Чапаев

30 августа 1918 г в Москве во время митинга на бывшем заводе Михельсона В. И. Ленин был тяжело ранен правой эсеркой Ф. Е. Каплан (Ройд). В тот же день в Петрограде юнкер–эсер Л. А. Каннегисер убил председателя Петроградской ЧК М. С. Урицкого, известного своими суровыми расправами над «эксплуататорами». На следующий день большевистские газеты развернули шумную кампанию в поддержку массового террора. В газетах «Правда» и «Известия ВЦИК» публикуется воззвание ВЦИК за подписью его председателя Я. М. Свердлова. «На покушения, направленные против его вождей, — отмечалось в воззвании, — рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов Революции».

От высшего законодательного органа Советской России не отстал и Совнарком. Наркомы юстиции Д. И. Курский, внутренних дел Г. И. Петровский и секретарь Л. А. Фотиева 5 сентября подписали постановление СНК, в котором говорилось:

«Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры».

Позднее, 7 ноября, В. И. Ленин, выступая с речью на митинге сотрудников ВЧК, заявил: «… Когда нас упрекают в жестокости, мы недоумеваем, как люди забывают элементарнейший марксизм… Иного пути к освобождению масс, кроме подавлении путем насилия эксплуататоров, нет».

В армии волю ВЦИК и Совнаркома призван был претворить Л, Д. Троцкий. 2 сентября ВЦИК принял постановление о превращении Советской Республики в военный лагерь. Это решение мотивировалось попытками «империалистических хищников» задушить «Советскую республику и растерзать ее труп на части», стремлением «поднявшей желтое знамя измены российской буржуазии» предать рабочую и крестьянскую страну шакалам иностранного империализма». В соответствии с постановлением «во главе всех фронтов и всех военных учреждений Республики ставится Революционный военный совет с единым Главнокомандующим»[75]. На должность председателя Реввоенсовета Республики был назначен Л. Д. Троцкий, а главнокомандующим — И. И. Вацетис.

На своем первом заседании, состоявшемся 7 сентября, Реввоенсовет Республики постановил «устранить» А. А. Ржевского от должности командующего 4–й армией, а вместо него назначить Л. Я. У грюмова. Однако 10 сентября в должность командующего армией вступил Т. С. Хвесин. Ему исполнилось всего 24 года. Он участвовал в Первой мировой войне, дослужился до звания унтер–офицера. После Октябрьского переворота 1917 г. перешел на сторону большевиков, был военкомом в Саратове, затем возглавлял штаб 4–й армии. Тихон Серафимович командовал ею до ноября 1918 г. В последующем был командующим 8–й армией Южного фронта, группой войск на Дону, помощником командующего Оренбургской группой войск, 1–й армией и Особой группой войск Туркестанского фронта, командующим Мозырьской группой войск Западного фронта. После окончания Гражданской войны Хвесин — помощник командующего войсками Приуральского военного округа, губвоенком в Саратове, а с 1924 г. работал в гражданских учреждениях, возглавлял Госплан СССР, был первым заместителем наркома коммунального хозяйства РСФСР. В начале февраля 1938 г. Тихон Серафимович попал под нож сталинских репрессий.

К началу сентября 1918 г. в состав Восточного фронта входили 3, 2, 5, 1, 4–я армии, Алатырская и Шихранская оперативные группы войск, Волжская военная флотилия; всего около 75 тыс. штыков и сабель, 264 орудия, 1131 пулемет, 7 бронепоездов, 12 бронеавтомобилей, 31 самолет, 5 вооруженных пароходов[76]. Им противостояли Екатеринбургская и Прикамская оперативные группы, Поволжская группа чехословаков и Поволжская народная армия Комуча, Уральская армия и отряды оренбургских казаков, ижевско–воткинские повстанцы; всего около 70 тыс. штыков и сабель, 165—220 орудий, 590—720 пулеметов, 4—5 бронепоездов, 6—8 самолетов, 16—20 вооруженных пароходов и около 30 вспомогательных судов Волжской военной флотилии. Противник стремился силами Екатеринбургской группы войск полковника С. Н. Войцеховского прорваться в направлении Пермь, Вятка, а Поволжской народной армией и Поволжской группой чехословаков — на Нижний Новгород и Саратов. В свою очередь, войска Восточного фронта в соответствии с директивой главкома И. И. Вацетиса от 12 сентября наносили удары на Казань, Симбирск, Сызрань и Самару. На 4–ю армию возлагалась задача «принять меры к скорейшему продвижению вверх по Волге, к быстрому захвату Вольска и к решительному наступлению на Самару, дабы противник не мог перебросить сюда свои резервы»[77].

На правом фланге 4–й армии в районе юго–восточнее Николаевска действовала дивизия Николаевских полков. Начальник дивизии С.П. Захаров, убывший 6 сентября в командировку в город Баронск, возложил временное командование дивизией на В. И. Чапаева. По этому поводу Василий Иванович в тот же день подписал следующий приказ: «Объявляю всем частям Николаевской дивизии, что согласно приказу по дивизии № 27 в командование действующими силами дивизии Николаевских полков я сего числа вступил»[78] .

В. И. Чапаев, вступив в командование дивизией, первым делом принялся за укрепление дисциплины в ее рядах. О том, что с дисциплиной в частях дивизии не все обстояло благополучно, говорилось в приказе командующего 4–й армией, который Чапаев привел в своем приказе от 7 сентября:

При сем объявляю §1, 2, 3, 4, 5, 6, 7 приказа по 4–й армии Восточного фронта за № 14.

$ I. При объезде мною Николаевского фронта я с удовольствием обнаружил везде стремление к воинскому порядку, необыкновенно высокий подъем духа, несмотря на просчеты в обмундировании, снаряжении и т.д., а также дружную paботу чинов штаба Николаевской дивизии, за что объявляю благодарность военному руководителю Николаевского фронта тов. Захарову.

2. При посещении моем 24 сего числа 1–го Советского Николаевского полка командир полка т. Плясунков позволил себе неуместные обращения к солдатам, клонившиеся к возбуждению ропота среди солдат по вопросу о деятельности Штаба относительно обмундирования, снаряжения и вооружения товарищей красноармейцев. Предо мной ясно проходит вся картина работы Штаба, и потому отчетливо представлялась Лея необоснованность и несправедливость обвинения, которые взваливал товарищ Плясунков против штаба. Обвинения были обоснованы на совсем неосновательных предположениях. Подобные выступления имели характер либо заискивания какой бы то ни было ценой расположения солдат, либо характер речи контрреволюционера, старающегося во что бы то ни стало возбудить ропот или неудовольствие красноармейцев против высшей военной инстанции. Напоминаю тов. Плясункову, что призыв к ропоту или неудовольствию составляет одно из наиболее тяжких преступлений против воинской дисциплины. Лишь принимая во внимание блестящую боевую деятельность тов. Плясункова, я ограничиваюсь на этот раз объявлением ему выговора за неуместное выступление с необоснованными обвинениями. Кроме того, предлагаю тов. Плясункову отправить командира батальона, выступавшего тогда же с речью, на излечение как страдающего сильной истерией, вызванной раной, полученной в бою.

§ 3. При посещении полков Николаевской дивизии мною была замечена какая?то глухая работа провокаторов, клонящаяся к подрыву доверия между частями войск, как, например, между 1–м и 3–м Советскими Николаевскими полками.

Предлагаю начальнику дивизии тов. Захарову принять все зависящие от него меры к искоренению этой работы провокаторов…».