Линда сделала еще глоток виски, вкус которого походил на горячий мед.
— Ладно. — Она опустилась на краешек кресла и сложила руки на коленях, держа бокал в переплетенных пальцах.
— Я вам никогда не нравился? — с легким любопытством спросил Энтони, как будто сам факт его мало беспокоил, но все же было интересно узнать почему. — С самого начала?
— Нет, — медленно проговорила девушка. — Не с самого начала. Когда я стала работать у вас, я думала, что вы… — Она замолчала, пригубив бокал и размышляя, что именно сказать. Вся эта беседа была настолько необычна, что казалась нереальной, и трудно было определить ее границы. — Вначале я восхищалась вами. Все говорили, что лучше вас просто никого нет.
Линда откинулась в кресле, немного расслабившись, согретая теплом виски и огня. Она осталась довольна ответом. Во-первых, она сказала правду, а во-вторых, ему вовсе не обязательно знать, как все сотрудницы млели, обсуждая молодого магната, правившего империей, сидя в королевской роскоши тридцатого этажа. Он был не из тех боссов, кто спускается к подчиненным, чтобы поднять настроение или раздать рождественские подарки. Его недоступность усиливала эффект. Окруженный ореолом таинственности, недосягаемый, он волновал и будоражил, словно редкое и необыкновенное зрелище, словно огненный хвост кометы, промелькнувший на небосклоне.
Были девушки, буквально помешанные на нем. Они приходили на работу раньше всех и уходили последними в надежде однажды оказаться в лифте вместе с боссом, у которого был долгий рабочий день. А начальников отделов и служб они терзали расспросами, заставляя рассказывать мельчайшие подробности общения.
Например, день, когда Брук привел на совещание дочь, стал притчей во языцех. Линда слышала, как маленькая прелестная Джейн сидела по правую руку отца, как ей дали блокнот, и она «работала». Линда даже знала, как была одета девочка в черное бархатное платье с белоснежным воротником.
Вспоминая возбуждение сотрудниц в тот день и их неумолкаемые пересуды, девушка вдруг подумала, что каждая пошла бы на все, чтобы поменяться с ней местами. Странно, что это пришло в голову только сейчас. Босс больше не был таинственной личностью. Вот он сидит напротив, откинувшись в кресле, закинув ногу на ногу, вполне реальный человек, даже осязаемый.
Они наверняка сочли бы ее сумасшедшей, узнав, как она рвется домой. Лин глотнула еще виски. Забавно, не правда ли? И какое невезение для Брука! Именно с женщиной-врагом он оказался в одном доме.
— Итак, когда же изменилось ваше мнение? — Энтони не сводил глаз с ее лица, хотя молчали они довольно долго. — Я склонен думать, что как был хорошим бизнесменом, так им и остался, однако вы перестали мной восхищаться.
Линда подняла бокал в шутливом приветствии.
— Но вы же уволили меня, помните?
— Помню. И также помню почему. — Он мягко улыбнулся. Поэтому мне кажется, что ваше отношение изменилось несколько раньше.
— Я думаю, это происходило постепенно, — сказала гостья, стараясь говорить спокойно и рассудительно. Так ему будет труднее отмахнуться от слов. Главное больше не впадать в страстные обличительные речи. — Платили вы хорошо, но ваша нетерпимость… Мы до смерти боялись вас, вы знаете это? Мы врали, покрывая друг друга, если, например, заболел ребенок, или кто-то опоздал, потому что сломалась машина. Мы знали, что поблажки не будет.
— Но большинство крупных компаний очень требовательны к работникам. — По-прежнему не было заметно, чтобы его хоть немного волновало то, что она думает. Казалось, ему было просто любопытно. — Иначе они не выживут.
— Стоун не такой, — выпалила Линда не думая. — Он с пониманием относится к чужим проблемам. Всегда отпустит, если тебе нужно.
Еще до того, как он рассмеялся, девушка сообразила, что угодила в ловушку.
— В «Счастливом доме» царит финансовый хаос, — сдержанно сказал Энтони. — Вот вам и результат.
— Возможно, Кристофер слишком мягкий. Я уже говорила это. — Она покрутила в руках бокал, наблюдая, как плещется жидкость. Этот маленький шторм в большом бокале был очень похож на обиду, засевшую внутри и рвущуюся наружу. Испытывая удовольствие от сравнения, Линда отпила еще глоток. — Хорошо, пусть Стоун не прав, но почему бы не взять золотую середину? — Она подняла глаза на Энтони, чувствуя себя смелее. — Неужели не существует середины между размазней, который доводит дело до краха, и погонщиком рабов, который лучше разобьет семью, чем позволит сотруднику работать несколько часов дома?
— Работать дома? — Энтони медленно убрал руку, которой подпирал голову, и, подавшись вперед, уставился на девушку, — Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал он тихо и сдержанно. — Разбить чью семью?
Настала очередь Лин рассмеяться.
— Ах, вы не понимаете. Мою, конечно. Вы не разрешили работать мне дома, а я просила хотя бы два часа в день. Я проработала на вас два года, не пропустив ни одного дня, ни разу ни о чем не попросив. — Она прищурилась, — Но это ведь вас не касается, верно? Какое вам дело до того, что в тот год умерли мои родители? Какое вам дело до того, что родители отца хотели отобрать сестру… — Голос ее дрогнул, но она взяла себя в руки и продолжила. — И они бы забрали Долли, если бы я не смогла доказать, что смогу зарабатывать достаточно и быть дома, когда она возвращается из школы. Кристофер помог мне. — При воспоминании о том тяжелом времени у нее на глазах навернулись слезы. — Кристофер, не вы!
Брук наклонился и забрал у девушки бокал из трясущихся рук.
— Лин, в этом разговоре нет смысла. Я не знал вашего имени до того дня, когда я… когда вы ушли из компании. Я даже никогда вас не видел.
Она скрестила руки на груди.
— Хорошо, но мистер Голдмэн знал меня. Помните его? Хладнокровная рептилия, что руководила отделом кадров. — Линда хотела изобразить язвительную усмешку, но губы не слушались. — Я уверена, что он все еще там. Вы никогда не уволите человека, чей стиль руководства так схож с вашим, верно? Я даже могу поспорить, вы его повысили.
Она затрепетала от волнения, заметив, как по лицу собеседника пробежала тень. Наконец-то цель достигнута. Вполне возможно, что босс не контролировал действия Голдмэна, и что тот пользовался карт- бланшем. Что ж, тем лучше. Пусть теперь узнает, что творило это чудовище, как он измывался над безответными девушками.
— Голдмэн приходил ко мне несколько раз, — медленно проговорил Брук, словно размышляя о чем-то отдаленном, давно минувшем, затерянном в тумане обрывочных воспоминаний. — Я помню, он говорил, что у него проблемы с кем-то из секретарш. Нарушение режима или… — он покачал головой, — или что-то в этом роде. Сейчас я точно не помню.
— И что вы ему сказали?
Энтони пожал плечами.
— Уверен, что посоветовал действовать на его усмотрение. Это его работа. Я не могу дублировать руководителей служб. Дурная практика.
— Конечно, гораздо лучше ничего не помнить, — насмешливо сказала она, — Лучше нанять кого- нибудь, кто бы присматривал за рабами, погоняя их, не давая передышки, чтобы они без устали крутили колесо, приносящее вам денежки. Тогда и думать не надо, что все эти пешки в вашей гигантской игре живые люди и каждый со своими невзгодами и проблемами.
Она откинула голову, внезапно почувствовав усталость.
— Неудивительно, что Голдмэн такой бессердечный. Пример подается сверху, не гак ли?
Брук не ответил. Она представила, что он сейчас думал. В конце концов, теперь они все выяснили. Все высказано, все, что так долго держалось внутри. Но, к ее удивлению, ни облегчения, ни удовлетворения она не испытала, только усталость и странную опустошенность. Как будто вместе с так долго сдерживаемой обидой и возмущением она выплеснула все чувства, и в душе больше ничего не осталось.
Глубоко вздохнув, Линда поднялась на ноги.
