Чапаев

— Скажу, — ответил Чапаев. — Доволен, прямо доволен.

— Ну а в бою?

— В бою мы всегда вместе.

— Значит, сработались?

— Как сказать, Михаил Васильевич. Часто спорим. Разругались бы, если бы характер у комиссара был мой. А так ничего — сговариваемся. И в бою он хорош. Полк ему под команду дам не задумываясь… Да что вы меня спрашиваете? Спросите его.

— Спрошу, — улыбнулся Фрунзе. — Что скажешь, Дмитрий Андреевич?

— Претензий не имею, — ответил Фурманов. Чапаев, похоже, обиделся.

— Я?то его перед командующим расхваливаю, а он только претензий не имеет…

Фурманов, спокойный, уравновешенный, тут же остудил Чапаева:

— Не кипятись, Василий Иванович. Хвалиться нам не время. Возьмем у белых Уфу, вот и будет нам с тобою похвала. Дельная, без лишних слов…»

В. В. Козлов, шофер В. И. Чапаева, в своей книге «Рядом с Чапаевым» вспоминал:

«Фурманов горячо любил Чапаева, помогал ему политически расти. Одновременно оберегал его от нападок троцкистских приспешников, которые пытались, под флагом якобы борьбы с»партизанством», подорвать авторитет Чапаева, убрать любимого бойцами талантливого командира и этим ослабить армию. Фурманов не раз доказывал в верхах, что Чапаев не партизан, что он преданный командир Красной Армии и дисциплина в его дивизии крепкая, железная».

О том, что В. И. Чапаева собирались отстранить от должности, писал в своем дневнике Д. А. Фурманов еще 30 апреля 1919 г.: «… На него много клевещут, его понимают даже наши»лучшие»(член Ревсовета Смирнов) как авантюриста — и только. Ему мало доверяют. И этот товарищ Смирнов, например, сообщил мне, что»лишь Чапаев немного покачнется, мы его живо уберем»».

Не оставил без внимания «попытку» убрать с должности Чапаева и писатель М. С. Колесников. Приведем отрывок из его романа «Без страха и упрека»:

«… Не так давно при встрече член Реввоенсовета некто Смирнов–Нестроев сказал Фурманову:

— Ваш Чапаев — авантюрист. Лишь только он немного покачнется, мы его живо уберем. А вы как комиссар должны помочь нам в этом. Для блага Красной Армии.

— Кому это вам?

— Пусть это будет строго между нами: председатель Реввоенсовета Республики Троцкий невысокого мнения о Чапаеве. Это вам о чем?нибудь говорит? Чапаев малограмотен, некультурен, груб, он разлагает массу.

Смирнов был высокий, гривастый. В кожаной тужурке. Он поглаживал рыжую бородку и смотрел на Фурманова козьими глазами. Фурманов сразу же припомнил все последние бои, словно бы окинул взглядом весь боевой путь Чапаева, и сразу потерял ту выдержку, к которой призывал Петра Брауцея и других политработников. Он почувствовал, как закипает в жилах кровь, как наливаются яростью глаза и дрожат губы.

— Я не знаю Троцкого, не знаю, груб он или культурен, но зато хорошо знаю Чапаева, — сказал он резко. — Да как вы смеете отзываться о лучшем начальнике дивизии таким образом? Кто вы такой? Перстенек на пальчике носите. Вы с Троцким не можете простить плотнику Чапаю его грубость, его дерзость и смелость решительно во всем. Вы не видите и не хотите видеть того, как он не спит ночи напролет, как он мучится за каждую мелочь, как он любит свое дело и горит, горит на этом деле ярким полымем. А я знаю и вижу ежесекундно его благородство и честность — поэтому он дорог мне бесконечно…

— Как я вижу, вы, Фурманов, так и не изжили свой анархизм, потому и спелись с анархистом Чапаевым. Какой же вы комиссар, если покрываете явного авантюриста и анархиста? Вы подпали под влияние Чапаева, и я сделаю все возможное, чтобы разбить этот союз.

— Можете не трудиться, Смирнов–Нестроев. А я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы вы больше здесь не появлялись и не возводили клевету на Чапаева!

В тот же день Фурманов написал Фрунзе пространное письмо, в котором просил оградить дивизию и Чапаева от наскоков»узколобого клеветника»Смирнова–Нестроева.

Фрунзе ответил коротко:«Нужно бороться не столько с подлецами, сколько с условиями, порождающими подлецов»…»

Кто же этот «узколобый клеветник» Смирнов–Нестроев? Вероятно, речь идет о члене Реввоенсовета Республики И. Н. Смирнове, который родился в 1881 г., принимал активное участие в революционной деятельности. В 1913 г. Ивана Никитича сослали в Нарымский край, а в 1916 г. мобилизовали в русскую армию. В Гражданскую войну он был членом Реввоенсовета Республики и одновременно в августе 1918 — апреле 1919 гг. Реввоенсовета Восточного фронта, затем членом РВС 5–й армии, председателем Сибирского ревкома. В январе 1933 г. Ивана Никитича арестовали, а через два года обвинили в «создании троцкистско–зиновьевского объединенного террористического центра». В августе 1936 г. Смирнов был расстрелян. Теперь нам понятно, почему он характеризовался как «узколобый клеветник» и «подлец», ведь иначе «врага народа» называть нельзя было.

Возможно, что И. Н. Смирнов действительно намеревался убрать с должности В. И. Чапаева, склонного к партизанщине. По это только предположения. Более серьезные основания к такому шагу давал сам Василий Иванович. Между ним и Фурмановым, несмотря радужные картины, нарисованные в романах и повестях, существовала неприязнь, которая вылезла наружу в тот момент, когда части 25–й стрелковой дивизии шли на помощь Уральску.Как мы помним, 25 июня Чапаев просит, вернее, требует от Реввоенсовета Южной группы армий признать его красным офицером. В тот же день Фурманов пишет командующему этой группой:

«Тов. Фрунзе!

Чапаев, вероятно, станет говорить о»конфликте»(он не дал мне в нужную минуту лошадь, я обругал его»матом», затем он мне предлагал, но я уже сам отказался и т.д. и т.д.). Это не конфликт, а пустяк, который был изжит и забыт в течение двух минут. Не в этом, разумеется, дело. Он почуял беду и недоверие с моей стороны и цепляется за всякие»конфликты». Дело в том, что я уже не питаю к нему больше того доверия, которое питал прежде (подчеркнуто нами. — Авт.). Я хочу заранее поставить Вас в известность и предостеречь от возможных неприятностей, слишком хорошо к нему все время относился, слишком многое прощал, не тревожил Вас до поры до времени своими сомнениями и полагал, что все изживется между нами, в теплой товарищеской среде. Теперь вижу другое: я во многом был излишне доверчив, прост и чистосердечен. Толчком к данному событию послужило посещение нами тюрьмы, где были посажены отказавшиеся идти в наступление мадьяры 222–го полка. Еще не окончив нелепый, комичный, поверхностный опрос — Чапаев предлагал мне расстрелять из них тут же, в тюремном дворе, человек 20— 25. Я отказал ему в этом удовольствии и предложил организовать чрезвычайную комиссию из представителей командного состава, политического отдела и следственной комиссии. Он отказывался, упрямился, но потом согласился, затаив злобу на меня за отказ в моментальном расстреле мадьяр без суда и следствия.

Теперь комиссия работает. Скоро к Вам центр поступит материал и виновные в той или иной степени. Не особенно полагайтесь на упрощенное объяснение Чапаевым всего этого дела с мадьярами. Всего было обойдено около ста камер. Опрос Чапаевым производился следующим образом:«Ну что, как сюда попал? Где лучше — в полку или в тюрьме? Хочешь ли на родину, повидаться с родными? Хочешь ли сражаться в Венгрии или у нас здесь?». И когда на два последних вопроса мадьяры отвечали утвердительно — их отмечали крестом в записной книжке, как желающих дезертировать. Это, верно, означало кандидатуру на расстрел. Когда было обойдено камер десять, я, увидев бессмысленность подобного опроса, уехал сниматься с политическим отделом, оставив с Чапаевым комиссара 74–й бригады и