прикасались к разгоряченной коже.
– Вы совершали поход в одиночестве? – все так же небрежно поинтересовалась она.
Несколько мгновений Спенс молча разглядывал ее.
– Если вы хотели узнать, приводил ли я сюда другую женщину, отвечу – нет, не приводил.
– Мне это безразлично. – Орхидея выпала из задрожавших пальцев.
– Это хорошо. Я уверен, что прошлое не имеет значения. Важно настоящее, потому что именно оно определяет, каким будет наше будущее.
Будущее. Тори поморщилась. В будущем разведенной женщины ей виделось мало радостей.
Она обернулась. Кинкейд снял рубашку и бросил ее на песок. Широкие плечи золотились загорелой кожей. Солнце ласкало каждый дюйм этого прекрасного, совершенного тела. Он расстегивал брюки и с каждой пуговицей теплые солнечные лучики освещали новый кусочек кожи… Тори бросило в жар.
– Что это вы делаете?
– Иду купаться. – Он начал стягивать штаны с бедер.
– В таком виде?
– А что не так? – Попрыгав на одной ноге, Спенс наконец избавился от брюк и остался в чем мать родила.
Он стоял перед ней нагой и не испытывал никакого стыда – и еще улыбался!
– Мы за много миль от цивилизации, Тори. И никто, кроме нас двоих, никогда не узнает, что тут произошло. – Он потянул за завязку на вороте ее блузки. – Идем со мной.
– Я не могу.
– Ты не умеешь плавать?
– Конечно, я умею плавать! – Тори старательно фокусировала взгляд на лице Спенса, иначе она начинала пялиться на него, как невоспитанная простушка. – У меня нет подходящего для купания костюма.
– Неправда. – Веселые чертики прыгали в золотистых глазах. – Господь подарил тебе костюм исключительной красоты.
– Прошу вас, оставайтесь на месте! – Тори вытянула руку, надеясь сохранить между ними безопасную дистанцию. Хотя какая уж тут безопасность!
– Пойдем купаться, Принцесса. – Он уперся грудью в ее ладонь.
– Вы не хотите останавливаться, да? – Она попятилась. – Вы намерены лишить меня чувства собственного достоинства, превратить в развратную женщину…
– Я только и делаю что пытаюсь отыскать женщину внутри ледяной статуи! – Кинкейд уже не улыбался.
– Кто дал вам право пытаться меня изменить?
– Я ваш муж.
– Мне не нужен муж!
– Простите, Принцесса, но вам, помнится, хотелось иметь ребенка, а я прилагаюсь к сделке как непременное условие!
Теперь они стояли друг против друга, сжав кулаки и обмениваясь яростными взглядами.
– Черт бы вас побрал! – Она развернулась и побежала прочь, увязая в песке.
– Нельзя все время убегать! – Спенс догнал ее раньше, чем она добралась до каменной гряды.
– Пустите меня! – Она яростно вырывалась из его крепких рук.
Но Спенс прижал ее к себе, согревая своим жаром трепещущее тело.
– Почему ты меня боишься?
– Не говорите глупостей!
Но Тори отводила взгляд, опасаясь, что его странные золотистые глаза прочтут правду в ее душе. Она была в ужасе: что он подумает о ней? А вдруг случится что-то ужасное? Она боролась, она пыталась освободиться, но уже слышала стук его сердца – так близко и ощущала жар его тела – везде.
– Пустите меня, высокомерный, нахальный…
Он прижался губами к ее рту, и Тори проглотила конец фразы. Глаза Спенса были закрыты, тени от длинных ресниц лежали на щеках. Тори растерялась: как дать ему понять, что она не желает быть его собственностью? Вот пожалуйста: кончик его языка, погладив нижнюю губу, пробрался внутрь… Тори лелеяла свой гнев и негодование, не желая замечать других ощущений, которые поднимались из глубин ее естества. Она сжала зубы, не пуская его язык – авангард агрессивной вражеской армии – внутрь. Но ладони Кинкейда скользнули по ее спине, легли на полушария ягодиц, и неожиданно он прижал ее к себе так плотно, что его возбужденная плоть впечаталась в ее живот. Тори задохнулась от неожиданности, защита ее ослабла, и вот уже язык Спенса исследует влажные глубины ее рта, заставляя ее стонать от неизведанного, но такого приятного чувства. Тори пыталась оттолкнуть его, но руки не слушались. Внутри нарастала страсть, примитивная и древняя, как мир, но от этого не менее мощная. Глаза Тори закрылись. Теперь она жила только своими новыми ощущениями: его сердце бьется совсем рядом так же бешено, как ее собственное, его дыхание на щеке, жар его тела… Как-то вдруг сразу забылись правила и законы, по которым она жила много лет. Образ Чарлза, тщательно хранимый в сердце, показался выцветшим рисунком из старой книги. Теплое, влажное желание пульсировало внизу живота, требуя удовлетворения, отметая все остальное как ненужное. Руки ее обвились вокруг шеи Кинкейда, и теперь уже она сама прижималась к
