Жуков по-прежнему работал в мастерской, но жил уже на частной квартире в Охотном Ряду, что снимал за три рубля в месяц у вдовы Малышевой. Дочь ее Марию он полюбил, и вскоре они решили пожениться. Но война спутала все надежды и расчеты. В связи с большими потерями на фронте в конце июля 1915 года был объявлен досрочный призыв молодежи рождения 1896 года. Подходила и очередь Жукова. «Особого энтузиазма я не испытывал, так как на каждом шагу в Москве встречал несчастных калек, вернувшихся с фронта, и тут же видел, как рядом по-прежнему широко и беспечно жили сынки богачей, — отмечал в своих мемуарах Георгий Константинович. — Они разъезжали по Москве на „лихачах“, в шикарных выездах, играли на скачках и бегах, устраивали пьяные оргии в ресторане „Яр“. Однако считал, что, если возьмут в армию, буду честно драться за Россию».[13]
М.А.Пилихин, ценивший Жукова как хорошего работника, предложил устроить так, что его оставят на год по болезни, а может быть, — и по чистой. Однако Георгий посчитал, что по своему долгу обязан защищать Родину. Вряд ли его взгляды могли так поменяться за сравнительно короткий срок. Понятно, что причины первоначального отказа идти на фронт заключались отнюдь не в отсутствии патриотизма или смелости.
И вновь родная Стрелковка, прощание с родителями, а через несколько дней — призывной пункт в Малоярославце, куда Георгий Жуков вместе с односельчанами-одногодками прибыл в начале августа 1915 года. Начиналась солдатская жизнь.
Позже Георгий Константинович не раз задумывался над тем, почему именно так, а не иначе сложилась его жизнь. Например, по тем временам он имел достаточный образовательный ценз для поступления в школу прапорщиков. Но девятнадцатилетнему юноше этого не захотелось, и его по собственному желанию взяли в солдаты. В беседе с писателем Константином Симоновым Г.К.Жуков объяснил свой поступок следующим образом: «На мое решение повлияла поездка в родную деревню незадолго перед этим (перед призывом в армию. — В.Д.). Я встретил там, дома, двух прапорщиков из нашей деревни, до того плохих, неудачных, нескладных, что, глядя на них, мне было даже как-то неловко подумать, что вот я, девятнадцатилетний мальчишка, кончу школу прапорщиков и пойду командовать взводом и начальствовать над бывалыми солдатами, над бородачами, и буду в их глазах таким же, как эти прапорщики, которых я видел у себя в деревне. Мне не хотелось этого, было неловко. Я пошел солдатом».[14]
Попал Жуков в кавалерию, и с ней оказалась связана почти четверть века его военной биографии. После прибытия в Калугу новобранцев направили в учебный городок, находившийся за городом. Там им объявили, что они находятся в 189-м запасном пехотном батальоне, где будет формироваться команда 5-го запасного кавалерийского полка. Сначала предстояло обучаться пехотному строю, и всем выдали учебные винтовки. Отделенный командир ефрейтор Шахворостов объявил внутренний распорядок и обязанности новобранцев. Он строго предупредил, что, кроме как «по нужде», никто не может никуда отлучаться, если не хочет попасть в дисциплинарный батальон. «Говорил он отрывисто и резко, сопровождая каждое слово взмахом кулака. В маленьких глазках его светилась такая злоба, как будто мы были его заклятыми врагами».[15]
Военная служба поначалу давалась Георгию с трудом. На строевых занятиях все новобранцы старались, но угодить начальству, а тем более дождаться поощрения, было нелегко. Придравшись к тому, что один солдат сбился с ноги, командир взвода старший унтер-офицер Малявко задержал всех на дополнительные занятия. «Впечатление от первого дня было угнетающим, — отмечал Жуков. — Хотелось скорее лечь на нары и заснуть. Но, словно разгадав наши намерения, взводный приказал построиться и объявил, что завтра нас выведут на общую вечернюю поверку, а потому мы должны сегодня разучить государственный гимн „Боже, царя храни!“. Разучивание и спевка продолжались до ночи. В 6 часов утра мы были уже на ногах, на утренней зарядке… Втягиваться в службу было нелегко. Но жизнь нас и до этого не баловала, и недели через две большинство привыкло к армейским порядкам». [16]
Дни в учебном подразделении были однообразными, похожими один на другой как две капли воды. В первое воскресенье Жукову, как и другим новобранцам, не дали отдохнуть, а отправили на уборку плаца и лагерного городка. Уборка затянулась до обеда, а после «мертвого часа» чистили оружие, чинили солдатскую амуницию и писали письма родным. Ефрейтор Шахворостов предупредил, что жаловаться в письмах ни на что нельзя, так как цензура все равно не пропустит.
В сентябре 1915 года учебную команду отправили на Украину, в 5-й запасный кавалерийский полк, который располагался в городе Балаклее Харьковской губернии. Эшелон прибыл на станцию Савинцы, где готовились маршевые пополнения для 10-й кавалерийской дивизии. Малоярославецкие, москвичи и несколько ребят из Воронежской губернии были определены в драгунский эскадрон.
Через день вновь прибывшим выдали кавалерийское обмундирование и конское снаряжение, за каждым закрепили лошадь. Жукову попалась очень строптивая кобылица темно-серой масти по кличке Чашечная. «Служба в кавалерии оказалась интереснее, чем в пехоте, но значительно труднее, — вспоминал Георгий Константинович. — Кроме общих занятий, прибавились обучение конному делу, владению холодным оружием и трехкратная уборка лошадей. Вставать приходилось уже не в 6 часов, как в пехоте, а в 5, ложиться также на час позже. Труднее всего давалась конная подготовка, то есть езда, вольтижировка и владение холодным оружием — пикой и шашкой. Во время езды многие до крови растирали ноги, но жаловаться было нельзя. Нам говорили лишь одно: „Терпи, казак, атаманом будешь“. И мы терпели до тех пор, пока не уселись крепко в седла».[17]
Взводный командир старший унтер-офицер Дураков оказался, вопреки своей фамилии, далеко не глупым человеком. Начальник он был очень требовательный, но солдат никогда не обижал и всегда был сдержан. Зато другой командир, младший унтер-офицер Бородавко, был ему полной противоположностью: крикливый, нервный и крайне дерзкий на руку. Старослужащие говорили, что он не раз выбивал солдатам зубы. Особенно беспощаден он был, когда руководил ездой. Жуков и другие хорошо почувствовали это во время кратковременного отпуска взводного. Бородавко, оставшись за взводного, развернулся вовсю. «И как только он не издевался над солдатами! — отмечал позднее Георгий Константинович. — Днем гонял до упаду на занятиях, куражась особенно над теми, кто жил и работал до призыва в Москве, поскольку считал их „грамотеями“ и слишком умными. А ночью по нескольку раз проверял внутренний наряд, ловил заснувших дневальных и избивал их. Солдаты были доведены до крайности. Сговорившись, мы как-то подкараулили его в темном углу и, накинув ему на голову попону, избили до потери сознания. Не миновать бы всем нам военно-полевого суда, но тут вернулся наш взводный, который все уладил, а затем добился перевода Бородавко в другой эскадрон».[18]
Весной 1916 года из учебной команды начали формировать маршевый эскадрон. Однако на этот раз Жуков не попал на фронт: тридцать наиболее подготовленных кавалеристов отобрали для учебы на унтер- офицеров. Учебная команда располагалась в городе Изюм Харьковской губернии. Старший унтер-офицер учебной команды, по свидетельству Жукова, оказался хуже, чем Бородавко. Солдаты прозвали его «Четыре с половиной», так как у него на правой руке указательный палец был наполовину короче. Однако это не мешало ему кулаком сбивать с ног солдата. «Меня он не любил больше, чем других, но бить почему-то избегал, — рассказывал Жуков. — Зато донимал за малейшую оплошность, а то и, просто придравшись, подвергал всяким наказаниям. Никто так часто не стоял „под шашкой при полной боевой“, не перетаскал столько мешков с песком из конюшен до лагерных палаток и не нес дежурств по праздникам, как я. Я понимал, что все это — злоба крайне тупого и недоброго человека. Но зато я был рад, что он никак не мог придраться ко мне на занятиях».[19]
Убедившись, что Жукова ничем не проймешь, «Четыре с половиной» решил изменить тактику и предложил ему стать нештатным переписчиком, вести листы нарядов, отчетность по занятиям и выполнять другие поручения. Однако Георгий с присущей ему прямотой ответил, что в учебной команде он для того, чтобы изучить военное дело и стать унтер-офицером. Реакцию на это можно было предусмотреть. В июне в учебной команде начались экзамены. По существовавшему порядку лучший получал при выпуске звание младшего унтер-офицера, а остальные выпускались вице-унтер-офицерами, то есть кандидатами на унтер- офицерское звание. Жуков не сомневался, что он станет первым в команде и обязательно получит при выпуске звание младшего унтер-офицера, а затем — вакантное место отделенного командира. Однако за две недели до выпуска перед строем было объявлено, что он отчисляется из команды за недисциплинированность и нелояльное отношение к непосредственному начальству. «Четыре с половиной»
