась. Неужели этот самоуверенный мужчина может говорить столь… робко?
– Я люблю тебя… и это первая любовь в моей жизни. Чарлз был лишь детской привязанностью, которая не имеет ничего общего с тем, что я испытываю к тебе. – Она нашла его руку и поднесла ладонь к губам. – Я люблю тебя, Спенсер Хэмптон Кинкейд. Думаю, мне надо поблагодарить Чарлза за то, что он сбежал тогда, много лет назад.
Тори почувствовала, как он напрягся. Спенсер ревнует! Смешно, но это было приятно. И, торопясь успокоить мужа, она продолжала:
– Тогда, в парке, он… как бы это сказать… он думал, что мой брак устранит препятствия для наших с ним отношений.
– Ублюдок!
– Он думал, что я влюблена в него… – Набравшись храбрости, Тори решила сказать все: – Знаешь, я позволила ему поцеловать себя, хотела посмотреть, сможет ли он разжечь огонь… и чтобы мурашки бежали по телу, как бывает, когда меня целуешь ты. Но я не почувствовала ровным счетом ничего!
– Никаких мурашек? – Спенс засмеялся – кажется, впервые за всю жизнь.
– Ни одной! Так что ты был прав, когда – помнишь? – говорил, что Чарлз не тот, кто мне нужен.
– Ну и черт с ним! – от души высказался Спенс. Помолчав, он спросил: – Но как же ты выбралась из дома? Я не видел тебя. То есть видел, но…
Тори улыбнулась и, спрятав лицо у него на груди, проговорила голосом Шарлотты:
– Тебе придется узнать кое-что интересное, паренек.
Спенс чуть не подпрыгнул.
– Шарлотта! Не может быть! Но к чему такой маскарад?
– Шарлотта могла позволить себе многое, что не пристало мисс Виктории Грейнджер. И доктор Уоллес сказал, что она спасла мне жизнь – парик смягчил удар.
– А Куинтон знал?
– Нет. И моя мать тоже ничего не подозревала.
– Это само собой. Она просто заперла бы тебя или устроила скандал.
– Она желала мне добра и как могла старалась создать для меня счастливое будущее. Не знаю, сможет ли она меня простить когда-нибудь…
– Боже, Тори, да о чем ты говоришь? Это она должна просить у тебя прощения! Слава Богу, у тебя хватило ума и мужества не следовать ее примеру. Ты не представляешь, как я этому рад.
– Я тоже. – Она потерлась носом о его щеку.
– Но Шарлотта… Эта дама вечно напрашивалась на неприятности.
– Спенс! Ты не можешь мне запретить!
– Наверное, не могу. Но прошу тебя, сделай так, чтобы она не переусердствовала, рыская по борделям. По крайней мере пока носит моего ребенка.
– Ты просто чудо! – Тори чмокнула его в ямочку на подбородке.
Спенс молчал, водя губами по ее ключице. Потом взглянул ей в глаза и неожиданно спросил:
– Ты выйдешь за меня замуж?
Тори онемела. Потом возмущенно произнесла:
– Мистер Кинкейд, уж не хотите ли вы сказать, что свадьба была не настоящей и мы… и я…
– Нет-нет, все было всерьез. Просто ты единственная женщина, которой мне захотелось задать этот вопрос. В тот раз как-то не получилось.
– Правда, единственная?
– Правда.
– Тогда я согласна. Я согласна выходить за тебя замуж каждый год или каждый день.
– Наверное, Шарлотта влюбилась в меня еще тогда, в спальне Оливии, увидев во всей красе, – усмехнулся Спенс. – Но знаешь, – виновато добавил он, – я правда в ту ночь собирался идти домой. Думаю, Оливия чего-то намешала мне в бренди… Что с тобой? Ты дрожишь?
