Чапаев

что»подтянуть»никого и никак нельзя, — через себя не перескочишь! Бригады работали, выбиваясь из сил, но тяжкая обстановка одолевала даже героическое, самоотверженное напряжение. Мрачен Чапаев. Забежал на минутку к Батурину, поделился сомнениями — опять к себе. Все ходит, ходит взад–вперед по комнате просторной казацкой избы. Хочется ему придумать что?то — и не может придумать, потому что нет его, этого желанного ответа, Петька из?за двери посматривает и молчит, только ждет — не прикажет ли ему что?нибудь Василий Иваныч….

Ночков, молодой человек лет двадцати трех, офицер, был одним из тех немногих, которым Чапаев доверял, а Ночкова он даже и любил. Поступивши в Красную Армию еще в 1918 году, он многократно успел доказать свою преданность общему делу, был, кажется, ранен, командиров всех знал лично, понимал их верно, ладил с ними по–товарищески, и они его любили и уважали — «свой»был, словом, человек. Насколько его уважал Чапаев — уже по тому одному можно заключить, что за все время совместной работы ни разу на него не крикнул, не грозил, не пугал всеми муками ада, а таких счастливцев не было ведь почти ни одного.

Ночков вошел в комнату и остановился у приотворенной двери, придерживая под мышкой пачку бумаг.

— Входи, чего ты? — посмотрел на него Чапаев.

— Слушаю, — подошел Ночков и, увидев, что Чапаев сел к столу, наклонился и стоя начал доклад.

Он рассказывал и показывал на карте, какую линию заняла дивизия по последним сводкам. Особенно Чапаев остановился расспросами на сведениях о бригаде, которая ушла за Урал, на Бухарскую сторону, и, отрезанная, почти лишенная подвоза, сражалась там, в безмерно трудных условиях. Но когда узнал он, что телеграммой оттуда извещают о прибытии последнего транспорта, — повеселел, стал ласковей, говорил спокойней и тише.

— Как известно вам, — докладывал Ночков, — на обозников тут неподалеку, верстах в пятнадцати, вчера нападение сделано.

— Знаю.

— Расследовали, произвели дознание. Есть убитые и раненые… Казачий разъезд, преследуя, подходил совсем близко к станице, но потом ускакал в неизвестном направлении.

— Догоняли? — спросил Чапаев.

— Опоздали, не видели даже, куда ускакал. Обозники, что спаслись, тоже не знают.

— А не думаешь, Ночков, што тут, близко где?нибудь, побольше имеется?

— Не могу знать. По вашему приказанию рано утром сегодня пущены во все стороны разъезды, улетело два аэроплана…

— Нет еще никого?

— Летчики здесь, докладывали: нет ничего, движения никакого не заметно.

— Ты знаешь? — спросил Чапаев. — Сегодня выставишь школу курсантов.

— Слушаю…

Еще несколько вопросов, и Чапаев отпустил Ночкова…»

Таким образом, Фурманов утверждает, что Чапаев, получив известие о нападении на обоз, распорядился усилить охрану штаба дивизии. В свою очередь, Кутяков, также не находившийся в то время в Лбищенске, пишет, что Василий Иванович не придал особого значения этому факту, так как подобные случаи происходили в этом районе довольно часто.

«Тов. Новиков, бывший офицер, работавший около года с Василием Ивановичем, пользовался его неограниченным доверием, — отмечает Кутяков. — Это был скромный, дельный работник, преданный советской власти. Его недостатком было то, что он хотел все делать сам. Поэтому у него не оставалось свободного времени на изучение как своего аппарата, так и непосредственно подчиненных ему частей, в частности вновь прибывшего из штаба армии 4–го авиационного отряда. Между тем летный отряд, обслуживавший войска Чапаева, своими действиями вызывал обоснованные подозрения. Совершая в течение шести суток утренние и вечерние полеты над открытой местностью, летчики непременно должны были заметить врага.

Если 2–й кавалерийский корпус казаков трудно было обнаружить на марше, так как он передвигался исключительно ночью, зато днем он стоял всего в 25 километрах от аэродрома в камышах, в которых не могли укрыться все 5 тысяч сабель. Предательская роль личного состава этого авиаотряда, обманувшего Красную армию и советскую власть, яснее всего видна из того, что в момент захвата Лбищенска 2–м корпусом казаков, 5 сентября, в 10 часов, все четыре самолета перелетели в расположение казаков в Калмыковскую».

Приведем еще одну публикацию, основанной на воспоминаниях правнучки Чапаева. Это статья А. Щуплова «Жизнь и судьба Василия Ивановича» из «Народной газеты» от 15 мая 2002 г.

«Бабушке удалось узнать, что незадолго до его гибели (речь идет о В. И. Чапаеве. — Авт.) в чапаевскую дивизию из штаба 4–й армии прислали для использования в разведывательных целях 4 аэроплана и летчиков, — рассказывала Евгения Чапаева. — Причем летчики были явно белогвардейцами. Однажды во время разведывательного полета»не обнаружили»конного противника. Начальник оперативной части штаба Чапаева Орловский приложил к этому»необнаруживанию»казаков свою руку. Послали аэропланы второй раз — и снова Орловский доложил Чапаеву:«Казаков не обнаружили, они ушли». Так подсовывали Чапаеву ложные сводки, которыми он должен был руководствоваться в разработке боевых операций. Позже бабушка спросила летчиков чапаевской дивизии, почему они так себя вели. Они ответили:«Нам хорошо заплатили, и мы хотели жить!» Потом в Великую Отечественную войну эти люди стали очень известными, заняли высшие посты в правительстве и командовании. 25 лет бабушка собирала документы, но не могла их напечатать, потому что у власти находились люди, предавшие ее отца…»

Из четырех фамилий Е. А. Чапаева назвала только две — Сладковский и Садовский. Оба погибли во время налета казаков на Лбищенск. Двое других не названы, а сказано только, что они получили деньги за свое предательство, стали в последующем Героями Советского Союза и всю свою жизнь «прикрывали» тему «о Гражданской войне и особенно о Чапаеве»…

Правда ли все это? С целью ответа на этот вопрос обратимся к публикации В. Пешкова и М. Хайрулина «Авиационные формирования Уральской Армии: 1918—1919 гг.» в краеведческом сборнике «Горынычъ». Они отмечают, что поддержку частей 4–й армии в районе Уральска и к западу от него осуществлял 26–й разведывательный авиационный отряд под командой А. Лабренца. Он в разное время насчитывал до 13 самолетов (3 «Ньюпора-17», 2 «Ньюпора-23», 6 «Сопвичей», 1 «Фарман-30», 1 «Ньюпор- 23бис»). В боеспособном состоянии находились от 4 до 5 машин. По характеристике начальника авиации и воздухоплавания Южной группы армий Восточного фронта военного летчика Никольского 26–й разведывательный авиационный отряд был самым ценным по своим боевым качествам и по выполнению поставленных задач.

С переброской 25–й стрелковой дивизии из?под Уфы в района Уральска прибыл и 30–й авиационный разведывательный отряд под командованием бывшего прапорщика С. В. Бейера. В нем служили военные летчики И. Н. Абрамов, Г. И. Арцишевский, А. И. Коваленко. На вооружении имелось 5 самолетов типа «Ньюпор-24», «Ньюпор-17», «Ньюпор-23», «Сопвич» и «Моран–парасоль». Два последних к августу 1919 г. оказались разбитыми из?за летных происшествий. Никольский, оценивая боевые качества 30–го авиационного разведотряда, отмечал: «… Совершено 11 боевых полетов… летчиками Бейером и Коваленко, остальные летчики невежественны и малоопытны. Бейер и Коваленко летали почему?то на «Ньюпорах», а самые ценные машины «Сопвич» отдавались малоопытным и малолетавшим летчикам. В настоящее время отряд отведен в Самару, а о действиях начальника отряда Бейера и комиссара ведется следствие».

3 сентября 1919 г. три самолета боевых звеньев 26–го (бывший подпоручик И. С. Железное)